Иван Шевцов - Бородинское поле

• Название: Бородинское поле
• Автор: Иван Шевцов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1981

В романе воспроизводятся события битвы под Москвой осенью 1941 года. Автор прослеживает историческую связь героических подвигов советских людей на Бородинском поле с подвигами русского народа в Отечественной войне 1812 года. Во второй книге много внимания уделено разоблачению происков империалистических разведок, вопросам повышения бдительности. Битва идей, которая происходит в современном мире, - подчеркивает главный герой книги Глеб Макаров, - это своего рода Бородинское поле.

---

- Интересы монополий, - уточнил конгрессмен. Постепенно он втягивался в спор и уже не в силах был остановиться. Продолжал: - Мы не хотим трезво смотреть на мир, на то, как он ежечасно меняется. Колониальная система лопнула. Диктатура режимов изживает себя. Социализм, вопреки нашим желаниям, привлекает все больше сторонников. Народы тянутся к социализму, а мы, взяв на себя роль мирового жандарма, становимся на их пути, начинаем их душить. Имеем ли мы на это право - вот вопрос?

Конгрессмен обвел всех присутствующих спокойным открытым взглядом, в котором сочетались искренность и доверчивая откровенность. Наконец глаза его встретились с удивленными холодными глазами генерала.

- Это что-то новое, мистер Флеминг, - глухо сказал Перес. - Вы забываете, что не русские, а мы, американцы, оказываем помощь слаборазвитым странам, мы их кормим и потому имеем полное право хотя бы на благодарность.

- А те, кому мы отказываем в помощи, обращаются к русским, и они их поддерживают, - парировал конгрессмен. - У русских не было колоний.

- У нас тоже не было колоний, - опять встрял в разговор Бен, решив, что он обязан поддержать генерала.

- Колоний не было, но мы в свое время получили из той же Африки живой товар - рабов, мой мальчик, - сказал Оскар.

- Мы готовы возвратить Африке этот товар, даже с лихвой. Мы брали дикарей, а можем вернуть цивилизованных, чернокожую элиту. - И широкая улыбка расплылась по самодовольному лицу генерала. Потом эта улыбка исчезла в одно мгновение и то же лицо сделалось каменным, а глаза холодными и колючими. Глядя на Флеминга-старшего, он вдруг сказал: - А вообще, я не понимаю, почему некоторые наши конгрессмены питают странную симпатию к русским и готовы оправдывать все их действия, даже направленные против интересов нашей собственной безопасности.

В его словах и во взгляде звучал вызывающий вопрос, относящийся к Флемингу-старшему. Конгрессмен не спешил с ответом. По добродушному лицу его пробежала тихая, безобидная улыбка, а светлые глаза оставались задумчивыми и грустными. Заговорил медленно, растягивая фразы и делая паузы:

- Видите ли, генерал, я смотрю на вещи трезво и лишаю себя удовольствия националистических эмоций, подвергая себя тем самым известному риску. Но зато совесть моя чиста… Русские выиграли жестокую войну ценой неимоверных жертв. Сейчас они одерживают еще одну победу: они выигрывают мир. Русские в отличие от нас реалисты. Они трезво смотрят на мир. Мы же делаем ставку на конфронтацию и не хотим понять, что у нас нет шансов на победу даже не в ядерной, а в обычной войне. Я имею в виду обычную войну в плане чисто теоретическом, потому что на практике она непременно перерастет в ядерную и вызовет всемирную катастрофу, где не будет ни победителей, ни побежденных.

- Но почему вы решили, что у нас нет шансов на победу? - стремительно перебил генерал, а про себя он уже твердо решил, что конгрессмен Флеминг, несомненно, "красный", во всяком случае, не патриот.

- На основании уроков минувшей войны, генерал. Русские победили Гитлера потому, что они были правы. Они были жертвой агрессии, а жертва агрессии в моральном отношении всегда сильнее своего врага, потому что правда и право на ее стороне.

- Это все лирика, мистер Флеминг. Мы достаточно сильны, чтоб навести в мире порядок и покой.

- Кладбищенский порядок и покой, - горько усмехнулся конгрессмен.

- Тоже лирика, - небрежно обронил генерал. - Мир разделен на Запад и Восток. Это надо помнить.

- Есть еще север и юг, - не то всерьез, не то шутя заметил Дэн, но Перес понял его по-своему, сказав небрежно:

- Страны "третьего мира" ничего не решают.

- Какая ирония судьбы! - с грустью сказал конгрессмен. - Мы - запад, закат. Мы на пороге ночи. А перед ними новый день. Да, ирония судьбы, они - восход.

- А вот это уже мистика, мистер Флеминг, - обрадовался своей находчивости Перес. - Представьте себе, что будет, если коммунисты придут к власти в Италии и Франции? Это же революция! Конец свободной Европе.

- Вы имеете в виду радиостанцию "Свободная Европа"? - сострил Дэн. Перес метнул на него быстрый уничтожающий взгляд, но ответом не удостоил.

- Ты не прав, Майкл, - вмешался Оскар. - Некоторые западные коммунисты революцию желают в теории. На практике она им не нужна. Они ее боятся. В Италии социалисты уже были у власти. Что изменилось? В некоторых странах Запада социалисты и сейчас у власти. В Израиле у власти рабочая партия, а ее лидер Голда Меир - вице-президент социалистического интернационала. И этому надо радоваться, когда социалисты у власти. Потому что никто так не может скомпрометировать социализм, как сама социал-демократия. Находясь у власти, она дискредитирует саму идею социализма, разбивает в массах его притягательную силу.

- Ты говоришь о социалистах, разных там Миттеранах, Ненни, а я говорю о коммунистах. Разница есть? - энергично возразил генерал.

- Согласен, разница есть. Но и коммунисты, особенно их лидеры, тоже не везде одинаковы. Есть и такие, с которыми мы можем договориться и ладить. Нужно, чтоб у руководства компартий стояли наши люди.

- Нет, Оскар, я не верю в хороших коммунистов, - решительно отрезал генерал. - Для меня коммунист хорош, когда он мертв.

- По-твоему, Майкл, война, никакой альтернативы? - мягко, но настойчиво возразил Оскар. - Думаю, что Генри прав: в войне с русскими мы не победим. Все погибнем. Мир погибнет.

- Знаешь, отец, - по-петушиному вмешался Бен, - лучше быть мертвым, чем красным.

- Я уже это слышал от одного сумасшедшего, - походя, не взглянув на сына, обронил Оскар.

- Ерунда! - сказал генерал. - Наша океанская стратегия создают необходимые предпосылки для победы. Мы укроем свои ракеты в океане, где они будут недоступны для контрудара.

- Но русские нанесут ответный ядерный удар по нашим городам, промышленным объектам, по наземным гарнизонам. Кто же и что уцелеет? Сотня подводных лодок? - не соглашался Оскар, но и генерал не хотел уступать и даже логике и здравому смыслу вопреки все же сказал:

- И они, эта сотня подводных лодок, окажутся в роли ноева ковчега - начнут новую историю на Земле.

- Не начнут генерал: Земля будет надолго смертельно опасной для всего живого, - сказал Дэн.

"Все-таки Нина права, - подумал Оскар о Пересе. - Майкл безнадежно глуп и прямолинеен, потому опасен. Таких нельзя допускать к решающим рычагам войны и мира. Слава богу, что наша международная политика находится в руках такого мудрого и осторожного дипломата, как Генри Киссинджер. Да и новый министр обороны, Джеймс Шлессинджер, не сделает безрассудного шага". Обоих этих деятелей Оскар хорошо знал. Кадровым военным он не доверял, был о них невысокого мнения, считал, что им не хватает политической гибкости и широты мышления. Новый министр обороны - человек в общем-то штатский, доктор экономических наук, так сказать теоретик военно-промышленного комплекса, преуспевающий представитель деловых кругов. В свои сорок лет он уже был председателем комиссии по атомной энергии, а еще через два года - директором ЦРУ, где не проработал и года, как получил высокий пост министра обороны. Киссинджеру и Шлессинджеру Оскар Раймон симпатизировал и возлагал на них надежды. Он считал, что два деятеля, в руках которых практически находятся главные рычаги администрации США, едва ли разделяют "океанскую стратегию", в которую так верит генерал Перес. Сейчас он подумал об иной стратегии, которую считал в настоящее время самой универсальной и простой. Он излагал ее уже и прежде в узком кругу друзей и решил сейчас вновь повторить.

- Русских мы должны победить, но в другой - идеологической войне. Надо понять, что в настоящее время идеологическая битва будет решать гамлетовский вопрос: быть или не быть. В этом отношении преимущества на нашей стороне. У нас больше опыта, больше возможностей влиять разлагающе на нашего противника, лишить его главного оружия - идейной убежденности, нравственного превосходства. Что ни говорите, а Гальвиц в этой части своей книги был прав… Я, разумеется, не против стратегии устрашения. Мы должны быть сильными в военном отношении. Русских нужно измотать экономически. Пусть тратят больше на вооружение, пусть затягивают потуже пояс. Их экономика не выдержит соревнования с нами.

- Я думаю, ты переоцениваешь наши преимущества в идеологической войне, - сказал конгрессмен, возражая Оскару. - Наша система имеет столько изъянов, что никакая пропагандистская завеса не может их скрыть от мировой общественности, да и от рядовых американцев. Мы много шумим о нашей демократии, свободе, о правах человека и в то же время попираем эти права, душим свободу, как за пределами своей страны, так и у себя дома. Во имя нашей демократии мы жестоко расправляемся с инакомыслящими, запросто убиваем своих президентов и борцов за гражданские права. Вспомните майскую демонстрацию у Капитолия в семьдесять первом году. За два дня было арестовано десять тысяч человек по явно политическим мотивам.