А. Сахаров (редактор) - Николай II (Том I)

• Название: Николай II (Том I)
• Автор: А. Сахаров (редактор)
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-7632-0020-9

Николаю – Александр III: «Я завещаю тебе любить всё, что служит ко благу, чести и достоинству России. Охраняй самодержавие, памятуя при том, что ты несёшь ответственность за судьбу твоих подданных пред Престолом Всевышнего. Вера в Бога и в святость твоего царского долга да будет для тебя основой твоей Жизни».

В первый том произведений о правлении Николая II вошли следующие произведения:

И. Сургучёв «Детство императора Николая II»

Д. Вонляр-Лярский «Грех у двери (Петербург)»

Л. Жданов «Николай Романов – последний царь»

---

Гроб с останками хлыста-чудотворца на автомобиле был доставлен к деревне Гражданка, между Лесным и Пискарёвкой, и здесь тело сожжено… вместе с гробом, металл которого расплавился в пламени костра… Николай, уже сидя под караулом в Александровском дворце, прочёл о сожжении своего бывшего оракула и на мгновение задумался…

Его лицо, неподвижное, с застывшей улыбкой на губах, побледнело и стало совсем старым, растерянным и жалким…

Он понял в этот миг, какую роковую роль в падении дома Романовых сыграл убитый «старец» из хлыстов…

II НИКОЛАЙ, «ОХРАНКА» И ПАЛАЧИ

На первый взгляд может показаться странным одно обстоятельство, которое так чётко выясняется из всего изложенного на страницах этой книги.

Если Николай нередко уступал законные свои «близким» лицам из придворной клики, обступившей его тесным кольцом… Если он так часто ограничивался тем, что повторял слова, нашёптанные ему если не Победоносцевым или Дубровиным, то его «любящей супругой» и ставленниками «немецкой шайки» от Штюрмера, Сухомлинова и до презренного Протопопова включительно… Если, как всем казалось, собственной воли и мыслей он не имел… Почему не поддавался он более благоразумным советам своих же родичей, великих князей, звавших сделать уступки?.. Отчего не слушал внушений старухи матери? Зачем так упорно, всеми средствами боролся с натиском общественного мнения, с волей Государственной думы, с ярко выраженными стремлениями к обновлению строя, с которыми, в конце концов, выступил даже Государственный совет?.. Отчего не влияли на царя даже ужасы пережитой им двенадцать лет назад революции 1905 года[650]?..

Вот что записал в своём дневнике об этих грозных для династии днях покойный Константин Константинович:

«Открытие первой Государственной думы считалось последним актом революции. С часу на час ожидали, что Таврический дворец объявит себя Учредительным собранием, а войска – свободными от присяги. Покойный Алексей Александрович всё своё состояние в шесть миллионов перевёл за границу. Сергей Михайлович держал день и ночь наготове лошадей, в продолжение месяца спал всегда одетым; все представлявшиеся царю депутации предварительно обыскивались. Паника дошла до последних пределов».

Николай боялся выходить за ворота дворца в Петергофский парк, в его кабинете и спальнях были устроены секретные двери в тайные лабиринты-проходы к казармам охраны.

А миноносец друга-кайзера, «Г-110», день и ночь под парами, стоял наготове у дворца, чтобы в случае необходимости умчать русского царя «за пределы досягаемости» гнева его верноподданных…

Десятого мая 1906 года все находившиеся в Петербурге члены императорской фамилии среди ночи были вызваны в Петергоф.

К концу заседания весь в пыли вошёл в комнату Михаил Александрович. Он говорил о необходимости уступить.

– Чему и ради чего уступить? – спросил царь.

– Государственной думе и Муромцеву[651], ради династии, – ответил Михаил.

«Никогда, – пишет Константин Константинович, – я не видел государя столь возбуждённым. Он упрекал брата в слабости, стучал по столу и кончил клятвой скорее умереть, чем отказаться от права выбирать и назначать министров. С этого момента между братьями выросла стена, Николай опасался, боялся, что жизни наследника, хилого ребёнка Алексея грозит опасность со стороны родного дяди. Ни тогда, ни после Николай на уступки не пошёл. Почему?

Это, может быть, станет понятным, если мы познакомимся, вернее, припомним некоторые яркие черты царя, обрисованные в различных откровениях, какими наполняют сейчас печать лица, некогда имевшие случай ближе наблюдать и чаще сталкиваться с повелителем огромной империи.

Доктор Мундт, психиатр, врач королевы шведской, имевший случай при встречах наблюдать за Николаем II, коротко и ясно подвёл итоги своим впечатлениям.

– Ваш император, – сказал Мундт одному русскому сановнику, – он прежде всего типичнейший буржуа, «обыватель». Он – всё что вам угодно: рантье, купец, чиновник… только не повелитель, не государь милостью Божией или народа! Типичнейший буржуа!

Французский врач, хирург, вместе с лазаретом попавший в плен к германцам и перед самой революцией возвращённый оттуда, был призван в Царское Село.

Узнав из его рассказов, как плохо теперь живётся самим немцам, не говоря уже о несчастных русских пленниках, император развеселился, пришёл в шутливое настроение и, указывая на груды печенья, на тяжёлую золотую сахарницу, сверкающую под лучами электричества на белоснежной скатерти, весело улыбаясь, проговорил:

– Как видите, у нас, в России, ещё всего достаточно! Мы пьём чай с булками… и даже с сахаром!..

Француза так покоробило от сытой шутки царя, что он не нашёл на неё ответа…

Несколько новых ярких штрихов к портрету царя дала исполнительница народных русских песен Н. Плевицкая[652]. Угрюмый, молчаливый, необщительный Николай, бывающий своих «императорских» театрах, обнаружил явное пристрастие к песням Плевицкой, если не к личности самой певицы.

В области его личных увлечений преобладали, как мы знаем, балетные звёзды и звёздочки, испытанные на пуантах… вроде Лабунской, Кшесинской и других…

Плевицкую Николай отличал как артистку. Так по крайней мере заявляет она сама.

Излюбленным его номером была песенка о «доле ямщика-бедняка», о том, как он тосковал по милой… Как

Из глаз его скатилась
На грудь жемчужная слеза.

Этот номер, трогавший в концертах ожиревших старых кокеток, полинялых светских и полусветских львов, юных хлыщей, приводил в волнение и Николая Романова.

Так казалось Плевицкой.

Но предоставим слово ей самой, и тут же вскроется уже совсем новая чёрточка императора.

– Он был всегда такой добрый и простой на вид! – сообщает артистка. – Такой вот, как и все остальные мои знакомые… Ничем не похож на царя.

Сидит и слушает. И потом горячо-горячо жмёт руку и благодарит за доставленное ему удовольствие. И видно было, что песни мои ему очень нравятся, что он понимает их, что они его трогают до глубины души…

– Ну а потом что же? Говорил он с вами по поводу этих песен, высказывал свои мысли?..

– О, нет, нет. Он был очень корректен, очень корректен. Всегда благодарил. Много благодарил, но чтобы поговорить или, Боже упаси, чего-нибудь лишнего сказать – нет, нет… Больше молчал и приветливо улыбался.

И тут же этот маленький человек, не высказывавшийся никому и никогда откровенно, уходил в соседнюю комнату и делал выговор генералу Казбеку за «неумелое» усмирение:

– Надо было пострелять, генерал, надо было пострелять.

Это подлинные слова его.

– Весёлую компанию очень любил, – рассказывает Плевицкая. – И пил много. Но что удивительно – никогда не пьянел. Пьёт, нисколько от других не отставая, а хоть бы в одном глазу. Хохочет только. Причём сидит на одном месте, не вставая. Сидит и хохочет. Публика уже подвыпила, артисты – мастера на все руки – рассказывают анекдоты, а он сидит и хохочет. Весёлый человек. Любил анекдоты. Особенно еврейские. Или анекдоты про какое-нибудь глупое положение какого-нибудь глупого начальства. Хохочет до упаду. Прямо заразительно хохочет. Но видно, что трезвый лишнего слова не проронит. Не только что лишнего, но и вообще слов понапрасну не расточает.

Публика веселится и думает: «Какой он хороший». Я сама часто забывалась и говорила с ним вот так же, как с вами разговариваю. Размахиваю этак руками пред самым его носом и вообще совсем забываю, что он – царь. Я ведь невоспитанная, – как бы оправдываясь, замечает певица.

Иногда придворные или другие свидетели разговоров Плевицкой с царём серьёзно указывали ей, что нужно быть осторожней.

– Да, ведь вот он какой! – задумчиво прибавляет Плевицкая.

Иногда по простоте душевной Плевицкой приходилось рассказывать царю что-нибудь из жизни мира артистического, что-нибудь будничное, то, что называется просто сплетнями. Рассказывает просто как человеку и вдруг изумлённо слышит из уст царя:

– Я это знаю уже…

Удивительная осведомлённость. Сидит в компании артистов, слушает анекдоты, хохочет вместе с ними и всё видит, всё знает, всё запоминает. А намотав на ус всё виденное и слышанное, проявляет свою самодержавную волю.

Бывший царь любил слушать, как Плевицкая пела «Стеньку Разина». Иногда царь экстренно вызывал её к себе официальным путём, например, через московского генерал-губернатора в Царское Село, чтобы петь. Для этого ей приходилось откладывать назначенный в Москве концерт и немедленно ехать в Царское. И получается какой-то первобытный хаос.

Народная певица, выступления которой ожидает вся Москва, едет к царю, чтобы петь пред ним.