Виктор Шкловский - Второй Май после Октября
Все авторские права соблюдены. Напишите нам, если Вы не согласны.
Описание книги "Второй Май после Октября"
Описание и краткое содержание "Второй Май после Октября" читать бесплатно онлайн.
« Алексей Максимович резкими большими шагами побежал по траве.
-Ты почему женщину ударил?
- Сам хочешь, старик? - Человек замахнулся.
- Берегись! - крикнул Горький, присев так быстро, что длинные полы пальто разлетелись.
Он замахнулся рукой с несжатой ладонью, повернулся и выпрямился, рубнув ладонью по челюсти.
Солдат упал.
Горький нагнулся над ним, поднял из травы фуражку.
- Тоже драться хотел, - сказал он, - а вот картуз потерял. »
Виктор Борисович Шкловский
Второй май после октября
Небольшая комната. У стены низкая, простая книжная полка. На ней издания по фольклору. В комнате много китайских вещей. Перед столом стоит китайское кресло, на столе рукопись и размеченные синим карандашом газеты за апрель 1918 года.
Бумага рукописей линованная. По линейкам написаны крупные, отдельные, спокойные, разборчивые буквы.
Написано на бумаге:
«...На нежной молодой траве, под рыжеватой весенней листвой деревьев...»
Алексей Максимович Горький в синем китайском шелковом халате, в китайских туфлях на многослойной бумажной подошве стоял перед открытым окном и смотрел на юг.
Широко синело небо; внизу прозрачными клубами подымались, закрывая Петропавловскую крепость, деревья Александровского парка с рыжеватой весенней листвой, как будто прослоенные коричневыми чешуями только что открывшихся почек.
Под деревьями, на нежной молодой траве, почти невидимые, шумно и звонко играли дети.
За парком город – куполами и золотыми шпилями.
Прекрасно прошлое. Его иногда жаль, как молодость.
Но ведь этот город – лучшее от прошлого.
Как достигнуть будущего без насилия?
Мало людей, которые любят завтрашний день, больше – вчерашний. Нет у людей памяти о будущем.
Алексей Максимович скинул халат. Высокий, длинноногий, подошел к зеркалу, поправил ежик, надел пиджак, вышел в переднюю, постучал в дверь, вошел.
Комната в восемь окон с аркой. На полу стоят два слона величиною с больших пуделей. Сделаны из финифти, сиамской работы, уши у них прицепные.
У стены петровский шкаф с неровными, пузырчатыми стеклами. В шкафу нефрит и бронзовые черепа с воткнутыми в них трехгранными кинжалами. На другой стене большой портрет Алексея Максимовича в голубой рубашке; сидит озабоченный, широкоплечий, моложавый.
На диване под дохой Иван Николаевич Рокитский – плосколицый, безбородый украинец, друг сына Макса.
Рокитскому лет сорок, а кажется, что ему девятнадцать.
– Идемте, Иван Николаевич, греться на улицу. Весна.
– Пошли.
На Алексее Максимовиче черное длинное пальто, на Рокитском – шинель.
Весна легкая, петербургская; воздух прослоен легкими весенними запахами и милым, свежим речным ветром.
На углу Кронверкского и Каменноостровского, там, где был деревянный дом, ныне сожженный, какой-то гражданин сделал забор из кусков старых крыш, кроватей и вывесок.
За оградой он пашет землю сохою. Откуда достал соху и лошадь? Кто пахарь сей? Лавочник ли бывший, или, может быть, вице-губернатор, или иной какой милостивый государь? Говорят, что кошки живучи. Нет, живучей всех милостивые государи.
Слева серое круглое деревянное здание цирка. Рядом с ним голубой майоликовый купол мечети, похожий на початок кукурузы.
Справа памятник миноносцу «Стерегущему», тому, который не сдался.
Старик садовник, знакомый и неприветливый, копает около памятника истоптанную землю, подымает ее под цветы.
Кругом детей так много, как бывает только весной.
Старик заступом копает.
– Что сажать будете?
– Левкои. Вырастил рассаду.
Пустой Каменноостровский с истертыми и сальными, как половик, торцами. По торцам везет какой-то гражданин детскую коляску. В коляске домашний скарб и два березовых полена.
Поднялись на Троицкий мост. Ветер дует с моря. Морские суда, на реке кажущиеся тяжелыми, пришли на праздник к пристаням города. Вот «Аврора».
На мачтах веселые, разноцветные флаги.
Май 1918 года.
С моста виден бронзовый Суворов; Мраморный дворец, длинный ряд домов без ворот, за ними Эрмитаж, Зимний, арки Адмиралтейства с праздно лежащими якорями; тяжелый купол Исаакиевского собора, коленопреклоненные ангелы на углах. Над ними золотой вытянутый купол – как аэростат, готовящийся к полету.
Река разветвляется, беря Васильевский остров в развилку.
На острове стоит Биржа. Она выдвинула вперед, к ростральным колоннам, два сторожевых охранения – две группы серокаменных сидящих усталых богов, похожих на ратников ополчения конца империалистической войны и сестер милосердия.
Дальше Кунсткамера, бок Университета, Кадетский корпус, сквер, в котором, как палец, торчит обелиск, потом темное здание Академии художеств и перед ним спокойные, маленькие, гранитные, неярко блистающие на весеннем солнце сфинксы.
– Сколько труда, – сказал Алексей Максимович.
– Красивый город, – ответил Рокитский. – Знакомый, хорошо описанный, – среди этих зданий русская литература лежит, как язык во рту.
– Красиво сказано, но несколько противно, – ответил Горький. – И неправильно. Тут о строителях нет ничего, а способности творцов – это только концентрация трудовых достижений рабочего коллектива, рода, племени.
– Я художник, – ответил Рокитский. – Вижу, красиво.
– Да, красиво. Адмиралтейство захаровское замечательное здание. Захаров много работал в своей жизни, всё трещины чинил. А вот, оказывается, какое построил, чего мог достичь.
– Скромный, говорят, был человек.
– Человечество трудом своим пользоваться не умеет. Лев Николаевич говорил, что силы человека, не только умственные, но и физические, безграничны. А мешает человеку неправильно понятая любовь к самому себе. Самого себя любит, на себя одного пашет, и что с таким человеком сделать – не бить же его?
– А вот Захаров думал про себя, что он просто техник, на других работал и создал чудо.
– Я Исаакия люблю.
– Исаакиевский собор красив, только он ненастоящий. Выдут из железа, как пузырь из мыла. Мне собор Василия Блаженного с Никольской башни показали, так, как его Иван Грозный смотрел. Очень простое здание, со строгим планом.
– В Исаакии детали хорошо проработаны.
– Был у меня купец знакомый. Покупал он канделябры, потом их развинчивал на детали и собирал из кусков украшения – сразу из всех стилей, по своему желанию.
Исаакий золотился в синеве, высоко подымаясь над весенними деревьями сада.
– Все же очень красив.
Все было тихо, празднично. Пестро и весело, как в детстве.
Алексей Максимович Горький стоял у перил и смотрел из-под плоских полей черной старомодной шляпы на Неву зоркими серыми глазами.
Справа темнела, вылезая из воды, невысокая шершавая стена Петропавловской крепости, к которой на повороте было прицеплено маленькое гранитное гнездо – не то как украшение, не то как сторожевая будка.
Стена крепости поворачивалась от реки и к северу шла уже кирпичной.
Над стеной возвышался высокий шпиль Петропавловского собора. На нем, взявшись рукою за крест, смотрел вниз золоченый ангел, проверяя: что это там делают люди, для чего матросы вывесили флаги, чему радуется город?
– Мне физически нравится, – сказал Алексей Максимович, – что в этом городе нет городовых. Как будто я шофер и со всех улиц сняли тумбы.
– Посмотрите, Алексей Максимович, как чайка лежит на ветре – будто голос певца на оркестре.
Алексей Максимович посмотрел.
Над рекою, положив крылья на ветер, летали как будто освобожденные от веса чайки.
– Хорошо, – сказал Алексей Максимович. – Очень хорошо, Иван Николаевич. Такое хорошо, которое на двух «о», как на двух колесах: на Волгу хочется.
Текла необозримая Нева.
– А в крепости Чернышевский сидел два года и роман писал про то, какие прекрасные вещи мы построим.
– Когда построим, Алексей Максимович? Воду ведрами на шестой этаж носим.
– Жалуетесь вы, будто писатель какой-нибудь.
Уже темнело, по парку гуляли пары.
Алексей Максимович смотрел на них внимательно и дружелюбно.
– Боится себя человек. Лев Николаевич раз читал «Хаджи Мурата». Описано было, как едут в ущелье по реке всадники. Ущелье узкое, и над головами всадников толчками двигается узкая звездная река. Прочел, снял железные очки, протер, сказал: «Как хорошо написал старик...» Взял карандаш и вычеркнул.
В небе сужался косой дымчатый пояс зари.
– Красиво очень.
– Очень красиво, Иван Николаевич. А люди за загородку тянут. Не бить же их. Бить – рук не хватит, даже у осьминога.
По траве вилась протоптанная тропинка.
В саду шел солдат в шинели без хлястика. Рядом с ним развязно и боязливо шла женщина в короткой юбке, в высоких, до колен, зашнурованных ботинках из мягкой кожи.
– Вот этот, – сказал Алексей Максимович, глядя на солдата, – не влюблен в свою даму со взбитой прической. Руку держит крючком, сам по себе гуляет, перед собой важничает, одного себя видит... Франт. Думает, что ухарь, а сам мещанин, хотя шинель у него без хлястика и ботинки не вычищены.
– Пустой человек.
– Короткий человек. Для того чтобы жить, надо будущее видеть. Только будущее мы и создаем. И рано это надо делать. В народе говорят: когда на дереве лист полный, то и сеять полно.
Горький шел уже усталый. Мысли овладевали им, утомляли его.
– Молодые листья, – сказал он. – Уже время сеять.
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!
Похожие книги на "Второй Май после Октября"
Книги похожие на "Второй Май после Октября" читать онлайн или скачать бесплатно полные версии.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Отзывы о "Виктор Шкловский - Второй Май после Октября"
Отзывы читателей о книге "Второй Май после Октября", комментарии и мнения людей о произведении.