Юрий Тынянов - Пушкин и его современники

• Название: Пушкин и его современники
• Автор: Юрий Тынянов
• Жанр: Русская классическая проза

..??..

---

Кюхельбекер познакомился с Жуй в самый разгар его славы: еще не стерлось впечатление от "Велизария" и уже готовилось появление "Sylla" (премьера в Thйвtre Franзais 7 декабря 1821 г.) Кроме того, в 1821 г. Жуй читал в "Athйnйe Royal" курс: "La morale appliquйe а la politique", на котором остановимся позже; пока же заметим, что изданный в 1822 г. его курс стал любимым чтением декабристов и книга эта фигурировала в деле декабристов. Так, она была найдена у члена тайного общества соединенных славян, майора Спиридова. **

Третий, упоминаемый в этом перечне встреч и знакомств, - Бенжамен Констан. Николай Тургенев писал о нем: "Бенжамен Констан более всех сделал для политического воспитания не только Франции, но и остального европейского материка". *** О влиянии Бенжамена Констана на неаполитанских карбонариев говорит, например, такая широко распространенная газета, как "Journal des Dйbats" (номер от 4 апреля 1821 г.).

* О М.-А. Жюльене см. ЛН, т. 29-30, стр. 538-576, и ЛН, т. 31-32, стр. 92-113.

** Восстание декабристов. Материалы. Центрархив, т. V, Госиздат, 1926, стр. 151.

*** В. Семевский Политические и общественные идеи декабристов. СПб., 1909, стр. 231.

В показаниях большей части декабристов имя Бенжамена Констана фигурирует как имя одного из идейных учителей. Его политические высказывания по отдельным вопросам, объединенные в курсе конституционной политики, были известны большей части северных декабристов. Так, вождь северных декабристов и ближайший друг Кюхельбекера, Рылеев, показывал: "Свободномыслием первоначально заразился я во время походов во Францию в 1814 и 1815 годах; потом оное постепенно возрастало во мне от чтения разных современных публицистов, каковы Биньон, Бенжамен Констан и другие..." * Совершенно то же показал и Евгений Оболенский: "Вообще способствовало тому (образу мыслей декабристов. - Ю. Т.) чтение публициста Benjamin Constant, Bignon и проч." ** Декабрист Митьков счел даже нужным особо оговорить в показаниях, что во время пребывания в Париже он видел Бенжамена Констана только в камере депутатов, "куда ходил иногда из любопытства". Кюхельбекер не назвал в показаниях имени Бенжамена Констана, но едва ли возможно сомневаться в значении для нею знакомства и встреч с главным идеологом либерализма. Так, одною из главных причин его "неудовольствия настоящим положением дел" Кюхельбекер показал на следствии "крайнее стеснение, которое российская словесность претерпевала в последнее время не в силу цензурного устава, но, как полагал я, от самоуправства цензоров". *** Между тем значительная часть памфлетов, брошюр, парламентских речей и т. д. Бенжамена Констана была посвящена именно этому вопросу.

* Восстание декабристов, т. I, стр. 156.

** Там же, стр. 226

*** В. Семевский. Политические и общественные идеи декабристов, стр. 180.

За именем Бенжамена Констана в записи Кюхельбекера следует: "Камера депутатов", что и замыкает фразу. Можно не сомневаться, что это есть обозначение места встречи (быть может, и не первой, а условленной вслед за первой). Можно, далее, предположить, что заседание, посещенное Кюхельбекером и посвященное жгучему вопросу о голоде, комментировалось затем в личной беседе с Бенжаменом Констаном. Кроме того, Бенжамен Констан был интересен и ценен для Кюхельбекера как писатель-романист, автор знаменитого романа "Адольф" (1815). Общеизвестны интерес Пушкина к этому роману и знаменитая строфа "Евгения Онегина", посвященная ему (22-я строфа VII главы). Кюхельбекер не имел случая в своей литературной деятельности отозваться на роман, но, сидя в одиночном заключении в Свеаборгской крепости, 4 апреля 1834 г. он перечел его (в переводе Вяземского, 1831) и посвятил ему целый день своей крепостной жизни.

4 апреля он записал: "Повесть Бенжамена де Констан: Адольф, представляет мне богатую жатву для завтрашней отметки". 5 апреля он пишет рассуждение о романе: "Писать роман, повесть, стихотворение единственно с тем, чтобы ими доказать какую-нибудь нравственную истину, без сомнения не должно. Но иногда нравственная истина есть уже сама по себе и мысль поэтическая: в таком случае развитие поэтизма (поэтической стороны) оной предприятие достойное усилий таланта. - К разряду таких истин принадлежит служащая основою повести Бенжамена де Констан: Адольф, без любви, единственно для удовлетворения своему тщеславию предпринимает соблазнить Элеонору; между тем худо понимает и себя и ее, успевает, но становится ее жертвою, рабом, тираном, убийцею. - Вообще в этой повести богатый запас мыслей, - много познания сердца человеческого много тонкого, сильного, даже глубокого в частностях; смею, однако, думать, что она являлась бы в виде более поэтическом, если бы на нее еще яснее падал свет из той области, где господствует та тайная, грозная сила-воздаятельница, в которую примерами ужасными, доказательствами разительными, неодолимыми учит нас веровать не одна религия, но нередко события народные и жизнь лиц частных. Поэтической стороною этой общей истины в повести: Адольф [было бы] именно то, что тут погубленная Элеонора противу собственной воли становится Евменидою-мстительницею для своего губителя. Но чтобы вполне проявить поэзию этой мысли, нужно бы было происшествие более трагическое, даже несколько таинственное... В отдельных мыслях и замечаниях, которые выпишу, заметно что-то Сталевское; в них видно, как много необыкновенная женщина, бывшая для белокурого Бенжамена чем-то вроде Адольфовой Элеоноры, споспешествовала обогащению его познаниями, идеями, наблюдениями и опытами, подчас статься может, довольно горькими".

Далее следует десять выписок из романа.

Приводим первую: "Как скоро я слышал пустословных, усердно рассуждающих о самых неоспоримых, утвержденных правилах нравственности, приличия и религии - а они все это охотно ставят на одну черту - я не мог не противоречить, не потому чтобы мои мнения были противоположны, по потому что мне досадно было столь твердое, столь грубое убеждение".

В рассуждении по поводу романа слышится не критика, а настроения узника. Проекция частной драмы и личного понятия возмездия в область событий народных - глубоко индивидуальная черта Кюхельбекера. Последнее его стихотворение, направленное против всесильного шефа жандармов Орлова, почти дословно повторяет рассуждение по поводу "Адольфа":

Но есть, поверь мне, есть на свете Немезида,
И ею всякая приемлется обида
И в книгу вносится, и молча книгу ту
Читает день и ночь таинственная дева;
И выбирает жертв, и их казнит без гнева,
Но и без жалости. За ложь и клевету
Заплатят некогда такою ж клеветою...

и т. д."

Эта вера в Немезиду в области "событий народных" для представителя раздавленного декабристского движения была верою в будущее русского освободительного движения, будущее русского народа.

Именно так проявляет себя Кюхельбекер в 1834 г., к которому относится запись о Констане. В октябре 1834 г. он кончает большую стихотворную трагедию "Прокофий Ляпунов" - о первом земском ополчении против польской интервенции XVII в., полную этими настроениями. Но в рассуждении есть и черта личного знакомства - именно там, где Кюхельбекер комментирует автобиографичность повести, где он говорит о влиянии m-me де Сталь на "белокурого Бенжамена".

Встречи Кюхельбекера с Бенжаменом Констаном, Жуи и Жюльеном были важны еще в одном отношении. В первой записи от 4 апреля, являющейся планом путевых записок и сделанной всего через 9 дней после прибытия в Париж (Кюхельбекер прибыл, как мы видели, 27 марта), содержится совершенно определенный план выступлений и лекций, которые Кюхельбекер собирается прочесть в Париже; после описания Пале-Рояля он говорит: "Воздушные башни, которые он * строит. Кафедра в Афинее, с которой в воображении он уже знакомит французов с вашими стихами, с вашею прозою". Предшествующие имена Ланглеса, Деппинга, Жюльена позволяют предполагать, что именно от них и исходил первоначальный план прочесть в "Афинее" ("Athйnйe Royal") цикл лекций о современной русской литературе.

Что представлял собою "Athйnйe", в котором Кюхельбекер собирается прочесть лекции? Первоначальный ответ на это, даваемый Лависсом, нас разочаровывает. Лависс считает "Атеней" местом, где читались изысканные лекции для блестящей светской публики. ** Здесь, несомненно, произошла интересная ошибка: светский, блестящий характер помещения, в котором происходили собрания "Атенея", а также, с одной стороны, парадное прошлое, с другой, - парадное официальное назначение учреждения подменили здесь собою истинный характер заседаний "Атенея" в 20-х годах. Здание было, действительно, блестящее. Описание помещения "Атенея" на rue Valois, Palais Royal 2, когда он был в эпоху революции лицеем, дает сведения об исключительной роскоши убранства и архитектурном богатстве здания. ***

* Путевые заметки ведутся в виде письма к друзьям; отрывку предшествует фраза: "целомудрие вашего друга"; отсюда в дальнейшем третье лицо вместо первого