Константин Радов - Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные.

• Название: Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные.
• Автор: Константин Радов
• Жанр: Научная Фантастика

АИ-мемуары. Может ли обыкновенный человек изменить мир, даже если найдет точку опоры?

---

— В мою каюту?! Вы с ума сошли!

— Я разумен и спокоен, как никто другой. Дорогой капитан, у русских есть хорошая поговорка: когда вам рубят голову, не стоит беспокоиться о прическе. Если судно достанется пиратам в полной сохранности — кому от того легче будет?

Пажес впился глазами в горизонт впереди: вдруг чудо случится, и крохотной зазубриной разорвет безупречную линию венецианский фрегат?! Еще раз оглянулся на преследователя, затравленно взглянул на меня:

— Черт с вами, граф, ломайте! Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что делаете!

— В полной мере. Но будет лучше, если приказ отдадите вы. Один человек должен командовать.

Кормовую надстройку пришлось разобрать, наверно, наполовину. Святотатственно обнаженная внутренность капитанской каюты, с обтянутыми полосатой материей стенами, вместила единственную шестифунтовую пушку, раскуроченное таким же образом мое жилище — самую приличную из четырехфунтовок. Корявые, с разъеденными порохом запальными отверстиями, орудия по наветренному борту зарядили удвоенными порциями свинцовой картечи для стрельбы в упор: на один залп хватит, и ладно. Обнаруженные через Пашкино воровство субстанции превратились в оружие последнего шанса: замесив жидкую пороховую кашу на скипидаре, я распорядился пропитать адской смесью льняную паклю и увязать в парусиновые мешки фунтов по двадцать.

— Смотрите: как только полетят абордажные крючья, даем залп картечью — и под прикрытием дыма бросаем на вражескую палубу зажигательные снаряды и бутыли с кислотой. Ни секундой раньше или позже: застрелят, и подожжешь сам себя!

Пока зажигательные средства спрятали за баррикадой досок от надстройки. Такую кучу даже тяжелому ядру не пробить. Нравится мне драться на море: все приготовления успели сделать, пообедали, а ясно видимый враг еще не приблизился на дальний пушечный выстрел. Желая заранее экзерцировать неумелых в бою матросов, выбрал ядра поплоше и приказал заряжать.

Чуть все мои старания не пошли прахом.

Может, я уронил свое реноме аристократа в последний час, ломая топором переборки вместе с французами, может — с самого начала создал у них превратное о себе впечатление, только никто с места не тронулся. Гастон, исполнявший должность maНtre d'Иquipage (то же, что боцман у англичан и голландцев) и служивший обыкновенно посредником между «господами» и нижней палубой, криво усмехнулся:

— Поиграли в героев, и хватит. С теми, кто противится, у этих, — он кивнул за корму, — разговор короткий: скимитаром по горлу и в воду. Из плена хозяин выкупит, иначе ему другой команды ни в жисть не набрать. А если месье идти под ярмо не хочет — это не наша забота.

— Называй меня Votre Excellence. — Я на секунду задумался в поисках мирных вариантов. Как-то неудобно на чужом, да еще торговом, корабле с первой секунды неповиновения палить от бедра. Но кто объяснит этому дураку, что драться с пиратами безопаснее, чем спорить со мной? — Можешь идти в трюм, если трусишь. Без тебя обойдемся.

— Это мы, VotreExcellence, обойдемся без пассажиров, которые норовят тут командовать…

— У тебя три секунды.

Пистолет удобно лег в руку, большой палец совершил заученное движение. Краем глаза я уловил движение за спиной, внимание на мгновенье рассеялось…

В тот же миг они бросились. Оба. У них были ножи. Гастон оказался быстр, как змея — но даже змее не опередить пулю. Его ударило в грудь, вместо моего горла лезвие рассекло пустоту. Мгновенно обернулся — Афоня повис на руке здоровенного матроса, тот уже перекинул нож в другую и по рукоять вогнал парню в грудь.

Через долю секунды мозги убийцы брызнули на палубу, но было поздно. Какой же я кретин! Вел себя, как профессор на отдыхе, а мальчишка за это жизнью поплатился. Лязгнул рычагом пистолета, обвел глазами оставшихся матросов. Все замерли. Посмотрел каждому в глаза…

Похоже, всё. Эти на собственные поступки не способны. За них решал Гастон, а здоровяк убеждал сомневающихся, что решения правильные… Чтоб главарю самому руки не пачкать.

Теперь за них я буду решать. А насчет рук…

— Павлик, поди сюда.

— А?

— Б! Пистолет держи. Да знаю, что у тебя правая… Держи левой. Учти, курок взведен. Защищай меня сзади, еще смотри чтоб исполняли приказы и не прятались. Зря не стреляй, людей и так не хватает.

Совсем потерявший душевное равновесие Пажес вынырнул из-за досок. Сукин сын! Где он скрывался минуту назад?!

— Что происходит?! Зачем вы их убили?!

— А вы хитрец, капитан! Умеете сложить с себя неприятные обязанности. Почему я должен за вас устанавливать порядок на борту? Что, ссориться с матросами не хотите?

— Это вы так порядок устанавливаете?!

— На меня напали, убили слугу. Будь вы рядом — вероятно, не посмели бы. Потрудитесь приказать рулевому, чтоб держал как можно ровнее. — Я обернулся в другую сторону. — Заряжайте!

Чтобы иметь уверенность в прочности пушек, на первый выстрел добавил сверх нормы по пинтовой кружке рассыпного пороха. Поджег фитилем, загнав людей за баррикаду и сам спрятавшись. Орудия выдержали, ядра по высокой дуге устремились в сторону пиратского судна. Первое — с порядочным недолетом и чуть влево, второе — вправо на двести футов, дистанция почти правильная. Вбил заряды сам: пока спешить некуда, угол подъема все равно предельный.

Еще несколько выстрелов позволили оценить, в какую сторону косят орудия и как отзываются на поправки. Теперь надлежало предельно сосредоточиться и превратить свой ум в машину для баллистических расчетов. И не забывать, что не на суше: даже легчайшая морская волна оборачивается громадным разбросом. Стрелять в момент максимального подъема кормы "Мариона".

Расстояние плавно сокращалось, неприятель превосходил скоростью на узел или полтора. С полумили корсар получил первое попадание: совсем неплохо для такого калибра. Клуб порохового дыма над бортом обозначил ответный выстрел, но фонтанчик от ядра никто не видел. Если у них такие канониры — жить можно. Минут двадцать еще можно жить, может быть — полчаса. На острых курсовых углах, сколько бы пушек ни было, стрелять могут одна или две, а уж в меткости африканцам со мной не тягаться. И калибр у них как бы не меньше нашего: полковушки, одно слово.

Траектория понизилась, ядра стали рикошетировать от волн. Почти ни один выстрел не пропадал даром: то щепки от корпуса, то дыры в парусах. Но только раз или два — в палубу, по живому мясу. Чтобы испугать — недостаточно, разозлить — в самый раз. Я не лгал капитану, что возможность отбиться существует, однако умолчал, что вероятность ее реализации исчезающе мала. В любом случае, лучше драться. Мнение, что трусов щадят, ошибочно: люди так устроены, что беспомощность жертвы только разжигает в них жестокость.

Вражеское ядро проламывает уцелевшую стену каюты. Летят острые щепки, подносчик с заячьим визгом роняет пороховой картуз и закрывает лицо руками, меж пальцев мгновенно проступает кровь.

— Не зевать! Заряды сюда! Павел, поглядывай!

Нельзя допустить, чтобы кто-то отвлекался на помощь раненому: иначе стрельба замедлится. Матросы украдкой оглядываются, но деваться им некуда. Страшное дело — вручить хилому, затурканному ровесниками мальчишке заряженный пистолет, с правом жизни и смерти над полудюжиной взрослых мужчин. По роже видно, как чешется палец на спуске: отрава власти жрет его душу, но самому мне за людьми не углядеть — наводить надо.

— Отставить ядра, картечь давай! Да не эту, крупную сначала!

Сейчас поинтереснее будет. Полтораста сажен, уже немного меньше. Преследователь уверенно пенит море. Вдоль борта — белозубо, по-волчьи, скалятся смуглые веселые хари. Не очень-то они нас боятся. Без воли аллаха, значит, волос с головы не упадет?! Тогда считайте меня исполнителем вышней воли, если вам так приятнее!

Тщательная наводка… Дождаться новой волны. Надо, чтоб волны были одинаковыми. Прижимаю пальник к отверстию — выстрел! Свинцовая метла метет хорошо, но любоваться некогда.

— Facturer! Заряжай!

Другое орудие… Наводка… Выстрел!

— Заряжай!

Еще минут пять такого огня — пожалуй, отбились бы. Но нет этих минут. Паруса заполоскали: корсар закрыл нам ветер. Последний залп из ретирадных орудий. Оглядываю, все ли матросы — кого-то не хватает… А, вот он — труп лежит. Пуля попала.

— Быстро примотать зажигательные мешки к бутылям и приготовиться. С пушечным выстрелом выскакиваете из-за досок и бросаете! Пашка, проследи: кто замедлит, стреляй не раздумывая!

Все дружно покосились в сторону парня. Надо же убедиться, что будет стрелять. Не сомневайтесь, милые, этот — будет! Глаза горят, словно на девку лезет!

Со скрипом рангоута и угрожающими воплями арабов, пиратский корабль скользит вдоль правой раковины. Стройный и хищный силуэт — классическая медитерранская шебека. Наклонная фок-мачта, почти горизонтальный длинный бушприт. Палуба изящным балконом убегает далеко за кормовой транец. Словно хвост у морского ястреба. Паруса ничуть не больше наших, а корпус… Вот где секрет скорости! Не такой узкий и длинный, как у галеры, но недалеко от нее ушел. Конечно: вон весла лежат на палубе, и весельные порты есть, между пушечных… Надводный борт, естественно, низкий: футов на пять, против нашего. Прекрасно! Их залп на такой дистанции в трюм пойдет, а моя картечь — на уровне голов и чуть ниже!