Иван Шевцов - Бородинское поле

• Название: Бородинское поле
• Автор: Иван Шевцов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1981

В романе воспроизводятся события битвы под Москвой осенью 1941 года. Автор прослеживает историческую связь героических подвигов советских людей на Бородинском поле с подвигами русского народа в Отечественной войне 1812 года. Во второй книге много внимания уделено разоблачению происков империалистических разведок, вопросам повышения бдительности. Битва идей, которая происходит в современном мире, - подчеркивает главный герой книги Глеб Макаров, - это своего рода Бородинское поле.

---

- Да, он не был равнодушным в жизни, - согласился Думчев. - Все воспринимал горячо, болезненно, за все переживал, не щадил себя, забывая про возраст. А годы есть годы, их не сбросишь со счетов. Особенно годы войны. Их недаром год за три считали.

2

Поминки. Эта древняя традиция не нравилась покойнику, Глеб Трофимович осуждал ее. Александра Васильевна и Святослав знали об этом, хотели как-то избежать скорбного сборища, но ничего не вышло. "Вас не поймут", - сказал Думчев Святославу, и тогда наскоро решили собраться на поминки в небольшом кафе недалеко от Ваганьковского кладбища. В поминках есть неприятная для родных покойного сторона: всегда найдется один или несколько человек, не умеющих контролировать себя, выпьют лишнего - и пошло. "Шумел камыш", разумеется, крайность, хотя и такое бывает. Но оживленных, веселых разговоров - где вино, там и веселье - не всегда удается избежать. Притом найдутся и такие, которые ничего в этом бестактного не видят и в свое оправдание говорят: а что, мол, здесь такого - покойник любил и пошутить, и повеселиться, и выпить любил, и песни ох как пел. Им невдомек, что родным и близким не до веселья.

Александра Васильевна в кафе не пошла. Сразу же с кладбища ее, Варвару Трофимовну и Галю Лена отвезла домой. Величава и спокойна, в глубокой печали, внешне она еще держалась благодаря природному мужеству и силе воли. Но это только казалось посторонним. Никто не знал, что происходило в ее душе. Смерть мужа потрясла и надломила Александру Васильевну, женщину сильную, мудрую, наделенную смелым умом и твердым характером. Она казнила себя и считала, что она виновата в смерти мужа. Не пойди она в магазин и в аптеку, не оставь больного одного в квартире - и можно было бы предотвратить трагический исход: вовремя сделать укол, массаж сердца, да мало ли что. Александра Васильевна изводила себя самобичеванием. Она уходила в кабинет мужа, бросалась на диван, на котором скончался Глеб Трофимович, и рыдала так, как когда-то на фронте, когда узнала, что ее сын Коля схвачен немцами. Ее пытались успокоить, увещевать - ничего не помогало. Тогда Лена, посоветовавшись с Варварой Трофимовной, дала ей таблетку снотворного. Александра Васильевна успокоилась и вскоре уснула. Женщины, собравшись в комнате Лены, тихо и бессвязно разговаривали. Вид у всех был усталый, удрученный, скорбный. Ждали Святослава, Колю, Олега и Думчева, которые оставались в кафе. Никто не зная; зайдут ли они сюда, как предполагали. Ждали час, полтора - мужчин не было.

- Может, они пошли по домам? - предположила Варвара Трофимовна.

- Папа, наверно, домой зашел, - решила Галя.

- А правда. Вы все устали. Галинка с дороги, Валя и тетя Варя тоже не спали всю ночь. Идите-ка вы отдыхать, - предложила Лена. - А я с мамой останусь. Правда. Ну что вы будете мучить себя.

Валя и Галя послушались ее совета - уехали домой, - Варвара Трофимовна осталась. А примерно через полчаса пришли Святослав и Коля. Они последними уходили из кафе.

- А где Олег? - сразу спросила Варвара Трофимовна.

- Он неважно себя почувствовал, глотал валидол и уехал домой, - ответил Коля. - А что с мамой?

- Она уснула. Вы постарайтесь не тревожить ее, пусть отоспится, - сказала Варвара Трофимовна обеспокоенно. То, что Олег прибегнул к валидолу, ее встревожило. Она знала его впечатлительный характер, его глубокую нежную привязанность к усопшему и опасалась за его состояние. И потому поспешила домой.

- А где Галя? - спросил Святослав Лену, как бы давая понять, что не жена его интересует, а дочь.

- Они были здесь и перед вашим приходом уехали домой, - ответила Лена и после паузы сочла нужным добавить: - Валя решила, что ты сюда сегодня не зайдешь.

- Так решила она, - ледяным тоном сказал Святослав. - А я решил наоборот: туда сегодня не заходить. Я останусь ночевать здесь.

В его словах звучало неукротимое безрассудство. Лена сочувствовала брату в его семейной неурядице и даже потворствовала ему. Спросила:

- Где тебе постелить?

- В кабинете отца.

Коля тоже изъявил желание остаться ночевать в квартире отчима, но Лена учтиво и решительно отговорила его от такого намерения, и он, выпив рюмку водки, уехал к себе домой, усталый и хмельной.

Святослав вошел в кабинет отца. Здесь все было без изменений, как и год тому назад. На стене висела знаменитая фотография - Сталин и Жуков на трибуне Мавзолея во время исторического Парада Победы 1945 года. На отдельной подставке в углу у письменного стола уникальная фарфоровая скульптура работы Бориса Едунова - Сталин и Василевский за оперативной картой. А на столе - толстая книга Г. К. Жукова "Воспоминания и размышления". Святослав машинально открыл титульный лист и в который раз прочитал знакомую дарственную надпись автора. Задумался, мысленно повторяя слова легендарного полководца: "В сущности, вся наша жизнь есть Бородинское поле, на котором решается судьба Отечества".

- Судьба Отечества, - вслух вполголоса повторил Святослав. И в усталом мозгу плыли неторопливые думы об отце, для которого не было превыше долга, чем служение Отечеству, и жизнь его, как верно сказал маршал, представляла собой нескончаемое Бородинское сражение.

А мысли все плыли и плыли, густые и болезненно-скорбные, хаотично громоздились в памяти отдельными, не связанными друг с другом эпизодами, обступали со всех сторон, нестерпимо давили горло, сжимали сердце, и он не гнал их, не противился - давал волю расслабленным чувствам. Отец… Только сейчас Святослав по-настоящему понял, разумом осознал, что больше никогда не увидит его озабоченного лица, всегда освещенного мягким светом приветливых глаз; не услышит спокойного, слегка глуховатого голоса с оттенком неподдельного, искреннего участия. И во взгляде и в голосе отца Святослав всегда чувствовал теплую ласку и нежность, принимал это машинально, как должное, без взаимной отдачи и благодарности. И теперь ему было до боли стыдно за свою сухость, сдержанность, которую легко принять за невнимательность. Отец… Благодаря ему, умному, заботливому, Святослав стал тем, чем он есть. И все, что есть в нем хорошего, - это все от отца: и знания, и привычки, и характер. Вспомнил теплый предосенний московский день 1941 года, когда они с отцом смотрели на Кремль с Москворецкого моста, потом бродили по малолюдной улице Горького и наконец зашли в кинотеатр "Центральный", чтоб посмотреть "Чапаева". Тогда отец разгадал желание сына. Они прощались, уходя в пекло войны, и было немного шансов свидеться вновь. Но счастливая судьба провела их через огонь и страдания и в конечном счете милостиво даровала им жизнь на долгие послевоенные годы. И уже будучи самостоятельным, взрослым, офицером, Святослав постоянно подсознательно чувствовал отцовскую опору и поддержку, и это придавало ему уверенности во всех случаях жизни. Святослав понимал, что отец гордится сыном и видит в нем свое продолжение, и потому старался оправдать его надежды и желания. Они часто спорили по делам серьезным и по пустякам, и теперь Святославу было горько и обидно от сознания своей неправоты перед отцом и нежелания из преувеличенного апломба признаться в своей неправоте.

Отец… Только теперь Святослав осознал по-настоящему глубокое бескорыстие, щедрость и нежность души его, беззаветную гражданственность в отношении к людям и делу, которому он посвятил свою жизнь, его неподкупную честность и принципиальность, которые были так характерны для большевиков. Он жил интересами страны и народа, и боль народная кровавыми рубцами ложилась на его сердце.

Мысли рождали чувства горечи, досады, благородного стыда. Как часто дети, принимая родительское добро, тепло и ласку, забывают о простой сердечной благодарности. И, относя себя к категории таких детей, Святослав мысленно спрашивал: "Почему так, почему родительское внимание, забота и любовь выше, полней и бескорыстней сыновней? Это несправедливо, это непростительно, возмутительно. Но почему мы об этом думаем лишь у свежих могил, когда случается непоправимое?"

Вошла Лена, деликатно напоминая:

- Ты домой звонил? Они будут волноваться.

Святослав сидел к ней спиной, сутуло облокотясь о письменный стол. На вопрос сестры не ответил, даже не шелохнулся. Лена снова спросила:

- Ты когда улетаешь?

- Завтра, - сказал Святослав, не поворачиваясь.

Лене хотелось поговорить с братом, но поняла, что сейчас он не расположен к откровенной беседе. Тихонько прикрыла дверь и ушла к себе. "Зачем я так нелюбезно?" - устыдился Святослав.

Он решил не заезжать домой: с Валентиной все покончено. Оскорбленное самолюбие его требовало непоколебимой твердости. Примирения быть не может, и даже постигшее великое горе не в состоянии что-то изменить в их супружеских отношениях. В этом он убедился еще раз даже сегодня: неустрашимая и гордая Валя держалась с ним учтиво и корректно, но ни словом, ни взглядом, ни жестом не выказала готовности к раскаянию и примирению. Внезапная смерть отца отодвинула на задний план его семейную драму. По крайней мере, он первый не пойдет на уступки, не проявит благосклонность и великодушие.