Иван Шевцов - Бородинское поле

• Название: Бородинское поле
• Автор: Иван Шевцов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1981

В романе воспроизводятся события битвы под Москвой осенью 1941 года. Автор прослеживает историческую связь героических подвигов советских людей на Бородинском поле с подвигами русского народа в Отечественной войне 1812 года. Во второй книге много внимания уделено разоблачению происков империалистических разведок, вопросам повышения бдительности. Битва идей, которая происходит в современном мире, - подчеркивает главный герой книги Глеб Макаров, - это своего рода Бородинское поле.

---

"Может, сходим?" - сказала Варя. "Зачем? - вяло отозвался Олег.

Была еще афиша, скорее, объявление, оповещавшее о выступлении в заводском клубе русского оркестра "Боян" под управлением Анатолия Полетаева. "На этот бы я сходил, да далеко добираться: клуб-то на окраине города", - сказал Олег. "В клуб я не хочу, - отозвалась Варя и напомнила: - Мы же решили в "Будапешт". После концерта не успеем: рестораны до одиннадцати часов".

"Будапешт", расположенный в самом центре Москвы, между Неглинкой и Петровкой, когда-то назывался "Аврора". Просторный зал с мраморными колоннами, хорошая кухня, какая-то слоя, особая атмосфера - все это когда-то, еще до войны и в первые послевоенные годы, привлекало Олега и Варю.

На этот раз свободных столиков не оказалось, и они сели за стол, за которым сидели двое уже немолодых мужчин, как потом выяснилось, приезжих, проживающих здесь же, в гостинице "Будапешт". Они спустились поужинать. На эстраде оглушительно играл джаз, и чернобородый откормленный юнец, похожий на библейского апостола, гнусаво шептал в микрофон стихи Есенина на невообразимый мотив.

- Жаль, что Есенин не слышит, как над ним измываются благодарные потомки! - явно негодуя, сказал командированный.

- А может, напротив, хорошо, что не слышит? - поддержал реплику Олег. - А то перестал бы писать стихи или вторично ушел бы в мир иной от такого зрелища.

Потом начались танцы уже под какой-то бешеный рев джаза. Выходили пары, молодые и пожилые, с осоловелыми глазами, раскрасневшимися лицами. Одни томно прижимались друг к другу, точно хотели навеки слиться воедино, другие, напротив, отойдя друг от друга и извиваясь корпусом, выделывали умопомрачительные па. Особенно запомнилась одна тощая, плоскогрудая, жилистая девица. В ней столько было нерастраченной энергии, азарта и огня, что казалось, в какой-то критический миг ее тело не выдержит такого бешеного темпа - разлетится на части.

Она высоко, до уровня плеч, подбрасывала тонкие смуглые ноги, выкидывала в стороны руки-плети, с такой силой отбрасывала голову, что казалось, та вот-вот оторвется.

- Во дает, во выкаблучивается! - с убийственным смехом говорил один из командированных. И добавил: - Как в кино, когда времена нэпа показывают.

Варя глядела на эти танцы негодующими глазами, и Олег, чувствуя отвращение к этой, как он выразился, мерзости, быстро рассчитался с официантом.

На улицу вышли с чувством горечи и досады. И тогда в них пробудились воспоминания, как осенью сорок первого, перед уходом Олега на фронт, они с Варей в Колонном зале Дома Союзов слушали симфонический концерт. Дирижировал тогда выдающийся музыкант Николай Семенович Голованов. И пожалели, что пошли в ресторан, - лучше бы в Колонный зал на концерт. Олег посмотрел на часы и сказал: "А мы еще успеем. Пошли". Они успели. В кассе были билеты, играл Большой симфонический оркестр. За дирижерским пультом стоял невысокий, коренастый человек с гривой Бетховена - Константин Константинович Иванов, воспитанник Буденного, бывший трубач Первой Конной армии. Исполнялись Чайковский, Римский-Корсаков, Рахманинов. После ресторана с невероятным джазом и безголосым певцом, после сексуальных танцев атмосфера Колонного зала показалась до боли родной, точно они с дикой планеты вернулись в отчие края. И снова они были молодыми, красивыми и гордыми.

Олегу казалось, что внешне Варя мало изменилась за эти прошедшие тридцать лет. Но вместе с тем в характере ее произошли какие-то серьезные перемены. Не было прежнего душевного тепла и нежности, а его ласки она грубо отвергала. Все куда-то улетучилось, растаяло. Он не заметил, когда это произошло, лишь подозревал, что Варя кем-то увлеклась, так как другого объяснения ее черствости он не находил, хотя для подобных подозрений не было никаких оснований. Варя внушала ему мысль, что такова природа человеческих взаимоотношений: любовь, мол, проходит, остается чувство уважения. Олег не желал с этим мириться, решительно отвергал, как он говорил, подобные доморощенные теории, но взаимности не получил. Постепенно, год за годом, их чувства черствели, холодок между ними усиливался, появились раздражительность и недовольство с обеих сторон, взаимные компромиссы, которые прежде рассеивали недоразумения, были позабыты. А внешне, для постороннего глаза, все, казалось, как надо: хорошая, благополучная семья.

И вот концерт в Колонном зале обрадовал их и вместе с тем напомнил о чем-то далеком и прекрасном, что незаметно ушло от них, навсегда потеряно. "Навсегда ли? А может, временно? - с надеждой спрашивал себя Олег и отвечал: - От меня это не зависит, и не по моей вине потеряно".

Варя слушала музыку с большим волнением. Она словно погрузилась в неожиданно новую сферу, найдя там праздник души. Музыка очаровывала и в то же время тревожила, больно задевала сокровенные струны, порождала воспоминания. Но Варя была далека от признания собственных ошибок и вины. Она просто тосковала о чем-то несбывшемся, прошедшем мимо.

…Голова была тяжелая, свинцом налитая, во рту пересохло. Олег встал, направился в кухню, чтобы выпить стакан минеральной. На террасе столкнулся лоб в лоб с Брусничкиным. Вид у Леонида Викторовича был какой-то жалкий, растерянный.

- Что не спится? - спросил Олег первое, что пришло на ум.

- Хотел выйти, но там собака на крыльце лежит и рычит. - Слова свои он дополнил жестом.

- Должно быть, отец спустил его, - сказал Олег, зевая. - Пойдем, он не тронет.

Во дворе было свежо и сыро. Темно-серое небо без звезд не предвещало ясной погоды. Здоровенный мохнатый Дон нехотя встал с крыльца, отошел к калитке и лег, загородив своей глыбой выход на улицу. Брусничкин уныло взглянул на собаку и спросил:

- А моя машина? Ариадна, должно быть, в машине спит?

- Она уехала. Еще вечером, пожалуй засветло.

- Одна? - почему-то настороженно спросил Брусничкин.

- Возможно. Впрочем, я не обратил внимания.

- А Павел Павлович с ней уехал?

- Нет, он с Орловыми.

- Как так, почему? - В голосе Брусничкина звучали раздражение и тревога.

- Не знаю, - нехотя буркнул Олег.

Брусничкин был явно возмущен и растерян.

- Черт знает что! Почему меня не разбудила?

- Должно быть, пожалела тревожить сладкий сон, проявила заботу, - с едва скрытой иронией ответил Олег, но чувствительный к определенной теме Брусничкин понял иронию и продолжал вслух возмущаться:

- Позаботилась… Только о ком? - И, махнув рукой, удалился в глубь сада, спросив из темноты: - Так он меня не тронет?

Олег не ответил. Он ушел на кухню и, не найдя там воды, утолил жажду пивом. Тотчас же появился на кухне и Брусничкин. Извиняющимся тоном проговорил:

- Я, кажется, вчера перебрал - голова трещит, а во рту как в свинарнике. Хорошо бы дезинфекцию произвести. - Влажные глаза его скользнули по бутылкам пива.

Олег налил ему стакан. Брусничкин выпил залпом и наполнил еще стакан, но пить сразу не стал. Закусил малосольным огурцом. И заговорил дружелюбно, со вздохом, и вздох этот означал раскаяние и примирение:

- У вас симпатичная сестра. Умница. Она кто, врач? - Олег кивнул, и Брусничкин, выпив еще стакан пива, продолжал: - А муж ее, кем он вам доводится - свояк, если не ошибаюсь, - человек видный и, знаете, большой эрудит.

- Я бы не сказал, - выпалил как-то машинально Олег и пожалел. На всякий случай прибавил: - Эрудит-дилетант.

- Это ничего не значит. В конце концов мы все дилетанты. В наш век энциклопедистов нет и быть не может.

Уловив в его словах лицемерие, Олег еще раз, теперь уже демонстративно, зевнул и, делая усилие над собой, сказал:

- Пиво на сон клонит. Еще часа три можно подремать.

Брусничкин взглянул на две еще не откупоренные бутылки пива, сказал, изображая на лице растерянность:

- А я еще посижу. Я выспался. Посижу до рассвета - и на электричку.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

В части подполковника Шпакова с утра ждали генерала Думчева. Накануне его приезда Шпаков - бритоголовый, полный, на вид даже рыхловатый, и добродушный - обошел подразделения и службы, все дотошно проверил и просмотрел и остался доволен. Везде нашел он полный порядок, все сверкало строгой праздничной чистотой. Только на одном агрегате не хватало щитка-указателя. Собственно, щиток приготовили, оставалось только прикрепить его к металлической стенке.

- Это мы мигом, товарищ подполковник, - пообещал старший лейтенант Геннадий Федоров и, весело сверкнув черными озорными глазами, молодцевато прищелкнул каблуком. В части Федоров слыл лихим офицером, для которого все нипочем и нет для него ничего невозможного и даже запретного. "Стоит только захотеть, и все будет в аккурат", - любил он щегольнуть этой фразой и считал ее своим девизом. Смекалистый и находчивый, Федоров верил в свое везение, как в божий дар, и полагал, что сама природа предназначила ему большое будущее, в которое он мчался очертя голову. Его необузданная самоуверенность всегда граничила с риском, часто безрассудным, но и тут он придумал для себя формулу: "Без риска не бывает удачи, риск - благородное дело".