Константин Радов - Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные.

• Название: Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные.
• Автор: Константин Радов
• Жанр: Научная Фантастика

АИ-мемуары. Может ли обыкновенный человек изменить мир, даже если найдет точку опоры?

---

Вице-канцлер со времен Прута мне благоволил. Уже это одно ставило меня в напряженные отношения с канцлером, который ненавидел своего помощника пуще всех врагов государства, внешних и внутренних.

— Любезнейший Александр Иванович! Прошу вас, проходите, пожалуйста! Сюда присаживайтесь, сделайте милость! Удобно ли? Чему обязан несравненным счастьем вас лицезреть?

— Вам ведомо — чему, почтеннейший Петр Павлович! Это я обязан благодарностью, ибо могу предполагать, кто надоумил государя поручить мне сию комиссию.

— Только потому, что персона ваша — наиболее конвенабельная по многим пунктам. Видите ли, с тех пор как принц Савойский стал гофкригсратспрезидентом, ни единый алианс мимо него заключить невозможно. Хотя Карл Шестой стремится вести политику самостоятельно, избегая фаворитизма, военный авторитет принца слишком велик. Андрей Артамонович имел у него многие аудиенции, однако цивильному человеку, как вы изволите, без сомнения, понимать, вести обсуждение некоторых аспектов с полководцем столь искушенным непросто.

— А я, полагаете, смогу на равных спорить с самим принцем Евгением?! Не слишком лихо?

— Надеюсь, что спорить не придется. Во всяком случае, всемерно старайтесь сего избегать. Можно быть уверену, что последняя кампания против турок его заинтересует, да и помимо нынешней войны у вас найдется нечто общее, располагающее к приязненной беседе.

— Что под сим разумеете, Петр Павлович?

— Италианское происхождение. Юность в Париже. Вступление в иностранную службу, понеже Франция не оценила дарований молодого офицера…

— В Париже-то в Париже… Только вращались мы с принцем, хм… в несколько различных кругах! К тому же — с разрывом по времени более пятнадцати лет. Вряд ли найдутся общие знакомые.

— Вы же служили под командой маршала Виллара, если не ошибаюсь?

— Да, конечно! Правда, знакомство между маршалом и лейтенантом не может иметь личного оттенка: подозреваю, сведения Виллара обо мне исчерпывались отзывом полкового командира в представлении на офицерский чин… Забавно, что они с Евгением дружили в молодости, а в зрелые лета сошлись на поле боя как главнокомандующие враждебных армий. Вдобавок, это совершенные антиподы по характеру — много бы я дал, чтобы наблюдать их встречу и переговоры! Уверен, зрелище было достойно богов!

— Чрезвычайно рад, что вам, Александр Иванович, уже знакомы характеры важнейших деятелей — на мою долю остается лишь изложить вам состояние дел…

…

Тряская карета — настоящее орудие пыток. Несравненно приятнее было бы санное путешествие. Но, кроме проплешин голой земли на дороге, сему препятствует официальный статус. Негоже, если русского представителя сочтут дикарем. Так что мой удел — громоздкое лакированное чудище, конфискованное у одного из сторонников Лещинского: сомневаюсь, что драгуны Ренне заплатили владельцу хоть грош. Геральдический щит на дверцах увенчан графской короной, однако вместо привычных глазу европейца изображений на нем красуется какая-то золоченая кочерга с парой дополнительных поперечин. Может, предок графа был истопником в королевском замке?

Воистину, нужда — мать инвенции. Не в силах думать о чем-либо ином, кроме источника своих мучений, я вымыслил за время путешествия целую дюжину комбинаций из рычагов, рессор и колесных осей. Непременно надо опробовать на досуге: в сравнении с этой золоченой телегой, некоторые варианты обещают быть уютными, как колыбель младенца.

Хотя наездник из меня неважный, добрую половину пути проделываю в седле, меняясь участью с кем-либо из кавалеристов эскорта. Драгуны озираются по сторонам с опаской: грандиозный бунт против императора закончился лишь несколько лет назад, и далеко не все куруцы избрали мирную жизнь. Многие предпочли пойти в разбойники. Не далее как в прошлом году у Святого Николая подвесили на железный крюк за ребра Юрая Яношика, здешнего Робин Гуда. Соратников же его не поймали. Мирные селения трансильванских саксов на ночь ощетиниваются караулами, под стать Москве.

В имперских землях иначе. Они отличны от Венгрии не одной только зажиточностью, но и каким-то иным духом. Сменявшие один другого монархи вели почти беспрерывные войны, подданные же последний раз видели неприятеля больше тридцати лет назад. Любой венский мальчишка охотно покажет место турецкого лагеря, ныне превращенное в парк. Почтенные горожане, прогуливаясь воскресным днем под ручку с супругами, получают ненавязчивое напоминание о выгодах жизни в могучем и обширном государстве. Здесь не найдет поддержки бунтовщик: люди готовы не скупясь оплачивать покой и безопасность.

…

— Bien, mon ami — вы уже генерал! Безмерно рад, что в вас тогда не ошибся! Пожалуй, это успешнейшая на моей памяти карьера человека без протекции. Одна из самых успешных, по крайней мере… Десяти лет не прошло, как из субалтернов…

— Прошло, Андрей Артамонович! Мы познакомились весной четвертого года, в русскую же службу я вступил с августа, вскоре после взятия Нарвы — сразу капитаном в Семеновский полк.

— Господи, время-то мчится! Будто вчера беседовали с вами у Витзена! Пожалуйте к столу, Александр Иванович! Рассказывайте — как там дела на Руси?!

— Надеюсь, и вы снизойдете к моему невежеству, соблаговолив просветить в здешних умштандах…

Я послушался Матвеева, взаимно расспрашивая его о венских предрасположениях и не слишком откровенничая в присутствии двух дам непонятного статуса. Старшая, фрау Шперлинг, могла сойти разве за экономку — но тогда ей не место за столом. Впрочем, скоро удалось понять, что младшая сотрапезница — ее дочь, с послом связанная более чем дружескими отношениями. Ну и Бог с ними: кто я такой, чтобы предписывать мораль человеку на двенадцать лет меня старше?! Андрей Артамонович далеко перевалил на пятый десяток и, похоже, начинал стареть или уставать. В присущем ему напоре дружелюбного обаяния проскальзывали порой фальшивые ноты.

Утомиться было от чего. Еще в Гааге государев посол не ограничивался плетением словес на конференциях с коллегами. Голландские штаты, находясь в крайней опасности от французов, строжайше запретили вольную продажу и вывоз ружей — а у нас в скором времени новенькими амстердамскими фузеями оснастили несколько полков. Однако в тюрьму он попал не в Амстердаме, а в Лондоне. И не за контрабанду оружия, а за долги. Очень мало людей могут похвастаться, что стали причиной изменений в международном праве: после этого ареста парламентским актом запретили сажать в долговую яму иностранных дипломатов. А еще был Париж и переговоры о возврате взятых французскими каперами судов, принадлежащих архангелогородцам братьям Бажениным. Голландцам, к примеру, из пятнадцати тысяч торговых кораблей потерять сотню-другую — мелочь… Русские же по пальцам нетрудно пересчитать. Каждый жалко! Но тут даже ему не удалось… И вот теперь — Вена.

— Вице-канцлер граф Шёнборн со мною дружен. Объявил в конфиденцию, что император никак не может позволить на исключение Швеции из империи. Сие означает, что решительная победа государя Петра Алексеевича ему неприятна.

— Но почему? Швед для имперцев чужак, к тому же — лютеранин…

— Не простой чужак. Опасный, никаких ремонстраций не понимающий. Пока был в силе, немецкие князья его боялись, независимо от веры. И жались поближе к императору.

— Значит, цесарцы предпочитают сохранить старого, привычного врага, дабы не возбуждать центробежные силы внутри империи?

— Примерно так. Сия махина выстроена непрочно, и при малейшем движении грозит рассыпаться. Поэтому предпочтительной политикой здесь считают приобретения за пределом имперских границ. Внутри — status quo, если уж не находится способа упрочить власть кесаря.

— В таком случае, полагаю, кесарь не упустит нечто получить от турок? Подобная война будет отвечать сразу обеим его целям… Пусть общеимперские воинские контингенты немногочисленны — это все же прибавка к войскам из наследственных земель. Повести их против магометан означает сплотить Германию за собой. И не только Германию. Сколько мне известно, в прошлую турецкую войну множество знатнейших людей Европы считали честью стать под знамена Леопольда Первого. Даже из враждебной Франции!

— Да, совершенно верно. Были волонтеры из всех христианских стран. Дух крестовых походов угас не до конца.

Матвеев полуобернулся, взглядом приказывая вышколенным лакеям наполнить наши бокалы и позаботиться о закуске, затем продолжал:

— Здешние министры готовы принять и нашу помощь. Но признать равными и связать себя обязательствами не желают. Идея о праве государя получить определенные преференции одновременно на севере и юге для них особенно нестерпима. Господствует мнение, что принятие России в круг цивилизованных государств стало бы уже величайшей наградой, едва ли не преждевременной, и желать что-либо сверх того — нестерпимая низость с нашей стороны.