Олег Смирнов - Неизбежность

• Название: Неизбежность
• Автор: Олег Смирнов
• Издательство: "Советский писатель"
• Жанр: О войне
• Год: 1985
• ISBN: ИБ N 4299

Август 1945 года. Самая страшная война XX века, перемоловшая миллионы человеческих жизней, близится к концу. Советские войска в тяжелых кровопролитных боях громят японскую армию...

Эта книга - продолжение романа "Эшелон", по мотивам которого снят популярный телесериал.

Это - классика советской военной прозы.

Это - правда о последних боях Второй мировой.

Это - гимн русскому солдату-освободителю.

Читая этот роман, веришь в неизбежность нашей Победы.

"Каким же я должен быть, чтобы оказаться достойным тех, кто погиб вместо меня? Будут ли после войны чинодралы, рвачи, подхалимы? Кто ответит на эти вопросы? На первый я отвечу. А на второй?".

Роман Олега Смирнова «Неизбежность» посвящен финальным событиям второй мировой войны, ее "последним залпам"-разгрому и капитуляции японской армии в 945 году. Стремясь к сознанию широкой панорамы советскояпонской войны, писатель строит сложное, разветвленное повествование, в поле действия которого оказываются и простые солдаты, и военачальники.

В романе «Эшелон» писатель рассказывает о жизни советских воинов в период между завершением войны с фашистской Германией и начадом воины с империалистической Японией.

---

"Никогда не скажет — "мои", — подумал Малиновский, промокая носовым платком лицо и шею: чай утолял жажду, но незамедлительно выходил потом.

Режущий свет солнца. Неподвижная духота, редкостный час почти безветрия. Каменистые и песчаные сопки. Барханы, бархапы — кое-где в полыни и ковыле, кое-где голые, сыпучие. Песок — словно застывшие волны. Ковыль при ветре тоже ходит волнами. Как на море…

Василевский сказал:

— Это заботы, так сказать, сухопутные… Но нам же, Родион Яковлевич, предстоят и морские операции. Как известно, после начала Дальневосточной кампании планируем высадку десантов в Корее, на Южном Сахалине, на Курильских островах… Морской театр составит — с севера на юг — четыре тысячи миль! Представляете?

— Представляю, Александр Михайлович! — ответил Малиновский и подумал: "А моему фронту наступать в полосе шириною в две тысячи триста километров! Тоже что-то значит!"

— Мне и за флот отвечать перед Ставкой. За псход всей кампании — на суше, на море и в воздухе…

"Перед Сталиным отвечать… А там, где отвечать, всегда говорит о себе", — подумал Малиновский, напряженно слушая Василевского.

Тот налил из термоса еще чайку, отхлебнул, задумался. Потом сказал с той же задумчивостью:

— Флотским тяжеленько придется… Сложность в том, что морской театр разделен на зоны действий советского военно-морского флота и американского. Зоны определены так, что в Японском море разграничительная линия проходит всего в ста — ста двадцати милях от нашего берега, а в Беринговом проливе коегде даже в пятнадцати — двадцати милях! Это исключало действия нашего флота на всю оперативную глубину противника, существенно затрудняло ведение морской оперативной разведки…

Заметьте: ограничение действий Тихоокеанского флота позволяло японским кораблям появляться у советских берегов, угрожая и флоту и сухопутным войскам на приморских направлениях…

— Как же мы согласились на такое разделение морского театра войны?

— Учитывая заверение правительства США, что их военноморские силы, а они мощны, развернут активные действия на море и тем самым будут способствовать наступательным операциям советских войск… Но лично я, между нами говоря, не очень верю этим обещаниям…

— Почему, Александр Михайлович?

— Мне кажется, со вступлением в войну Советского Союза американское правительство будет стремиться как можно скорее перебросить свои войска для оккупации собственно Японии. Все помыслы и средства нацелят на это… Да и вообще, как известно, американцы не отличаются обязательностью — как союзники…

Вот вам свежий пример, опять-таки дальневосточный… Американцы выставили минные заграждения, в том числе и у корейского побережья, — это наша операционная зона. Нам сейчас надо знать, где выставлены мины, чтобы не напороться. Запросили американцев. И что же, как вы думаете, они ответили? Ответило морское министерство: да, у Сейсина и Расина в различное время выставлено свыше пятисот донных магнитных и акустических мин, однако координаты этих заграждений сообщить не можем, так как мины выставлены не флотом, а американской авиацией… Ответик?

— Да, излишней обязательностью наши союзники не обременены, — сказал Малиновский. — Меня крайне возмутило: во Владивостокский порт из Америки были доставлены грузовики в разобранном виде, наши шоферы и ремонтники стали их собирать, и тут-то чепе: при вскрытии упаковки выявилась недостача нескольких тысяч кузовов!

— Мне докладывали…

— Что это?

— Воровство. Или хуже…

— Наверное, хуже, Александр Михайлович… Пришлось срочно изготовлять кузова. Забайкальский фронт для этих работ выделил десять тысяч человек.

— Да и другие фронты не поскупились…

Они помолчали. Допили чай. Был убран столик. Но маршалы продолжали сидеть на хилых брезентовых стульчиках. Малиновский барабанил пальцами по подлокотникам, посматривал на Василевского: еще что-нибудь скажет? Он был признателен за то, что сдержанный, суховатый, порой и замкнутый главком разговорился, и тон его был доверительный, товарищеский.

И Родион Яковлевич вдруг почувствовал: не касающиеся будто впрямую его, командующего Забайкальским фронтом, заботы далеких моряков-тихоокеанцев как бы высветили и его собственные, сугубо сухопутные заботы и помогли лишний раз понять:

Забайкальский фронт — часть грандиозной военной машины, другие ее части — Дальневосточные фронты, флот и флотилии, воздушные армии и корпуса. И чтобы эта машина сработала на полную мощность, все ее части должны быть отлажены, и, конечно, важнейшая — Забайкальский фронт… Показалось, Василевский задремал: веки опустил, утопил себя в брезентовом стульчике, не шевелится. Устал. Да и он, Малиновский, притомился: какой день по войскам да по войскам. Но Александр Михайлович тут же открыл глаза и ясным голосом признес:

— Родион Яковлевич! Находясь поблизости от Халхин-Гола, грешно было бы не навестить места, памятные по тридцать девятому году.

— Грешно, — согласился Малиновский. — Предлагаю поехать, не откладывая. Километров около ста всего-то…

"Виллисы" заурчали, выбираясь из распадка. Ветровые стекла сверкнули отсветом, песчаная пыль потянулась хвостом за машинами. На кочках, на вымоинах встряхивало, и Малиновский хватался за скобу. Похватаешься! Ежели тебя так вот швыряет туда-сюда. За эти дни намотали на колеса сотни километров, и ушибленные бока ныли, и поясница ныла от многочасового сидения в "виллисе".

Да, так-то вот раскатывает он в машинах. А тогда, двадцать четвертого июня, печатал строевым по брусчатке Красной площади, стараясь легко нести свое огрузневшее, затянутое в парадный мундир тело. Парад Победы запомнится навечно, и его кульминация: прославленные воины, шеренга за шеренгой, бросают к подножию Мавзолея креповые знамена со свастикой — знамена непобедимого некогда вермахта. И, наверное, для тех, кто ехал на войну с Японией, этот момент имел особый смысл…

К местному пейзажу попривык. Безлесные сопки и барханы, затопленные солнцем степи. Пески, солончаки, соленые озерца.

Полынь, ковыль, в низменностях — камыш. Населения мало, зато комаров — в изобилии. И чем ближе к реке, тем их больше и больше, тучей на ходу атакуют машину, кусаются, собаки. Держась правой рукой за скобу, левой Родион Яковлевич шлепал себя по лицу, по шее, обмахивался платком. Водитель сочувственно проворчал:

— Злые, ровно самураи…

— А ты откуда знаешь, какие самураи?

— Догадываюсь, товарищ командующий!

Твои догадки, шофер, подумал Малиновский, — недалеки от истины. А со злым противником и воевать надо зло, я бы сказал — воевать надо с веселой злостью. Побывал в войсках и убедился: боевой дух повсюду высокий, личный состав готов к наступлению. Будем наступать! Наши козыри — внезапность удара и стремительность подвижных передовых отрядов, не боящихся оторваться от главных сил, от тылов. И еще обстоятельство: впереди общевойсковых соединений пойдет не только Гвардейская танковая армия Кравченко, но и другие танковые соединения и части фронта. Чтобы как можно быстрее достичь Большого Хингана, форсировать его и выйти на Маньчжурскую равнину. Тем самым упредим японцев. Вот достоверные данные, включая данные агентурной разведки: две трети Квантунской армии за Хпнганом, треть — между государственной границей Маньчжоу-Го и Хинганом, войска прикрытия. Разгромить эти войска и рвануться к перевалам Большого Хингана, — кстати, хребет примерно равно удален и от границы и от главных сил Квантунской армии. Расчет японского командования: войска прикрытия изматывают наступающие войска и задерживают их продвижение в глубь Маньчжурии, главные же силы Квантунской армии, маневрируя, наносят контрудары в нужных направлениях, вынуждают нас к обороне, а затем, пополненные стратегическими резервами, переходят в контрнаступление, вторгаясь в пределы советского Забайкалья и Дальнего Востока. Это не расчет, а скорее просчет. Ибо у японского командования явно ошибочные — в сторону занижения — сведения о советских войсках на Дальнем Востоке и в Забайкалье, об их численности, оснащенности техникой и боевой выучке. Вдобавок японцы ошибочно полагают, что наступление Красной Армии может начаться не ранее сентября — октября, когда в Маньчжурии заканчивается сезон дождей. Нет, господа, мы не будем ждать сентября — октября…

Потом Малиновский подумал: Александр Михайлович назвал места боев на Халхин-Голе памятными не потому, что они ему лично памятны, в тридцать девятом его там не было, нашей армейской группой командовал Жуков, а потому, очевидно, что опыт тех боев пригодился Красной Армии, хотя и был локален. Это был инцидент, не переросший в войну. Великая Отечественная затмила здешние события тридцать девятого, и если сейчас сравнить то, что было на Халхин-Голе, с тем, что будет в Маньчжурии, масштабы окажутся несоизмеримыми, лишь противник тот же — квантунцы, лучшие в японской армии войска…