Юрий Тынянов - Пушкин и его современники

• Название: Пушкин и его современники
• Автор: Юрий Тынянов
• Жанр: Русская классическая проза

..??..

---

Надеждинский отзыв объясняется стилевой трактовкой исторического материала. В "Борисе Годунове" материал был распределен по действующим лицам, и вопрос шел о характерности их. В эпосе современный поэт-рассказчик сам взял слово по отношению к историческому материалу. Исторический материал оказался современным, однако не только поэтому. Если учесть выбор его, двупланность исторического и современного станет ясна. Нам приходилось уже говорить о семантической двупланности Пушкина. Историческая поэма Пушкина после "Бориса Годунова" двупланна: современность сделана в них точкой зрения на исторический материал. Обстоятельствами, предшествовавшими появлению "Полтавы" (1829), были: подавление восстания и недавняя казнь вождей-декабристов, а обстоятельствами современными: персидская и турецкая кампания как возобновление национальной империалистической русской политики. (В "Путешествии в Арзрум" Пушкин не забывает отметить совпадение "взятия Арзрума с годовщиною Полтавского боя"). Аналогия "Николай I Петр", данная уже Пушкиным в знаменитых "Стансах" ("В надежде славы и добра") и впоследствии разрушенная в сознании Пушкина - ( "beaucoup du praporchik en lui et un peu du Pierre le Grand" *), - была еще в полной силе. Прямого политического смысла поэма не имела, слишком документальны были изучения Пушкина и слишком ограничен бы был замысел, но современен был выбор материала и стилистическая трактовка его. Эпилог: "Прошло сто лет" подчеркивал современного поэта-рассказчика и не случайно перекликался с той же фразой из пролога к "Медному всаднику".

* "Слишком много от прапорщика и слишком мало от Петра Великого" (франц.). - Прим. ред.

"Медный всадник" является последней "исторической поэмой" Пушкина и вместе высшей фазой ее. Исторический материал не играет роли самодовлеющей, документально-археологической, современной только по выбору: он становится современным, активным, введенным в поэму в виде "мертвого героя", идеологического современного образа. Примат, первенство материала над главным героем оттеняется в пушкинском эпосе названиями: "Бахчисарайский фонтан", "Цыгане", "Комедия о настоящей беде Московскому царству и т. д.", "Полтава". Эти названия подчеркивают эксцентрическое положение героя. Название "Медного всадника" того же типа. В "Цыганах" было столкновение "героя" с ожившей "страдательной средой", второстепенными героями. В "Борисе Годунове" главные герои отступили, приравнены к второстепенным. В "Полтаве" имеем рецидив главных героев, "сильных, гордых сих мужей". В "Медном всаднике" "главный герой" (Петр) вынесен за скобки: он дан во вступлении, а затем сквозь призму второстепенного. Процесс завершился: второстепенный герой оказался ведущим действие, главным. Этому предшествовала большая работа. Второстепенный герой из современной "страдательной среды" обычен в литературе в виде комически или сатирически окрашенного. Должны измениться условия, построения, чтобы он, потеряв эту окраску, принял ведущую роль. Работа над "Медным всадником" велась Пушкиным вначале в виде сатирической поэмы "Родословная моего героя", где онегинская строфа, вызвав авторские отступления, мешала перемещению героя, но где совершилось уже вполне осовременение исторического материала (перенос его в родословную). В "Медном всаднике" второстепенный герой победил: если не Алеко, так Евгений стал "чиновником". "Главное" положение второстепенного героя, ведущего действие, несущего на себе исторический и описательный материал, резко порывает с жанром комбинированной поэмы. Пушкин дает в "Медном всаднике" чистый жанр стиховой повести. Фабула низведена до роли эпизода, центр перенесен на повествование, лирическая стиховая речь вынесена во вступление. Стиховое повествование, опирающееся на документы (Пушкин обставляет и эту поэму, как все предшествующие - примечаниями) , сохраняя все признаки стиха, во фразеологическом отношении опирается на прозу:

Все перед ним завалено;
Что сброшено, что снесено;
Скривились домики, другие
Совсем обрушились, иные
Волнами сдвинуты; кругом,
Как будто в поле боевом,
Тела валяются...

Изменилось и литературное время, не прикрепленное к фабульному эпизоду. Это уже не время поэмы, соединенное с моментом завязки и катастрофы. Это широкое время - повести. То, что выносилось Пушкиным в эпилоги в жанре комбинированной поэмы, вошло в текст повести. На это жанровое преобразование несомненно повлияла работа Пушкина над прозаическими жанрами.

Эволюция пушкинского эпоса как бы в сокращенном виде отражена в "Евгении Онегине": это произведение, эволюционирующее от главы к главе, "Онегина" Пушкин писал больше восьми лет, и отдельные главы его выходили в свет от 1825 по 1832 г. Анненков пишет по этому поводу: "Евгении Онегин" кроме всех других качеств есть еще изумительный пример способа создания, противоречащего начальным правилам всякого сочинения. Литературная эволюция как раз и не считается с "начальными правилами". [54а]

Сам Пушкин, как всегда понимавший свои вещи лучше современных критиков, дал два положения, два термина, необходимых для уразумения "Евгения Онегина".

Первое сообщение Пушкина о "Евгении Онегине" такое: "Я теперь пишу не роман, а роман в стихах - дьявольская разница!" [55]

Последняя строфа последней главы:

Промчалось много, много дней
С тех пор, как юная Татьяна
И с ней Онегин в смутном сне
Явилися впервые мне
И даль свободного романа
Я сквозь магический кристалл
Еще неясно различал.

Итак: "не роман, а роман в стихах" и "свободный роман". Начнем с последнего.

Борьба Пушкина против фабульной скованности поэмы была борьбой за внесюжетное построение; внесюжетное построение - это развертывание вещи на материале, будь то лирический или описательный. В 1823 г. был уже проделан опыт "Кавказского пленника" с удачей в создании большой формы на внефабульном построении и с неудачей первого опыта построения "характера". Уже во время работы над III главой "Онегина" написаны "Цыганы", где герой выведен из своего жанрового равновесия. В "Евгении Онегине" эти одновременные опыты и эти вопросы разрешаются опытом "свободного романа" и связанного с ним "свободного героя". И фабула и характер не задуманы во всех чертах, а предоставлены развертыванию, развитию. Вначале "Евгений Онегин" задуман как сатирическая поэма, "вроде Дон-Жуана" Байрона, поэма не для печати, в которой поэт захлебывается желчью. [56] А в 1825 г. он пишет Бестужеву: "Где у меня сатира? о ней и помина нет в "Евгении Онегине". [57] Фабула должна была быть достаточно свободной и емкой для включения материала деревни, города, света, литературы, и развивалась, подталкиваемая собственной инерцией, - так, Онегин по первоначальному варианту, должен был влюбиться в Татьяну, в III главе. Вычеркнутая строфа (после XXI) главы II, первоначально относившаяся к характеристике Ольги, затем, по намерению поэта, должна была относиться к Татьяне. Подобно этому расширялись амплуа героев. Евгений был вначале задуман как "герой" (черты "Демона", прообраз Н. Раевского). При развертывании романа не только расширяются материалы героя (внесение автобиографических черт), но он и осмысляется пародически. Ленский должен был быть "крикуном и мятежником странного вида" (с чертами Кюхельбекера), он становится элегиком, по контрастной связи с Онегиным и по злободневности вопроса об элегиях, что дает возможность внедрения злободневного материала. Герои, которые в критике были названы типами, были свободными, двупланными амплуа для развертывания разнородного материала. (Ср. общие, отвлеченные названия Пушкина для глав: "Поэт", "Барышня".) "Свободный роман" - "панорама", по выражению Пушкина, строит материал на переключении из плана в план, из одного тона в другой. Это переключение (так называемые "отступления") явилось главным сюжетным средством и уничтожило однотонность героя-амплуа. Исключительной двупланности достигает Пушкин в самых ответственных фабульных пунктах (высокий и иронический план смерти Ленского), совершенно изменяя этим функцию фабулы. Внесюжетная "свобода" романа подчеркнута его концом. Роман как начат, так и окончен внезапно. Прощание с Онегиным дано на напряженном фабульном моменте. Но и последняя глава (1832) и первое полное издание "Евгения Онегина" (1833) кончалось "отрывками из путешествия Евгения Онегина", которые и являются, таким образом, подлинным концом Онегина, подчеркивающим его "бесконечность". Эти отрывки не только подчеркивают внесюжетное построение, но как бы стилистически символизируют его. Последние 140 стихов написаны в виде отступлений от одной фразы: "Я жил тогда в Одессе пыльной":

63. Я жил тогда в Одессе пыльной...
91. А где, бишь, мой рассказ несвязный?
В Одессе пыльной, я сказал...

И весь "Евгений Онегин" кончается неконченной фразой: