Олег Смирнов - Неизбежность

• Название: Неизбежность
• Автор: Олег Смирнов
• Издательство: "Советский писатель"
• Жанр: О войне
• Год: 1985
• ISBN: ИБ N 4299

Август 1945 года. Самая страшная война XX века, перемоловшая миллионы человеческих жизней, близится к концу. Советские войска в тяжелых кровопролитных боях громят японскую армию...

Эта книга - продолжение романа "Эшелон", по мотивам которого снят популярный телесериал.

Это - классика советской военной прозы.

Это - правда о последних боях Второй мировой.

Это - гимн русскому солдату-освободителю.

Читая этот роман, веришь в неизбежность нашей Победы.

"Каким же я должен быть, чтобы оказаться достойным тех, кто погиб вместо меня? Будут ли после войны чинодралы, рвачи, подхалимы? Кто ответит на эти вопросы? На первый я отвечу. А на второй?".

Роман Олега Смирнова «Неизбежность» посвящен финальным событиям второй мировой войны, ее "последним залпам"-разгрому и капитуляции японской армии в 945 году. Стремясь к сознанию широкой панорамы советскояпонской войны, писатель строит сложное, разветвленное повествование, в поле действия которого оказываются и простые солдаты, и военачальники.

В романе «Эшелон» писатель рассказывает о жизни советских воинов в период между завершением войны с фашистской Германией и начадом воины с империалистической Японией.

---

Изловпте-ка вы своего и уведите его, а я своего изловлю и уведу.

Чтоб они больше не могли драться!" Все окончилось как бы шуткой. И правильно, что Цзян Цип разрядила обстановку. Спасибо Цзян Цин! Хотя иногда он отъединялся и от жены.

В подобных уединениях Мао по-особому высвечивалось, ради чего он жил, что составляло смысл жизни — борьба за власть и обладание этой властью над миллионами людей, над человеческим бескрайним морем, именовавшимся «Китай». Китай коммунистический, но не на советский, а на свой манер. Мао знает какой.

Когда это будет? Не скоро? Как он торопил события, по они двигались по-черепашьи. От нетерпения, от желания подтолкнуть колымагу истории он скрипел зубами. Горько усмехался: вот они, баловни истории — Рузвельт, Черчилль, Сталин. Ему бы эту силищу, тогда бы показал, кто такой Мао Цзэдуп из деревнп Шаошань провинции Хупаиь!

Похрипывал патефон, шаркала обувь, стучали пиалы, танцоры гомонили и смеялись. Мао, откинувшись в шезлонге, то прихлебывал, то грыз орешки, то, приподняв правое плечо, потирал кончиками пальцев лоб, то зябко сутулился, прятал кисти в длинные несоразмерные рукава. А в комнате было жарко, душно, пахло потом. Мао уловил этот запах и следом уловил чей-то боковой взгляд. Повернулся. Глядел Суп Ппп — пристально, изучающе.

Ты что, пробуешь прочесть мои мысли? Мао улыбнулся, поднял кружку:

— За советских друзей!

Сун Пин поднял свою кружку. Вот такие и парализуют твою волю. Ты и хочешь ускорить события, и не можешь. Ничего, завтра он, вероятно, еще и не сможет радикально действовать, послезавтра — сможет! А сейчас потанцуем! Поддерживаемый Цзян Цип, он поднялся, что-то ей шепнул, и сразу перед ним предстала очаровательная девушка лет шестнадцати. Под смех гостей Мао сказал:

— Жаль, к старости только голова хорошо работает!..

И принялся выделывать на с ловкостью, удивительной при его грузной фигуре. Когда танец закончился, он шумно дышал, Цзян Цин вытирала ему платочком мокрый лоб. Прелестная девица исчезла. Танцы прекратились: из горки пластинок Цзяп Цин выбирала любимые мужем старинные китайские оперы. Послушали одну пластгшку, вторую, третью.

Суп Пин провозгласил:

— За успехи китайских товарищей!

Мао стукнулся кружкой о кружку, отхлебнул и сказал чуть слышно, шутливо и с чуть приметной улыбкой:

— За то, чтоб вскоре мы могли бы чествовать советских товарищей в столице коммунистического Китая.

Выпивали, закусывали, слушали музыку. Рассеянно улыбаясь, Мао размышлял: "На гребне революции пас вознесет над Китаем!

Исстрадавшийся, умирающий с голода народ поддержит нас. И мы дадим ему новую жизнь: без голода, но и без излишеств. Иначе парод зажиреет, потеряет способность к дальнейшей борьбе. Надо, чтобы парил был поджарый, готовый к прыжку! У американцев появилась сверхмощная бомба, ее взорвали шестого августа над Хиросимой. Вот это оружие! По всей вероятности, такую бомбу создают и русские. Америка нам ее не даст, а Советский Союз обязан дать. Любыми средствами заполучить сверхмощное оружие!"

Из-под припухлых век он оглядел гостей. Веселятся, пыог, едлт. Радостны, жизнелюбивы. Да, конечно, когда-нибудь они вместе с Мао Цзэдупом окажутся в столице Китая. Но руководителей, как и народ, следует держать в строгости. И время от времени проводить их духовное очищение. "Да, неизвестно, кто из вас сохранится в руководстве ло тон благословенной поры", — подумал и стал медленно, величественно прихлопывать в ладоши в такт музыке, все больше и больше отставая от нее.

Потом Мао притих, будто задремал, и присутствующие гуськом вышли из комнаты. Осталась Цзян Цин. Она сняла пластинку, осторожно стряхнула пепел с колен мужа, укрыла их пледом, ласковым, женственным движением поправила его рассыпавшиеся волосы, и он, не прерывая дремы, так же лениво-величественно похлопал ее ниже спины. В спертом, мглистом воздухе оплывали свечи, их копоть смешивалась с табачным дымом. За окном, наверху, где-то в горах выли шакалы, и от этого еще гуще казалась могильная тишина пещеры.

18

Солдатские разговоры — о чем угодно. На сей раз такой разговор посеял повсеместно татуированный Логачеев. Посасывая самокрутку и сплевывая, он завел грубым, толстым голосом:

— Товарищи граждане, сон приснился. Как будто скопытило меня возле города Ржева. Будто под кусточком, в крови дохожу…

— Мне ранения тож частенько снятся, — говорит Толя Кулагин.

— В том-то и штука! Я и в натуре был раненый подо Ржевом, доходил, истекал кровью в тальнике. А было так: шли в атаку, снаряд ка-ак врубит — привет и наилучшие пожелания! Очнулся, лежу, вверху звезды, тихо. И не пойму, на том ли я свете или еще на этом подзадержался. Если убитый, значит, я на том свете, если псжудова живой, значит, на этом. Рукой-ногой пошевелить не могу, но шарики работают. Думаю: пришибло насмерть, тогда где ж я, в раю или в аду? Насчет раю — сомневаюсь, потому не святой. Однако один ость плюс: солдат как солдат, за чужие спикы не ушмыгпвал. Ну, ангелов не видать, райской музыки не слыхать… В аду? Но и чертей не видать, никто не волокет меня поджаривать на горячей сковородке… И вдруг слышу: "Видал, разлегся вопи… Да не мертвый он, а живой… А коли живой — ползи к своим, так нет, все на санитаров перекладывают… Ладпо. Тарасюк. бери его за ноги, я — за руки…" — и мат. Ясно, где я: на земле, не убитый! Еще поживу!

— Поживешь, Логач, а чего же? — Это опять тонкий, ребячий голосок Кулагина.

Да, фронтовикам нередко снятся их ранения и родные хаты.

Мне на ночевке приснился в который раз наш ростовский дворик с разгуливающей по траве маминой любимицей Туськой — пестрой кошкой с длинным и утончающимся, как у крысы, хвостом. усатой, знаменитой на весь коммунальный дом мышеловкой. Надо же, Туська приснилась. Даже упоминать о таком сне неудобно.

И в какой момент и где приснилась — на войне с Японией, в августе сорок пятого!

Кстати, старшина Колбаковский, уважаемый Кондрат Петрович, высказался в том смысле, что это не самостоятельная война, а последнее сражение великой войны, которая началась для вашего народа событиями на Хасане в тридцать восьмом году и продолжилась боями на Халхин-Голе в тридцать девятом и в Финляндии — в сороковом. У старшины роты своя теория, свой взгляд на военную историю. Ну, а парторг Микола Симоиенко провел беседу о событиях на озере Хасан и реке Халхпн-Гол.

Выкроил время. На большом привале. Закончив рассказ, спросил солидно:

— Какие будут вопросы, товарищи?

— У меня вопросик. — Руку тянул Погосян.

— Пожалуйста.

— Что, без нас союзникам не одолеть Японию? А? — У Погосяна сильный акцент, и потому его вопросы звучат очень веско, — Не по существу, однако отвечаю… Видишь ли, товарищ Погосян, я лично считаю: без нас никак не справятся.

— Еще интересуюсь… Америка да Англия с нами союзнпчают поневоле, по расчету. Они ж хотели столкнуть пас с Гитлером, а он сперва кинулся на них, потом уж на нас. Так вот, интересуюсь: после войны Америка да Англия не скурвятся. не будут ва нас кого натравлять?

— Ругаться не стоит, товарищ Погосян… Лично я считаю: чему-то должны научиться.

— И я так считаю… А как считают в Америке, мы не знаем…

Симоненко наморщил лоб, собираясь ответить Погосяну. но раздалась команда к построению, и все поднялись с земли. Беседа парторга как будто сразу отошла в прошлое, но я успел подумать: "Уроки истории для империализма? Может быть. Однако обреченность застит ему перспективу…"

За ночь, точнее, за четыре часа маленько передохнули, и теперь все суетятся, весело покрикивают. Во сне прихватывало холодком, да и по предрассветыо воздух свежий, не иссушенный.

Но выплескивается на небо заря, выкатывается из-за горного гребня солнце, и вот-вот будет обычное: жара, пекло, ад, куда пока не попал рядовой Логачеев.

Зашагали натощак — завтрак будет на марше. — под ЕОГЙМП сильней и сильней чавкали болотистые луга, дурно пахнувшие испарениями (жижи вдосталь, а воды все-таки кет), перед глазами дыбились скалистые оголенные отроги, исполосованные трещппами. Казалось, до гор рукой подать, но шагаем и шагаем, а они словно не близятся.

Сон еще не сброшен окончательно, однако идем ходко — радость наступления! По Внешней Монголии тоже был марш, и как он трудно давался. А тут будто не тот же зной, не то же безводье, не те же бесконечные, оплетающие ноги версты. Вперед к победе, вперед к миру! Я стараюсь ступать легко и чувствую, как автомат пересчитывает мне ребра. Вперед — это правильно, но перед победой и миром были и будут бои. Ныне совершенно очевидно: японцы заранее увели из приграничья главные силы, потому здесь такое относительно слабое сопротивление.

Командир полка говорил: главные группировки за Хинганом, там, на Маньчжурской равнине, предстоит генеральное сражение, однако не исключено, что японцы попытаются раньше нас выйти к Хингану с другой стороны, захватить перевалы, закупорить горные проходы. А вывод прежний: быстрей вперед, вперед, на войне упреждение противника много значит.