Иван Шевцов - Во имя отца и сына

• Название: Во имя отца и сына
• Автор: Иван Шевцов
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1970

В романе "Во имя отца и сына", написаном автором в "эпоху застоя", так же непримиримо, как и в его других произведениях, смертельно сцепились в схватке добро и зло, два противоположных и вечных полюса бытия. В этих острых конфликтах писатель беспощадно высветил язвы общества, показал идеологически-нравственные диверсии пятой колонны - врагов русского общественного и национального уклада. Показал не с банальным злорадством, а с болью сердца, с тревогой гражданина и патриота.

В адрес писателя Ивана Шевцова пошел поток писем. Читатели одобряли книги, помогали автору поддержкой. Романы Ивана Шевцова так молниеносно исчезали с книжных лотков и полок магазинов и библиотек, как будто их сдувал ветер. Несмотря на общенародное признание и любовь, роман имел крайне трудную судьбу - писателя обвинили в страшной крамоле, которая называлась "клеветой на нашу благородную советскую действительность". В ход пошло виртуозное навешивание ярлыков -  "очернитель", "черносотенец", "шовинист", "русофил", началась огранизованная травля писателя...

---

Но ее мысли были заняты другим, поэтому она не обратила внимания на вопрос.

- Так кто же вам сообщил? - допытывалась она.

- Наташа, - сказал Коля. - Девочка из твоего класса.

- Наташа Ермолова? - Лада вспыхнула. - А она откуда узнала?

- В том-то и дело, что не знала, - негромко сказал Коля и искоса взглянул на больных, присутствовавших в палате. Неудобно было при посторонних говорить о сугубо личном. - Вообще, Ладочка, заварила ты кашу. Не знаю, как будешь расхлебывать.

- Ну, хорошо, хорошо, как-нибудь расхлебаю, рассказывай, что Наташа? - поторопила его Лада.

- Пришла Наташа и спросила о тебе. Мама всполошилась: "Как? А разве вы не вместе на турбазе? Тебе не дали путевку?" - "Какую путевку, какая турбаза?" Наташа ничего не знала. Отсюда все и началось. Стали выяснять. Оказалось, что школа никаких путевок не давала. Старики наши в панику. Начались розыски. Подняли всех на ноги. Мы с Романом узнали, где под Москвой какие турбазы. Поехали. Нашли. Нам сказали, что есть такая Лада Лугова, что с тобой беда приключилась и все такое. Теперь поняла?

На турбазе ребята справлялись не только у директора. Они познакомились и с Ладиными соседками по комнате. Юля оказалась знакомой им по заводу, вместе были участниками народного театра. Узнав, что Лада родная сестра Коли, Юля обрадовалась и рассказала ребятам о Диме, помогла выяснить, каким путем Лада попала на турбазу.

Лада молчала. Она уже все поняла и, охваченная тревогой, ждала дальнейших разоблачений: где взяла путевку и кто ее оплатил. Коле она еще могла открыть правду, но что скажет мать? А тут Роман вдруг ни с того ни с сего пришел в восторг:

- О-о, розы! В январе! Вот это здорово! Откуда?

- Все ясно, - вздохнул Коля. - Ну, в общем, Ладка, нога пустяк. Пройдет. А вот что сказать дома?

Она молчала, уставившись в потолок глазами, полными слез. Коля до сих пор ругал ее, но теперь понял состояние сестры. Роман, чтобы не мешать, незаметно поднялся и отошел к окну. Не поворачивая головы, Лада молвила:

- Говори, что хочешь. А я домой не приду.

- Дура ты, Ладка, - обозлился Коля. Со слов Юли Законниковой он понял, что "грехопадение" не состоялось. - Думай сначала, а потом говори.

Лада закрыла лицо одеялом и разрыдалась.

- Ну вот еще, как маленькая. И не стыдно? - растерялся Коля. - Подумаешь! Ничего страшного не случилось. Ну поругают. Мало ли что бывает…

- Я к дедушке поеду, - всхлипывала Лада. - У него поживу. Меня послезавтра выпишут. Ты приедешь за мной, Коля, а? Приедешь? - С заплаканным лицом и округлившимися красными глазами, умоляюще глядевшими на Колю, она выглядела совсем ребенком.

- Ладно, приеду, - согласился он. - Только не валяй дурака, не маленькая. - И, покосившись на розы, добавил: - Цветы выбрось.

Лада закрыла влажные глаза и кивнула головой. И в ее мозгу вдруг всплыли дурацкие строки, прочитанные Мусой:

Хорошо быть собакою,
А неплохо и кисою…

Губы Лады зашевелились, казалось, эти слова вот-вот невольно сорвутся с ее уст, и брат услышит их. Она закусила до крови нижнюю губу.

ГЛАВА ПЯТАЯ. НЕ ПЛЮЙТЕ В ДУШУ

Климову нездоровилось: побаливала печень, покалывало под левой лопаткой. Но эта боль тревожила его меньше всего - к ней он привык, не обращал внимания. Гораздо хуже было то, что болела душа, а эту боль ничем не загасить. На днях к нему должна была приехать авторитетная комиссия и посмотреть проект памятника героям Курско-Орловской битвы, чтобы окончательно решить судьбу монумента. Петр Васильевич с волнением ждал комиссию, никуда не отлучался из мастерской. В любую минуту могли позвонить и сказать: "Встречай, едут!" Как вдруг в газете под рубрикой "Заметки писателя" появилась большая статья Макса Афанасьева, в которой резко критиковался проект этого памятника. Попутно в ней иронически говорилось о творческом методе Климова и ставился вопрос о нецелесообразности сооружения исторических монументов в наше время, тем более героям Отечественной войны, скромным людям, которым были чужды напыщенность и помпезность. Не лучше ли, спрашивал писатель, сохранить поле битвы в его первозданном виде: с траншеями, подбитой техникой, оружием?

На первый взгляд мысли автора казались заманчивыми, подкупающими. Но стоило всерьез задуматься, как сразу же обнаруживалось, что исходным пунктом в статье Макса Афанасьева было пренебрежительное отношение к подвигу народа. Не мог же он не знать, что время очень быстро сгладит следы войны. И тогда уж ничто не напомнит потомкам о героизме и мужестве отцов и дедов. Памятник же останется в веках как символ героического прошлого народа.

О статье Климов узнал по телефону от своего помощника Матвея Златова - плотно сбитого нестареющего человека, с бесшумной рысьей походкой и внимательным, всегда спокойным взглядом.

Доставка материалов, расчет с мраморщиками и гранитчиками, формовка и отливка скульптуры, транспортировка и прочее - все лежало на плечах Златова, незаменимого организатора-коммерсанта. За это его Климов ценил. И когда Златов, бывало, хворал и не приходил в мастерскую, Климов буквально зашивался, и слаженная работа творческой мастерской сразу приостанавливалась, угрожая хаосом. Нет, без Матвея Златова Климов был как без рук. И тот это отлично знал. Климов платил ему из собственного кармана двести пятьдесят рублей в месяц. Златов не жаловался, с него хватало. К тому же у него бывали еще и левые заработки, куда более солидные, чем тот, который он получал у Климова.

Златов кое-что соображал по части изобразительного искусства, особенно скульптуры. Вращаясь долгое время в кругу художников, прислушиваясь к разговорам, он поднатерся. Выдавая чужие мысли за свои, Матвей иногда даже высказывал свое мнение о произведениях. Златов был человеком весьма осведомленным о всех делах Союза художников, академии и других учреждений. Поэтому часто получалось так, что не Климов информировал Златова, а Златов - Климова. Информировал тенденциозно. Матвей не говорил неправды шефу, он просто замалчивал некоторые факты. В особенности, когда правда могла повредить интересам Златова. Он ревниво оберегал своего шефа от каких бы то ни было посторонних влияний, от нежелательных друзей. Климов полностью доверял ему, делился с ним не только творческими замыслами, но и многими сокровенными мыслями по житейским делам, спрашивал совета. В этих случаях Матвей осторожно, тонко предлагал различные варианты. Такая серьезность, степенность и неторопливость нравились Климову. В творческие дела скульптора Златов не вмешивался, не навязывал своего мнения, был беспристрастен. Во всяком случае, так казалось самому Климову.

Когда появилась статья Макса Афанасьева, Златов пришел в мастерскую злой и негодующий. С порога своим обычным тихим голосом он спросил сидящего в глубоком кожаном кресле Климова:

- Что ты решил делать с этим подонком?

Петр Васильевич понимал, что речь идет об Афанасьеве. Однако того, что Златов не только хорошо знаком с Максом, но и дружит с его отцом, он не знал. Климов коротко взглянул на Златова и ничего не ответил.

- Положение трудное, но не безвыходное. - Златов сел за письменный стол и положил руку на телефонную трубку. Можно было подумать, что у него есть выход. Стоит только кому-то позвонить - и все будет в порядке. У Климова повеселело на душе. Но Матвей не позвонил, а глядя поверх очков умными преданными глазами, сказал:

- Помочь может только маршал. Ты с ним говорил?

- Да, он мне звонил. Возмущен, мечет громы и молнии. Пришлось успокаивать, - Климов горько ухмыльнулся.

Златов поймал эту ухмылку.

- Хороший признак. Значит, ты не очень расстроен.

Климов заговорил, обращаясь уже не к Златову, а негромко, точно к самому себе. Это были мысли вслух:

- Этого надо было ожидать. И дело вовсе не в Максе, а в принципе. В его статье совершенно определенная тенденция. Идет она с Запада. Там аукнется, здесь откликнется. И сама метода - гангстеризм - тоже оттуда. Иностранного производства. Ты не согласен? - Климов сверкнул на Златова острым взглядом.

- Видишь ли, - глубокомысленно произнес Златов, не глядя на Климова. - Если мы хотим сосуществовать всерьез, то надо быть последовательными: нужны уступки с нашей стороны.

- В идеологии? - быстро спросил Климов. Кофейные глаза его округлились, излучая пронизывающий блеск.

- А как же иначе? Борьба разжигает страсти.

- Тебе не кажется, что ты несешь чепуху?

- Возможно, - легко согласился Златов, никогда не вступавший в спор с Климовым. Он умел скрывать свои мысли и чувства, симпатии и антипатии.

Пройдясь по кабинету тяжелой походкой, Матвей переключил разговор в другое русло:

- А тебе не кажется, что ты устал, что тебе надо отдохнуть?

- Нет, не кажется, - недовольно и резко ответил Климов. Отдыхать он действительно не умел, никаких санаториев не признавал. Расходовать драгоценное время на ничегонеделание, попросту сорить им считал недопустимой роскошью.