Борис Николаевский - История одного предателя

• Название: История одного предателя
• Автор: Борис Николаевский
• Жанр: История

В книге рассказывается о "великом провокаторе" XX в. - Азефе, деятельность которого стала классическим примером политической провокации. Е.Ф. Азеф более 15 лет был тайным полицейским агентом и в то же время свыше 5 лет руководил Боевой организацией эсеров. Книга (впервые опубликована за рубежом в 1932 г. и неоднократно переиздавалась там) написана в увлекательной форме и содержит малоизвестные у нас факты о политической жизни России начала XX в., в ней действуют реальные исторические лица - Николай II, С.Ю, Витте, В.К. Плеве, П.А. Столыпин, С.В. Зубатов, Б.В. Савинков, В.М. Чернов и др.

Автор книги - Б.И. Николаевский (после Октябрьской революции эмигрант) - один из наиболее авторитетных за рубежом специалистов по истории России.

---

Закрепление отношений Азефа с г-жею N. шло быстрым темпом. Все время, остававшееся после выполнения обязательной партийной работы и необходимых визитов к Герасимову, Азеф проводил вместе с нею. Они открыто появлялись в театрах, в увеселительных местах, на улице. Азеф был, по-видимому, искренне увлечен и совершенно отбросил в сторону свою обычную осторожность. Его поведение не прошло незамеченным в партийных кругах: вчера его видели в дорогой ложе на легкомысленной оперетке, сегодня - он ужинал в первоклассном ресторане, - и повсюду с г-жею N., которая имела вполне определенную репутацию. Кто-то его встретил у ювелира, когда он отбирал ценные серьги.

Петербург не был деревней, - но столь многие знали Азефа, как партийного деятеля, что ему даже в Петербурге невозможно было скрыть подобное свое поведение. О нем начали говорить. До поры до времени Азеф парализовал эти разговоры, сообщив товарищам по Центральному Комитету о том, что ему удалось завести знакомства в мире кафешантанных певичек в интересах разведывательной работы против царя. Доля истины в этих словах была: если Азеф из своего знакомства с г-жею N. и не извлек полезных данных для подготовки покушения против царя, то, во всяком случае, в некотором роде породнившись через нее с благополучно тогда царствовавшей династией, Азеф, как передает г-жа N.. любил ее расспрашивать о быте и нравах великокняжеского окружения.

Но подобные отговорки мало-мальски убедительными могли быть лишь очень не долго и к тому же только для тех, кто был посвящен я тайну работы Боевой Организации. В более же широких партийных кругах разговоры о необычном поведении Азефа множились и ползли вширь. Герасимов рассказывает, что около этого времени об Азефе начали поступать сведения от целого ряда других его осведомителей по партии социалистов-революционеров. Особенно настойчиво говорил один, убедительно доказывавший, что надо пользоваться обстановкой и арестовать Азефа, - члена Центрального Комитета и руководителя Боевой Организации. Уклончивое отношение, которое только и мог занять Герасимов, в ответ на эти рассказы, явно приводило старательно агента в недоумение, - и он позднее, почти с оттенком облегчения, которое должно явиться у человека, нашедшего решение трудной задачи, принес известие о подозрениях, которые циркулируют в партии против Азефа.

Герасимов вспоминает, что он не раз предупреждал Азефа об опасностях, с которыми связан для него этот образ жизни. Но Азеф не склонен был менять последний. Всю опасность обстановки, которая для него складывалась, он понимал, - но выход искал в прямо противоположном направлении, и все настойчивее и настойчивее доказывал Герасимову, что он должен покончить игру и уйти на покой. Герасимов, по его словам, не особенно спорил. Доводы Азефа и ему казались убедительными: после 15 лет своей работы и в виду опасностей, которые вокруг него все сгущались, Азеф и с точки зрения Герасимова имел право на отдых. Герасимов просил только об одном: довести до конца предположенную на весну операцию по парализованию покушения на царя. На это Азеф дал согласие.

Приблизительно около этого времени имел место небольшой эпизод, оказавший влияние на Азефа и толкнувший его на ускорение развязки: по случайному доносу был арестован помощник Азефа по руководству Боевой Организацией, - П. В. Карпович. Аргунов, видевший Азефа в момент получения известия об этом аресте передает, что Азеф был им "необычайно взволнован". По рассказу Герасимова, Азеф немедленно же заявился к нему на внеочередное свидание и устроил настоящую истерику. По его словам, этот арест неизбежно должен был окончательно погубить его в глазах революционеров, а потому он грозил немедленно же все бросить и уехать заграницу. Герасимов был целиком на стороне Азефа. Арест был произведен без его ведома: "если бы я знал, - говорит он, - я никогда такой глупости не допустил бы". Поэтому Герасимов был готов сделать все, чтобы умиротворить Азефа, - тем более что он совсем не хотел остаться без его помощи во время весенних операций. Азеф требовал немедленного освобождения Карповича, - и притом так, чтобы у Карповича не возникло никаких подозрений. Карпович бежал с каторги и его тщательно разыскивали по всей России. Освобождение его было прямым служебным преступлением. Тем не менее Герасимов не колеблясь обещал удовлетворить и это требование Азефа. Все действительно было устроено самым лучшим образом.

К счастию, у Карповича при аресте ничего найдено не было и ему не было дано понять, что полиция знает, с кем имеет дело. Это создало возможность изобразить как будто задержан он в виду сомнений в правильности его паспорта. Ему объявили, что его отправят на место выдачи паспорта для проверки его личности: такой порядок действительно применялся в случаях, когда личность арестованного не представляла для полиции никакого интереса. После этого Карповича отправили из Охранного Отделения, где он до этого содержался, в Пересыльную Тюрьму. Сопровождать его Герасимов поручил одному из наиболее доверенных своих чиновников, дав последнему строжайшие инструкции "устроить так, чтобы он бежал".

Дело это оказалось не совсем легким: Карпович, который, очевидно, поверил версии о том, что его полиция не опознала, явно не хотел рисковать попыткой побега в Петербурге, в надежде, что такой побег будет более легок в той глуши, куда его посылают. Эти его надежды были основаны на вполне правильной оценке положения, - если бы положение это было нормальным, - а потому он не торопился пользоваться возможностями для побега, которые ему услужливо предоставлял сопровождавший его чиновник. Ехали они на извозчике. В пути чиновник остановил извозчика и зашел в табачную лавочку, - якобы за папиросами. "Я был уверен, - рассказывал он позднее Герасимову, - что вернувшись найду только пустые дрожки, но к моему изумлению Карпович мирно сидел и ждал".

Тогда конвоир предложил Карповичу зайти в ресторан, - "перекусить". Карпович согласился. Заказали обед. Во время него конвоир отлучился "по своим надобностям", - и через дверь смотрел, как себя поведет Карпович. Последний долго колебался, - по-видимому, подозревал какую-то ловушку. "Устал я с ним, рассказывал позднее конвоир Герасимову, - еле-еле удалось выпроводить. Не хотел человек бежать, - что с ним поделаешь?"

Похоже, что именно этот эпизод с Карповичем, заставил Азефа ускорить проведение мер подготовки для переселения заграницу: по рассказу г-жи N. в марте 1908 г., вскоре после масляной, Азеф неожиданно и без всяких объяснений заявил ей о необходимости немедленно же ехать заграницу и предложил в срочном порядке ликвидировать ее квартиру. Так как для продажи обстановки не было времени, то всю ее сдали на хранение в одно из мебельных депо. Полученную квитанцию практичный Азеф заложил в ломбарде за 700 руб.: по размеру этой суммы можно составить представление о материальном уровне жизни г-жи N. в тот период. С собой для заграницы Азеф советовал оставлять как можно меньше вещей. Он лично настаивал на одном только самоваре: чтобы и заграницей можно было пить чай по-русски.

За границей в этот раз Азеф и г-жа N. провели около месяца, - живя частью вместе, в Германии, частью порознь. Возможно, что в это время Азеф ездил в Париж, где тогда умирал Гершуни. Около Пасхи Азеф, захватив с собой г-жу N., вернулся в Петербург. Теперь они поселились вместе в одном из лучших отелей Петербурга и прописались под именем мужа и жены. На этот раз Азеф уделял г-же N. очень мало времени: он был занят и пропадал по целым дням. Один раз он даже уезжал на несколько дней. Г-же N. он свое поведение объяснял хлопотами по ликвидации своих коммерческих дел.

В действительности его дела, конечно, не имели ничего общего с коммерцией, - хотя и были все построены на основах своеобразного коммерческого расчета: помимо участия в текущей работе Центрального Комитета, именно в этот период он провел две больших операции, - получение из Туркестана денег, экспроприированных в Чарджуе, о чем уже говорилось выше, и "покушение" на царя в Ревеле.

Это последнее предприятие Азеф выдавал Герасимову за в высшей степени серьезное и говорил, что для проведения его создана специальная группа человек в 12-15, опорная база которой находится в Финляндии. Судя по всему, в этих его рассказах было много преувеличений: Азеф так сказать набивал цену той услуге, которую он на прощание оказывал полиции. По крайней мере, рассказ об этом эпизоде М. М. Чернавского, - единственного из членов Боевой Организации этого периода, который напечатал воспоминания, - не производит впечатления, что дело было поставлено с большой солидностью.

По договору, который был заключен для этой операции между Герасимовым и Азефом, закончена она должна была быть без арестов: покушение должно было быть предупреждено одними мерами внутриорганизационного саботажа. На аресты Азеф ни в коем случае не давал своего согласия, - и Герасимов принял его условия: так как поездка царя в Ревель была связана с вопросами высокой политики (в Ревеле должно было состояться свидание с королем английским), то аресты и громкий процесс были даже не в видах правительства. Важно было только, чтобы поездка прошла без каких-либо инцидентов... Именно поэтому "конвенция" Азефа-Герасимова без возражений была контрассигнована и Столыпиным.