Иван Шевцов - Бородинское поле

• Название: Бородинское поле
• Автор: Иван Шевцов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1981

В романе воспроизводятся события битвы под Москвой осенью 1941 года. Автор прослеживает историческую связь героических подвигов советских людей на Бородинском поле с подвигами русского народа в Отечественной войне 1812 года. Во второй книге много внимания уделено разоблачению происков империалистических разведок, вопросам повышения бдительности. Битва идей, которая происходит в современном мире, - подчеркивает главный герой книги Глеб Макаров, - это своего рода Бородинское поле.

---

Думчева не радовало то, что вверенные ему части инспектирует именно генерал Новиков, а не кто-нибудь другой. Он ожидал мелочных придирок и субъективных выводов, которые официально будут доложены вышестоящему начальнику. Разумеется, перед этим Новиков обязан проинформировать и его, генерала Думчева, о результатах своей инспекции. Так оно и было.

Перед своим отъездом в Москву генерал Новиков встретился с Думчевым в его просторном светлом кабинете, залитом ярким весенним солнцем, лучи которого проникали сюда сквозь молодую листву, разбрасывая по паркетному полу золотисто-зеленоватые пятна. У Новикова было веселое, благодушное настроение, под стать теплому майскому дню, и весь он сиял свежестью и здоровьем, а располагающие к откровенности глаза и отсутствие официальной натянутости в жестах и в тоне, каким он разговаривал, должно было действовать на Думчева успокоительно. Но Думчев - стреляный воробей, его на мякине не проведешь, он смотрел на Новикова внимательно, пристально, словно пытался заглянуть ему в душу, чтобы понять, что в действительности кроется за дружеской улыбкой и внешним расположением. Он знал людей, которые мягко стелют, да спать-то потом больно жестко, и опасался, что Новиков один из таких. Но он ошибся: Новиков сделал гораздо меньше замечаний, чем Думчев ожидал, замечания его Думчев считал совершенно справедливыми, даже мягкими, - никаких придирок, все объективно, честно и благородно. Словом, совершенно неожиданно для Думчева все обернулось не так, как он предполагал.

- Вот в таком духе я и буду докладывать руководству, - сказал Новиков, как бы подводя черту. Он уже взялся за подлокотники кресла, в котором сидел: казалось, еще одно усилие, он встанет, протянет на прощание руку и уедет, оставив Думчева в хорошем настроении. Но неожиданно Новиков убрал руки с изогнутых деревянных подлокотников и опять утонул в кресле, откинувшись головой на высокую мягкую спинку. Заговорил как бы вскользь, точно вспомнил:

- Да, Николай Александрович, есть один не относящийся к этому делу вопрос. Вопрос и просьба, притом не только моя, но и наших товарищей.

Он посмотрел на Думчева дружески, но упорно, настойчиво и очень серьезно, и этот взгляд его говорил о том, что все, что говорено до сей минуты, было делом второстепенным, пусть важным, но не главным, а то, что он скажет сейчас, и есть самое главное. Думчева насторожил этот взгляд, заставил собраться и сосредоточиться. Он негромко сказал:

- Пожалуйста, Виктор Федотович.

- Дело касается старшего лейтенанта Федорова, которого вы решили уволить из рядов Советской Армии. - Новиков сделал паузу, словно подыскивал наиболее точные слова. Он теперь смотрел в угол, слегка щуря глаза. - Есть мнение, что вы здесь немного погорячились. Но теперь, когда все улеглось, устоялось, можно спокойно разобраться в проступке Федорова и трезво оценить его. Я согласен - Федоров заслуживает строгого взыскания, но не такой крайней, что называется, высшей меры. Это слишком жестоко и несправедливо.

Новиков поджал тонкие губы, и лицо его сделалось пунцовым, а глаза потемнели. Все это свидетельствовало о внутреннем напряжении. С опаской он ждал ответа. Думчев нахмурился: он не ожидал подобного разговора. Его упрекнули в необдуманном решении: мол, погорячился. Упрек этот оскорблял, но он решил держаться того же мягкого, любезного тона, который предложил ему Новиков.

- Вы говорите о проступке Федорова, - спокойно начал Николай Александрович. - Уйти с поста - это всего-навсего проступок. А что тогда считать преступлением? Офицер в наряде оставляет свой пост, уходит к женщине, напивается. Ничего себе - проступок! Проступки у Федорова были и раньше, серьезные, где-то на грани преступления. Его наказывали, судили судом чести. Но он оставался верен себе.

- Простите, Николай Александрович, - как-то быстро перебил Новиков, - я понимаю: соверши он нечто подобное в военное время, в боевой обстановке, тогда другое дело, там бы не было разговора.

- Вот именно: там бы его судил трибунал.

- Возможно. Но здесь надо учитывать многие обстоятельства.

- Что за него просили, ходатайствовали, что его отец заслуженный человек! - уже начал горячиться Думчев.

- Не только это.

- Я уважаю его отца, но не могу потакать его сыну. Не имею права. К тому же это претит моему характеру, моему мировоззрению, если хотите.

- Николай Александрович, давайте спокойно разберемся, не будем горячиться. Парень молодой. У него любовь, может быть первая, сильная, которая иногда лишает рассудка не только юнцов, но и убеленных сединой мужей. Она его невеста, его будущее. Они договорились, списались заранее, она специально приехала на свидание, чтоб сказать то окончательное, решающее "да". Никто же не знал, что так получится, что совпадет с его дежурством. Конечно же он должен был получить разрешение, отпроситься. Он этого не сделал по легкомыслию, по молодости. В этом его вина, и он ее осознает, искренне раскаивается.

- Он много раз "осознавал" и "раскаивался", - ядовито сказал Думчев.

- Этот случай особый, - нетерпеливо перебил Новиков. Он вообще имел привычку в споре стремительно атаковать своего оппонента, заставить его меньше говорить и больше слушать. - Здесь вопрос касается такой тонкой области, как чувство. К сожалению, мы мало на это обращаем внимания, зачастую пренебрегаем таким существенным предметом, как психология, и не хотим видеть в каждом подчиненном прежде всего индивидуума, неповторимого, не похожего на других. У всех солдат форма одинаковая, но характеры-то разные. И мы, воспитатели - а я считаю, что командиры всех степеней прежде всего воспитатели, - мы не можем не считаться с особенностями характера каждого подчиненного, будь то рядовой или офицер.

Эти довольно прозрачные намеки Думчев воспринимал как упреки в свой адрес и готовился возразить, но Новиков говорил без пауз, не позволяя вставить ни единого слова, прерывать же его Николай Александрович считал бестактным. А Новиков продолжал, чеканя фразы, будто он находился на трибуне. Казалось, он любуется своим голосом.

- Современный молодой человек, в том числе и военнослужащий, в плане психологическом во многом отличается от своих сверстников времен Великой Отечественной. Это тоже нужно учитывать. Наконец, мы не имеем просто морального права не дорожить кадрами молодых офицеров, грамотных, хороших специалистов. А Федоров по характеристикам всех своих прямых и непосредственных начальников, в том числе и командира части, с мнением которого нельзя не считаться, Федоров - грамотный офицер, отличный специалист. Выгнать человека, избавиться от него таким образом проще всего. Труднее воспитать, вовремя предостеречь от ошибок.

В последних словах Новикова Николай Александрович уловил явное нравоучение, и это задело самолюбие боевого генерала, ветерана Великой Отечественной, Посмотрев Новикову прямо в глаза сухо и холодно, он сказал довольно резко и категорично:

- Федоров никогда не сможет стать настоящим офицером, потому что он случайный в армии человек. И мне странно слышать от вас, генерал, речи, похожие на нравоучения.

Резкость тона и обращение не по имени и отчеству, а просто "генерал" несколько обескуражили Новикова, и он, верный своей привычке, быстро и стремительно заговорил, изображая на своем молодом, цветущем лице невинную улыбку:

- Ну что вы, Николай Александрович, мне ли читать вам нравоучения! Помилуйте! Вы меня неверно поняли. Я с глубоким уважением отношусь к вам, потому и начал этот, можно сказать, сугубо личный разговор, хотя, повторяю, это не только мое личное мнение и просьба. Это мнение вышестоящих.

- Кого именно? - в упор спросил Думчев.

- Не будем уточнять, - морщась, уклонился Новиков и легко встал. Поднялся и Думчев, выйдя из-за стола. Они стояли друг перед другом, непримиримые, готовые вот так и расстаться, каждый оставаясь при своем. Но Новиков не спешил протянуть на прощание руку. Он внимательно и участливо посмотрел в глаза Думчеву и сказал тоном, полным сочувствия:

- Поймите меня правильно, генерал: Федоров мне не сват и не брат. Но в отношении его вы не правы.

- Дело не в моей правоте или неправоте, - спокойно ответил Думчев. - Дело в объективном отношении. Для меня справедливость, правда, объективность выше всего, в том числе родственных и иных отношений и связей. Все равны перед законом - и сват, и брат, и сын, и зять. Все…

Тонкие губы Новикова скривились в иронической улыбке. Думчев угадал смысл этой улыбки и ответил на нее со свойственной ему прямотой:

- Может, я устарел и думаю отжившими категориями, не по-современному. Может, я чего-то недопонимаю… - Он не закончил мысль, потому что Новиков опять перебил его тоном тихого сожаления:

- Да, генерал, именно так. Вы погорячились, решая судьбу Федорова, не подумали…

- О последствиях?