Иван Шевцов - Во имя отца и сына

• Название: Во имя отца и сына
• Автор: Иван Шевцов
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1970

В романе "Во имя отца и сына", написаном автором в "эпоху застоя", так же непримиримо, как и в его других произведениях, смертельно сцепились в схватке добро и зло, два противоположных и вечных полюса бытия. В этих острых конфликтах писатель беспощадно высветил язвы общества, показал идеологически-нравственные диверсии пятой колонны - врагов русского общественного и национального уклада. Показал не с банальным злорадством, а с болью сердца, с тревогой гражданина и патриота.

В адрес писателя Ивана Шевцова пошел поток писем. Читатели одобряли книги, помогали автору поддержкой. Романы Ивана Шевцова так молниеносно исчезали с книжных лотков и полок магазинов и библиотек, как будто их сдувал ветер. Несмотря на общенародное признание и любовь, роман имел крайне трудную судьбу - писателя обвинили в страшной крамоле, которая называлась "клеветой на нашу благородную советскую действительность". В ход пошло виртуозное навешивание ярлыков -  "очернитель", "черносотенец", "шовинист", "русофил", началась огранизованная травля писателя...

---

Глебов внимательно слушал. Он вспомнил первую встречу с поэтом, когда Воздвиженский вместе с двумя своими коллегами паясничали перед студенческой аудиторией. Это было год назад. Воздвиженский только что вернулся из Италии и Франции. Он делился своими сумбурными впечатлениями о Европе и читал экстравагантные стихи, навеянные парижскими ночными кафе. Помнится, его за это критиковали в печати, о его легкомысленных интервью с буржуазными журналистами говорилось на совещаниях. Но не прошло и года, как, то ли в порядке перевоспитания, то ли в порядке поощрения, его уже послали в Америку набираться новых впечатлений. Глебова же за "администрирование" освободили от должности инструктора райкома. Емельяну показалось, что за этот год в облике поэта произошли значительные, хотя и еле уловимые перемены, которые нелегко было сразу определить. В стихах, в манерах, даже в голосе. Год назад он был более развязен, нарочито задирист, вызывающ. Теперь в нем появилось больше самоуверенности и апломба.

Мысли Глебова прервал Посадов:

- Боже, какая пошлятина! Паяц. И кто это организовал?

- Маринин, кто же еще, - тихо ответил Глебов.

- А почему бы не пригласить на завод настоящих поэтов? - вслух сказал Посадов.

- Старик прав. - Архипов легонько толкнул Сашу.

Воздвиженский все читал. Неуемные аплодисменты с первых рядов, их преднамеренное неистовство лишь подчеркивали равнодушие слушателей. Постепенно с задних рядов начали уходить, сначала осторожно, украдкой, затем демонстративно. Маринин сердито постучал по микрофону и, укоризненно качая головой, сказал:

- Товарищи… Не показывайте себя с дурной стороны.

И в этой внезапно образовавшейся паузе прозвучал громкий голос из зала:

- Почитай нам Бориса Ручьева!

- Василия Федорова.! - вслед за ним выкрикнул Саша Климов.

Маринин неистово забарабанил в микрофон и поднялся, сделав почтительный поклон в сторону Воздвиженского.

- Товарищи, товарищи! Так нельзя. Поэты не читают чужих стихов. Не путайте их с артистами.

Воздвиженский с гримасой неудовольствия сошел с трибуны и сел рядом с Марининым. Но тут же поднялся, взяв в руку микрофон, другой нервно сгреб со стола кучу бумажек, вяло проговорив в зал:

- Чтобы ответить на эту массу записок, потребуется, пожалуй, целый вечер. Я вижу, вы устали, поэтому мы решили не задерживать вас своим присутствием. Благодарим за внимание.

Он сделал кивок в сторону зала и вышел из-за стола, ожидая Капарулину. Пропустив поэтессу вперед, он под нестройные, жидкие аплодисменты что-то сказал Маринину, удаляясь. Такого конца никто не ожидал.

- Что это вдруг сорвались? - недоумевал Коля, вставая.

- Конец первой серии, - сострил Саша.

- Продолжения не последует, - добавил Роман.

В фойе Посадов познакомил Глебова с Юлей, Вероникой, Романом, Колей и Сашей. Впрочем, с Архиповым Глебов уже был знаком, беседовал с ним как с секретарем комитета комсомола.

- Артисты, актив мой, - с гордостью похвалился Посадов.

- Бывшие артисты, Алексей Васильевич, - поправила Юля.

- Бывший актив, - поддел Саша.

Посадов поморщился, хотел ответить, но смолчал: поднимать этот вопрос на ходу, в людской толчее было не совсем уместно.

Из Дома культуры Глебов позвонил домой и предупредил жену, что придет не один, а с Алексеем Васильевичем Посадовым. До дома они решили идти пешком, подышать морозным воздухом. Посадов поднял бобровый воротник, взглянул на легко одетого Глебова, заботливо спросил:

- Не холодно? А то возьмем такси?

- Да нет, Алексей Васильевич, я привык, а вы? Не любите вечерних прогулок?

- Почему же, напротив, - отозвался Посадов. Он ждал, когда Глебов начнет обещанный разговор, предполагая, что речь пойдет о народном театре. Но Глебов начал с другого.

- Сегодня в обеденный перерыв прошелся я по цехам. И что меня поразило: сидят ребята и режутся в карты, в домино, редко кто в шахматы и шашки. Представляете, Алексей Васильевич, люди со средним образованием. Меня это огорчило.

- Хорошо, а что вы им предложите взамен? - Посадов замедлил шаг. - Громкую читку газет, беседу о вреде табака или о пользе кефира?

- Да нет, зачем же. Какой-нибудь интересный разговор.

- О чем?

- Да вот хотя бы о поэзии. Вы слышали реплики, видели, как сегодня реагировала заводская молодежь на выступления ультрапопулярных. Значит, интересуются поэзией. И разбираются. Помочь надо. Побеседовать о живописи, о музыке. Да мало ли о чем. Важно, чтоб это было интересно и полезно.

- Все это, конечно, правильно. Только кто должен проводить эти беседы?

- Ну, скажем, о поэзии - пригласить поэта. Прямо в цех. Пусть почитает стихи, расскажет, ответит на вопросы.

- Ответят… Они вам ответят! - язвительно повторил Посадов. - Видали, как ответил этот Артур Воздвиженский?

- Не о нем речь. Этого в цех и не заманишь. Я говорю о настоящих поэтах. Или, скажем, вот вы? Могли бы рассказать о Художественном театре, о театре вообще, о великих актерах. Как вы на это смотрите?

- Да я-то что? Я, конечно, мог бы. Но этого мало. Тут ежели начинать такое дело, то надо продумать все обстоятельно. Чтоб не погасло. Ну, предположим, раз в неделю в обеденный перерыв выступает кто-то из интересных людей. Ну, допустим, скульптор Климов, Петр Васильевич, народный художник. Вы не знакомы? Этот юркий чернявенький паренек - сын его. Климов мог бы много любопытного рассказать.

- Сын Климова? - Глебов был удивлен и обрадован. И не хотел скрывать этого. - У нас на заводе? И что он делает?

- Работает в цехе. Ну и "комсомольским прожектором" заправляет. Паренек шустрый, с характером. Весь в отца. Любит задавать острые вопросы.

- Вам и Климову следует не в цехах выступать, - заговорил Глебов, - а во Дворце культуры. Устроить вечер, собрать побольше аудиторию.

- А почему? Можно и в цехе. Это даже лучше, - сказал Посадов. - А вот вашего Алика Маринина давно пора бы выгнать.

- Почему же? - насторожился Глебов.

Посадов помедлил. Емельяну показалось, что он не расслышал вопроса. Но Посадов вдруг резко повернулся к Глебову:

- Вы только еще хотите воспитывать молодежь. Собираетесь. А маринины уже давно воспитывают. Только в другую сторону. Вот вы говорите Маринину: надо пригласить скульптора, артиста, писателя или еще кого-нибудь. Маринин приглашает, устраивает вечера, встречи. Он знает, кого приглашать. У него на любой счет есть свой Артур Воздвиженский. О парижах, нью-йорках расскажет, стихи для девочек прочтет: "Настежь двери, границы, шлагбаумы".

Вы помните, у Бориса Ручьева есть такие стихи:

…Невидимо стоглавый и сторукий,
Минуя все привады волчьих ям,
Никем еще не признанный, гадюкой
Он всюду полз за нами по пятам…
Он в праздники садился с нами вместе,
Знал беды наши, вкусы, имена.
И, если не хмелели мы от лести,
Вином своим поил нас допьяна.
И в городе, омытом нашим потом,
От наших спящих жен невдалеке,
Он песни пел нам по заморским нотам
На задушевном нашем языке:
О городах, которых мы не знали,
О славе неизвестных нам знамен,
О золоте, дороже нашей стали,
О женщинах, прекрасней наших жен…
…Разведчик смерти.
Рано или поздно,
Вернее, поздно - и не к чести нам
Он будет понят, пойман и опознан
И, как убийца, скручен по рукам…

Он оборвал и поникшим голосом сказал:

- Это отрывок из его поэмы "Прощание с юностью". Так пишут рабочие поэты.

Было тихо, большой город, пронизанный миллионами золотистых огней, сверкавших на морозном воздухе, будто затаив дыхание, слушал стихи, такие простые и мудрые, как сама правда. Стихи были созвучны душевному настрою Посадова и Глебова, они как бы сломали между двумя этими людьми внутренний барьер, призвав к доверию и взаимопониманию. Посадов постоял, глядя в растерянное лицо Глебова, и снова зашагал. Емельян не мог прийти в себя несколько секунд, потрясенный большим талантом поэта. В его ушах все еще звенели только что услышанные им стихи. Затем он ускорил шаг, догнал Посадова и взволнованно проговорил:

- Вот бы кого пригласить к нам на завод.

- В Магнитогорске живет, - ответил Посадов.

- Да, далековато, - огорчился Глебов.

- И в Москве есть талантливые ребята. Только Маринин их не пригласит, вот в чем вопрос.

- Ну это мы еще посмотрим! - сорвалось у Глебова.

Помолчали. Подходя к улице, где он жил, Глебов спросил:

- А эта девушка, что была с Архиповым?

- Юля-то? Из вашего же заводского конструкторского бюро. Вы ничего о ней не знаете?

- Нет.

- Интересная судьба. Поэма. А вернее, драма, трагедия!

- Любопытно.

- Училась в МГУ. Вышла замуж за иностранца - студента. Уехала в Африку. Там она и узнала, почем фунт лиха. С большим трудом удалось ей вернуться домой. В общем, история, достойная пера авантюрного романиста.