Константин Радов - Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные.

• Название: Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные.
• Автор: Константин Радов
• Жанр: Научная Фантастика

АИ-мемуары. Может ли обыкновенный человек изменить мир, даже если найдет точку опоры?

---

В Белой Церкви, где мы с бригадиром Аненковым и казачьим полковником Танским оказались заперты врагами, у нас было немногим более тысячи, считая две роты моих егерей, а осаждавших — тысяч тридцать. Я не остался в Киеве с первым батальоном, хотя древняя столица нравилась мне больше всех прочих русских городов, и вскоре по прибытии испросил у князя Дмитрия Михайловича поручение на линию соприкосновения с неприятелем. К сему побуждали в равной мере беспокойство о своих солдатах, раздерганных поротно от Фастова до Канева, и желание избежать малоприятного общества князя.

Первую атаку нам довелось отражать в самый день Благовещения, — причем на приступ шли не крымцы, а такие же православные, как защитники крепости. Какой же татарин в здравом уме полезет на штурм укреплений? Молодой крымский полководец верхом на прекрасном вороном коне, совсем не похожем на обыкновенных татарских лошадок, смотрел с холма, как русские убивают друг друга.

— Мехмед Гирей, сын ханский, — пояснил приставленный для связи казачий писарь, — батьке его седьмой десяток, так шо сдается, пан полковник, скоро цей гарный парубок на трон сядет.

Неподвижная, как конная статуя, фигура излучала такое презрение к существам низшей породы, копошащимся у городского вала, что даже меня зацепило.

— Сейчас поглядим, куда он сядет.

Я выбрал дюжину лучших стрелков из своего резерва, поставил за бруствер. Измерил расстояние до ханёнка, посчитал…

— Поставьте наибольшую дальность и цельтесь на два конских роста над его головой. И не спешить! Огонь по готовности, без команды.

В то время прицельные приспособления были еще слишком примитивны и не годились для таких дистанций. Только после этой кампании я занялся их усовершенствованием. Но математика на моей стороне. Примерно одна пуля из семидесяти придется в проекцию человеческой фигуры…

Я приник к подзорной трубе. Выстрелы гремели с промежутком в одну-две секунды. Минута прошла… Есть!

Вороной взвился на дыбы, потом упал и забился в агонии, всадник на карачках из-под него выползал. Мгновенно подскакавшие татары закрыли Мехмеда и унеслись вместе с ним, как ветер. Кто-то походя резанул коня саблей по горлу, и труп красавца обезобразил вершину холма. Прекратив огонь, солдаты смотрели на меня в ожидании.

— Молодцы! Лучше бы, конечно, в хозяина — скотину жалко. Да видно, не судьба. В другой раз достанем.

Конечно, конь больше человека, ему и пуля верней. Пожалуй, когда-нибудь солдат высокого роста будут отправлять не в гвардию — а в обоз! Лучшими же пехотинцами будут считаться мелкие и вертлявые…

Враждебные запорожцы тоже предпочитали обыкновенным мушкетам винтовки — длинноствольные, турецкого образца. Конечно, по дальнобойности и скорострельности они уступали моим, но их владельцы умели стрелять, этого не отнимешь. Умели и хитрить. После первого неудачного приступа с той стороны попросили замирения на час, чтобы собрать убитых и раненых. Отказывать, по христианству, было нехорошо, но бригадир согласился не прежде, чем спросил Танского, насколько надежны его казаки. И точно: развязные запорожцы не столько торопились помочь своим стонущим и окровавленным товарищам, сколько затевали перебранку с защитниками города и совращали оных в казачью вольницу из царского холопства. Наши отругивались, но как-то не слишком бойко. Я счел себя обязанным вмешаться и с городского вала попытался внести смятение в души врагов:

— Вы там совсем обусурманились с крымцами, что в день Благовещения пришли христианскую кровь проливать! Грех великий! Побойтесь Бога, мы же с вами русские люди…

— Хиба ж ты русский? Ты москаль!

Русскими они считали только себя, не соглашаясь делить этот титул с ненавистными «москалями». Но и солдаты вскипели гневом в ответ на попытку отнять его:

— Сам ты нерусь поганая! Прихвостень татарский! — и дальше такое, что вовсе некстати здесь вспоминать.

Остаток дня прошел в перестрелке из-за укрытий. В этой экзаменации неприятель нам выставил наивысшую оценку — судя по тому, что следующую атаку произвел в темноте, когда преимущество наше затруднительно было использовать. Отступив в замок, мы той же ночью сделали вылазку, и солдаты Аненкова выгнали противника из захваченного Нижнего города, — но утром он опять туда ворвался, и уже с пушками. Бой шел почти непрерывно уже сутки. Бригадир действовал решительно и умело, истинным удовольствием было сражаться под его командой. Он послал две роты с ручными гранатами и казаков для атаки шанцев, егеря заняли позицию поблизости. Неприятели, выбитые из укрытий, под их огнем полегли почти все. Видимо, желающих повторить опыт в стане мазепинцев не нашлось: враги отступили от Белой Церкви, и эта неудача полностью сломала их планы.

Дело в том, что татар сдерживало в рамках приличий только ожидание захвата Киева. Они щадили селянскую утварь, мечтая наполнить вьюки церковным золотом, не брали до поры и ясырь — потому что с живым товаром поход продолжать нельзя, надо спешить на черноморские рынки, пока он не испортился. Как только крымцы поняли, что киевских богатств им не видать, грабеж и охота на людей вовсю развернулись в тех самых городках и селениях, кои приняли их как союзников под гарантии Орлика. Казаки бросились оборонять от «освободителей» свои семьи и хаты. Бендерский гетман в отчаянии смотрел, как разбегается его войско: только что он хвастал сорока тысячами, и вновь остался с горсткой запорожских удальцов, которых все имущество — сабля да винтовка, а семья — лихие товарищи. Татарам продолжать войну было незачем. Нахватав полону, они торопились в Кафу и Очаков его продавать. Князь Дмитрий Михайлович преследовал хищников с драгунскими полками. Пехота пыталась угнаться за ними по апрельской оттепели.

Здешние места — самые благодатные из русских земель, а жители среди всех ветвей русского племени выделяются вежливостью, чистоплотностью и грамотностью (а еще уклончивостью и лукавством, видимо нераздельными с цивилизацией). Старшинское сословие не чуждо образования, некоторые знают немного по-латыни, благодаря академии в Киеве. В последнюю кампанию против Карла, впервые оказавшись в Малороссии, я с облегчением вздохнул, располагая солдат на постой в тесных, но чистеньких мазанках, после великорусских курных изб. Именно эта особенность крестьянского обихода раздражала меня на Московщине более всего: ну как может народ, населяющий самый холодный климат Европы, пользоваться печами, мало чем превосходящими очаги диких американцев! Печь без дымохода — по сути, то же самое, что обложенный камнями костер.

Там, где прошла орда, беленые хатки превратились в обугленные руины, а их обитатели — в двуногий скот, назначенный к продаже на турецких рынках. Один из моих батальонов маршировал по широкому шляху в сторону Богуслава, мимо обращенного в пепелище большого села, я ехал шагом в голове колонны, когда заметил в стороне место, где бродячие псы дрались и бесились над непогребенными трупами. Не наше дело их хоронить, да и привыкли уже: по татарскому следу шли, — но, увидев, что тащит в зубах покрытая лишаями сука, не выдержал и схватился за винтовку. Подъехал ближе: рядом с издыхающей тварью на грязном апрельском снегу лежала полуобглоданная ручка младенца. Что-то заело в механизме моей души, заставив посылать пулю за пулей, пока последний уцелевший зверь не скрылся в развалинах. Казаки, служившие проводниками, осторожно приблизились.

— Петро, да что же это?

Меня трясло как в лихорадке, зубы стучали. Собачьи трупы не насытили жажду убивать. Мертвые дети были раскиданы по площади, многие десятки, все не старше года или двух, голенькие, посиневшие, затоптанные в грязь и погрызенные псами…

— Ты, Олександро Иваныч… перший раз за крымцами…

Петро сопровождал Палия в ссылке и мог чисто говорить великорусским наречием, но в минуты волнения мешал его с местными словами.

— Воны завжди немовлят давять и кидають… Бо не дожити им до Крыму, тильки тяжкисть коневи… Тут на майдани розбир ясырю був… Жинки та дивчины наши в Туреччине дорого коштуют, а малых дитэй не трэба.

То, что выглядело плодом безумного озверения, оказалось просто коммерцией. Владельцы живого товара сортировали добычу по транспортабельности и ликвидности. Нерентабельную часть отбраковали и выбросили. Бросили псам.

Лихорадка утихла: не потому, что я успокоился, наоборот. Пришла полная ясность, что надлежит делать и как. Занимавшие прежде так много места в моем сердце личные счеты с турками съежились до одной маленькой строчки в огромном, за всех порабощенных христиан, за все века, счете, который непременно придется оплатить чалмоносным коммерсантам.

ПРУТ РОЗГИ НЕ СЛАЩЕ

За два года после Полтавы многое переменилось. Вроде и не было крупных событий, но шаг за шагом прибывали силы, умения и возможности моих людей. Помимо артиллерийских изысканий и обучения солдат, немало времени было потрачено на устранение наиболее вопиющих недостатков новоманерных ружей. Бесчисленные опыты позволили дотянуть до месяца срок жизни затравочного состава, а сержант четвертой роты Тимофей Сорокин придумал простой способ извлечения останков капсулы из вкладыша и тем ускорил втрое процедуру перезарядки. Я наградил его годовым жалованьем не в зачет и представил к производству при первой оказии: очередной раз жизнь показала, что не следует полагаться на один собственный ум, толковые подчиненные способны умножить успехи.