Валентина Мухина-Петринская - Встреча с неведомым (дилогия)

• Название: Встреча с неведомым (дилогия)
• Автор: Валентина Мухина-Петринская
• Издательство: «Детская литература»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1969

Нашим читателям хорошо известно имя писательницы-романтика Валентины Михайловны Мухиной-Петринской. Они успели познакомиться и подружиться с героями ее произведений Яшей и Лизой («Смотрящие вперед»), Марфенькой («Обсерватория в дюнах»), Санди и Ермаком («Корабли Санди»). Также знаком читателям и двенадцатилетний путешественник Коля Черкасов из романа «Плато доктора Черкасова», от имени которого ведется рассказ. Писательница написала продолжение романа — «Встреча с неведомым». Коля Черкасов окончил школу, и его неудержимо позвал Север. И вот он снова на плато. Здесь многое изменилось. Край ожил, все больше тайн природы становится известно ученым… Но трудностей и неизведанного еще так много впереди…

Драматические события, сильные душевные переживания выпадают на долю молодого Черкасова. Прожит всего лишь год, а сколько уместилось в нем радостей и горя, неудач и побед. И во всем этом сложном и прекрасном деле, которое называется жизнью, Коля Черкасов остается честным, благородным, сохраняет свое человеческое достоинство, верность в любви и дружбе.

В настоящее издание входят обе книги романа: «Плато доктора Черкасова» и «Встреча с неведомым».

---

Ночевал он то у товарищей, то у сердобольного дворника дяди Гриши, то у шпаны с их улицы. Марк стал искать работу. Нелегкое дело найти работу в неполных пятнадцать лет. Учителя стали хлопотать, чтобы его приняли в интернат. Рыжик тоже ходила просить за него директора. С интернатом бы и вышло в конце концов. Но оскорбленный в лучших чувствах дядя уготовил ему другую судьбу: специальное профессионально-техническое училище.

«Вы знаете, на что он потратил свои первые деньги? — спрашивал повсюду Вадим Павлович, — на узконосые туфли! Стиляжьи штаны! Красные носки. Это в пятнадцать-то лет! Он сошелся со шпаной. Он тунеядец, вор, он… где-то я просмотрел. Боюсь, что он неисправим. Вся надежда на колонию. Там воспитывают по принципам Макаренко…»

Марк очутился в бараке, где находилось около семидесяти правонарушителей. Новым товарищам Марк сначала определенно не понравился: задирает нос, считает себя лучше других (на вопрос, на чем погорел, ответил, что страдает невинно). Посему было решено устроить ему «темную», дабы сбить с него спесь.

Марк, обладающий острым слухом, кое-что услышал и понял — сразу после отбоя на него набросят одеяло и будут «сбивать спесь».

Марк рассказывал очень образно. Вот Марк сидит с замирающим сердцем на своей койке, а этот самый отбой неотвратимо надвигается. О чем он думал в этот страшный час? Мой Марк, мой лучший друг!.. О дяде? О товарищах?

Теперь его товарищи вот эти подонки, которыми он брезгует (а они почувствовали это, потому и хотят его бить). С ними отныне ему спать, есть, работать. Марк задумчиво всматривался в них. До чего же они похожи друг на друга. Все остриженные наголо, одетые в одинаковые казенные куртки и широкие штаны, одинаково бледные, угрюмые, сквернословящие. Нет, пожалуй, не так уж они похожи… Разные. Покорные и буйные, беспечные и озабоченные, смелые и трусливые, озорные, вялые, тупые, умные, испуганные. Некоторые моложе его… Совсем ребятишки! Общее у них, собственно, лишь одно: все они слишком рано столкнулись со злом. Мальчишки от четырнадцати до шестнадцати лет.

У Марка вдруг перехватило горло, до того ему сделалось жаль этих сорванцов, которые собирались его бить.

А дерутся они часто. Жалят друг друга, как скорпионы в бутылке. Но неприязни к ним Марк уже не чувствовал. Только одного человека он ненавидел в свои пятнадцать мальчишеских лет — дядю.

Что же делать? Несчастье случилось, от него никуда не денешься. Марк и не подумал ни в чем раскаиваться, он не чувствовал за собой никакой вины. Надо было приучаться жить здесь… А эти ребята — его товарищи. Товарищи — значит, он должен относиться к ним по-товарищески: то есть не считать себя лучше и выше, только потому, что он не воровал и не грабил. Он бы никогда не унизился до воровства, как никогда не унизился до лжи, даже если бы умирал с голода. Но они его товарищ и…

Марк встал и пошел к ним… Сделалось очень тихо. Ребята настороженно смотрели на высокомерного новичка, которого они собирались «проучить».

— Тоска здесь зеленая, — просто сказал Марк. — Хотите, расскажу что-нибудь интересное?

Ребята переглянулись. До отбоя еще далеко. Пусть пока рассказывает.

Марк присел на чью-то койку и стал рассказывать историю Давида Копперфильда.

Давно уже был отбой, дважды заглядывал к ним воспитатель и приказывал спать, а Марк все рассказывал. Он остановился на самом интересном месте и лег спать.

— Доскажу завтра, — пообещал он.

— Спасибо! — благодарно сказал самый маленький.

— Спасибо! Спасибо! — понеслось со всех сторон. Все дети любят слушать (взрослые тоже).

— С ним не заскучаешь! — сказал самый большой. — Вот повезло нам!

Никто и не вспомнил о том, что собирались его бить. Отныне он был на положении любимца публики. Им восхищались, его берегли, к нему подлизывались. Днем на работе к нему подходили ребята из других бараков.

— Марк, ты будешь сегодня рассказывать?

— Буду.

— Можно прийти?

— Конечно, можно.

С того дня, как Марка привезли в колонию, там стало чище и радостнее. Драки прекратились, по крайней мере, в его бараке. Удивительное дело. Утеряв свое детство, Марк словно вернул его этим маленьким правонарушителям. Не знаю, насколько бы их хватило? Остались бы они такие? Марк пробыл в колонии меньше месяца.

О том, что Марка собирались после отбоя бить, заподозрил в тот первый день и дежурный воспитатель. Он был наготове, и каково же было его изумление, когда Русанов без постороннего вмешательства справился с семидесятью озлобленными хулиганами—не физически, а морально, взяв над ними верх. Через несколько дней воспитатель доложил о новичке начальнику колонии Михаилу Михайловичу Захарченко:

— В бараке ни одной драки. Всё свободное время слушают Русанова. Когда он устает, мальчишки мирно беседуют, вспоминают дом, смеются. Ни разу не играли в самодельные карты, потому что Марк не любит карт. Вчера перед сном развозились, как маленькие: прыгали, бросались подушками, хохотали. Ни одного проступка на весь барак.

Вот тогда Михаил Михайлович решил поговорить с Марком. Предварительно он ознакомился с его делом… К своему великому удивлению, он не нашел там «состава преступления». Каким же образом мальчик попал сюда? Что за чушь?

Михаил Михайлович хотел вызвать Русанова в кабинет, но, подумав, сам пошел в барак.

Марк как раз рассказывал. Ребята слушали не дыша. При виде начальника встали. Захарченко добродушно махнул рукой.

— Садитесь. Русаков, продолжай. Я тоже хочу послушать. — Захарченко сел на табурет у стола. Марк покосился на него, но продолжал непринужденно рассказывать.

Захарченко слушал с полчаса, пока Марк не объявил перерыв.

— Я устал, — пояснил он коротко. Захарченко с восхищением смотрел на него.

— Спасибо, Марк. Я ведь не читал «Таинственного острова». Как-то не удосужился. У меня тоже было нелегкое детство. И я… считался трудным малым. Но теперь обязательно прочту.

…Марка выпустили как «не нуждающегося в изоляции» да еще справку дали, что он «ударник труда и примерного поведения». Домой Марк отказался ехать наотрез. На первых порах его приютила жена Михаила Михайловича. Захарченко добился зачисления Марка в интернат для окончания образования. Но Марк неожиданно отказался.

— Я больше не хочу в школу, — отрезал он. — Поеду в Архангельскую область.

Михаил Михайлович долго смотрел на него.

— Не сорвешься? — спросил он.

Марк удивленно взглянул на него. Захарченко усмехнулся.

— Будешь писать?

— Буду.

— В Москве к тетке зайди.

— Обязательно. И к дяде Грише. Это дворник. Славный старик.

— Куда же ты хочешь, на стройку?

— Хочу стать летчиком, работать в лесной авиации. Хорошая школа.

— Молод еще, не возьмут.

— Возьмут. Хоть аэродром подметать!

— Ты это только теперь придумал?

— Нет. Я с одиннадцати лет мечтал стать пилотом, только никому не говорил. (Рыжику, положим, говорил.)

Марк взял у Захарченко взаймы денег на дорогу и уехал.

Марк приехал в один из городков Архангельской области (адрес прочел в «Огоньке» — статья была о лесной авиации), пришел на аэродром и попросил работы. Его не взяли. Марк заявил, что все равно не уйдет («Я же специально ехал к вам из Москвы»), даром согласен работать.

— А что есть будешь?

— Ягод в лесу нарву.

Оставив в конторе чемоданишко, Марк таскал со склада ящики со взрывчаткой, ранцы, мотыги, лопаты, помогал снаряжать и мыть самолеты… Вечером его взяли переночевать в общежитие, напоили чаем, накормили.

Марка полюбили. Закрыв глаза на правила, устроили на работу. Работал он как взрослый. Ему не было и шестнадцати, когда его в виде исключения допустили к парашюту.

В лесной авиации Марк работал до самой армии. Кончил вечерний авиационный техникум. В военкомате ему предложили самому выбрать род войск. Он попросился в воздушную часть.

И начались солдатские будни… Трудная, напряженная учеба требовала выносливости, смекалки. Ведь десантник должен быть радистом, сапером, метким стрелком, спортсменом.

Новые товарищи, новая жизнь. Он и в армии много рассказывал, скрашивая солдатам длинные зимние вечера.

После армии Марк поступил в полярную авиацию. Специально просил, чтобы его назначили в Черкасский, потому что там теперь работал Захарченко.

— Не легко ему, — сказал Марк, — сам знаешь, какой это район, побольше Бельгии или Голландии. Огромное строительство. Скоро вырастет город. А народ здесь трудный. Жена его заведует хирургическим отделением больницы в Черкасском.

— Марк, а Нина тебе пишет?

— Рыжик? Конечно. Она учится в медицинском. Закончит, будет проситься сюда.

— Вы… поженитесь?

— Конечно! Хочешь, я покажу тебе ее фотографию?