Святослав Рыбас - Красавица и генералы

• Название: Красавица и генералы
• Автор: Святослав Рыбас
• Жанр: Историческая проза

Аннотация издательства: Роман о белом движении на Юге России. Главные персонажи - военные летчики, промышленники, офицеры, генералы Добровольческой армии. Основная сюжетная линия строится на изображении трагических и одновременно полных приключений судьбах юной вдовы казачьего офицера Нины Григоровой и двух братьев, авиатора Макария Игнатенкова и Виталия, сначала гимназиста, затем участника белой борьбы. Нина теряет в гражданской войне все, но борется до конца, становится сестрой милосердия в знаменитом Ледяном походе, сделавшимся впоследствии символом героизма белых, затем снова становится шахтопромышленницей и занимается возрождением своего дела в условиях гражданской войны. Ее интересы входят в противоречие с требованиями белой администрации, которая стремится только к удовлетворению военных потребностей. Роман "Красавица и генералы" впервые в отечественной литературе показывает историю белого движения на малоизвестных материалах, он лишен привычных стереотипов.

---

Надо было ехать. Родион Герасимович и Хведоровна вызвали из поселка бывшую сноху с мужем. Наступил вечер, солнце уже село, и в курене зажгли керосиновую лампу.

Родион Герасимович находился в курятнике, где подтапливал печь. Стояли последние, должно быть, морозы, и было бы не по-хозяйски накануне тепла простудить птиц. Он подбросил угля, прикрыл устье и стал слушать потрескивание огня и наблюдать в щелку.

Макарий, сколько ты помучился! И ранило, и разбивался, а вот и ослеп. Что с тобой, слепым, делать?

Дед незаметно перешел на упреки, как будто Макарий был малолеток и нашкодил.

Хведоровна молилась за ослепшего внука, и ее звонкий сварливый голос звучал у Родиона Герасимовича в голове: "... не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке..."

Родион Герасимович вспомнил себя молодым и подумал, глядя на огонь: "Все кончается". Ему было жаль молодости, быстро превратившейся в этот курятник, в старуху Хведоровну, в сумерки.

Он зашептал молитву, потом вышел на баз и посмотрел на небо. Уже горела Вечерняя звезда, а за горизонтом поднимались багровые отсветы печей "Униона". Родион Герасимович представил закономерность жизни, которой все следовали, начиная с него, когда уходили от предназначенной судьбы. И он ушел от матери и отца и, оторвавшись от родного корня, расплачивался за свободу, пролив кровь, проломив голову сопернику-артельщику. Только создал это хозяйство, как стал отрываться сын; Сашка не побоялся ни подземного черта, ни ученой жены, надеялся, что под ногами прочная опора, хутор Родиона Герасимовича. Потом улетел Макарий. На очереди последний слеток... А Господь сверху глядит и говорит себе: все кончается, все повторяется.

Наконец-то приехали Анна с Москалем и Виктором и стали совещаться, кому отправляться за несчастным.

Хведоровна сказала, что уже много дней подряд Макарий плохо ей снился, и она говорила об этом Павле, собиралась заказывать священнику молебен, но Родион Герасимович посчитал, что хватит и свечки.

- Може, ты поедешь? - спросила старуха Анну. - Старого страшно пускать.

- Тогда уж мне ехать, бабушка, - сказал Москаль. - Пассажирские поезда нынче не того... Не успевают перевозить военные грузы. Доездились!

- То було бы краше, - кивнула Хведоровна. - А мы грошей дадим, я две курки сварю...

Москаль почесал свой утиный нос, усмехнулся и спросил:

- А три не сварите?

- Та хоть задавысь! - воскликнула Хведоровна. - Не две дам, а двадцать две.

- То ты верно рассуждаешь, Хведоровна, - сказал Родион Герасимович. Надо будет клетку-другую с курями захватить. Раз в тех краях туго с харчами, мы дорогу оправдаем. А ежели понадобится, можно курчонка в подарок поднести.

- Давай уж целый вагон загрузим, - сказал Москаль.

Он встал, вытащил из-за божницы старый календарь и принялся листать.

- Я поеду, - решила Анна. - Я мать, мне никто не посмеет отказать.

Родион Герасимович посмотрел на Москаля, заглянул в календарь и спросил:

- Не повезешь клетки, да?

- Не с руки, - ответил Иван Платонович, перелистывая страницу. - Хм! Вот вам... - Он протянул календарь Родиону Герасимовичу.

- Что? - вымолвил тот, прищурясь. - Прибавь свету.

- Воздухоплавание, портреты первых погибших авиаторов...

- Макарий, слава Богу, живой, - сказал Родион Герасимович. - И две клетки не велик труд. Мы доставим прямо на станцию. - Поглядев на Виктора, поворачивающего фитиль в лампе, остановил его: - Не надо...

- Скоро весна, тепло настанет, - ласково-настойчиво произнесла Хведоровна. - Выведем его на баз. Под солнечко... Ну, Москалик, не суперечь! - Она сильно потрепала Ивана Платоновича по плечу.

Москаль вытерпел эту крепкую ласку и повторил, что поедет в Москву, только без торговой цели.

- Ну что ты к нему прицепилась как репей?! - сердито воскликнул Родион Герасимович. - Я сам поеду. Витька, со мной пойдешь?

- Нет, ему учиться, - возразила Анна.

- Подождет учеба, - отмахнулся Родион Герасимович - Ученых кругом пруд пруди...

Москаль отложил календарь, повернулся к Хведоровне и сказал:

- Как, матушка, ты только дерешься али и кормишь гостей?

- А як же! - усмехнулась Хведоровна-Улюбленное мое дело гостей годувать смаженными курчатами.

5

Они двинулись в Москву уже в марте, переждав дома бурные события. На станции прямо на перроне играл духовой оркестр пожарной команды, жарко припекало солнце, суля раннюю весну и как будто посылая всевышнее благословение небывалому для страны обретению свободы. Виктор шел в распахнутой шинели, краем глаза видел свой красный бант, улыбался, ожидая чего-то. Он был избран членом гимназического комитета, вошел в комитет общественной безопасности, дал телеграмму на имя председателя Государственной Думы, в которой говорилось: "Приветствуем Новое Правительство, вводящее свободную Россию в новую гражданскую жизнь, и приложим все усилия к воспитанию подрастающего поколения в духе свободы, правды и добра". Виктор не совсем понимал, о каком подрастающем поколении написал, но ему было хорошо, славно и хотелось делать хорошее.

Рядом с Виктором широкими шагами шла Павла, Родион Герасимович немного отстал.

Раздались крики:

- Поди! Дорогу!

По перрону везли на тележке ящики с бутылками; высокий бородатый казачина в сером казакине, сбитой на затылок фуражке шагал за тележкой и громко спрашивал:

- Кому вина? Чистое изюмное!

Родион Герасимович оглянулся, спросил цену и заохал.

- За нову жизнь не грех, - ответил казачина.

Оркестр играл вальс "Березка", увлекал души. Казачина поставил тележку, поднял над головой бутылку и кружку:

- Кому?!

"Провокация! - подумал Виктор. - Сейчас напьются, начнут громить".

Возле вагона крестьянин размахивал смушковой папахам, кричал:

- Примите нас, младших братьев, в объятия любви и свободы! У младшего брата всего есть вдоволь: хлеба, сала и молока.

- С ума посходили, - буркнула Павла. - Сидайте скорее! Где вы там, хозяин, плететесь?!

Они остановились возле рельсов. Справа уже надвигался паровоз, стучавший и пыхтевший. Виктор заметил гимназическую фуражку, остановил младшеклассника, велел ему срочно бежать в комитет общественной безопасности, чтобы там запретили продажу вина.

- Тю! - засмеялась Павла. - Та разуйте очи! Кому оно сдалось, это вино!

И верно - никто не обращал внимания на казачину с тележкой.

- Тогда не надо, - сказал Виктор, и они вернулись к Родиону Герасимовичу, караулившему чемодан и корзины и сердито заругавшемуся на внука. Вагоны медленно проплывали мимо. Пассажиры во все глаза смотрели на станцию, на Виктора с бантом, на оркестр, в их взглядах читалось веселое любопытство.

- Куда ж вы едете?-покачала головой Павла. - Хозяйство кидаете на произвол судьбы... А вдруг лихие люди захочут к нам пожаловать, кто оборонит?

- Павла! - прикрикнул Родион Герасимович, сильно волнуясь и семеня на месте возле дверей остановившегося вагона. - Корзину давай!

Оркестр грянул торжественно-рыдающе "Прощание славянки". Павла схватила корзины, придвинулась к хозяину. Виктор подхватил чемодан. В ожидании все напряглись и нацелились на отворяемые кондуктором двери. В одной из корзин покрытые холстиной две курицы тоже встревожились и закудахтали.

Усатый кондуктор с красным бантом грозно спросил:

- У кого живность? С живностью не дозволяется.

- Ах ты, царский генерал! - воскликнула Павла и пошла вперед. - Что ж, прикажешь народу голодувать? От мы тебя сейчас подвинем!

Неожиданно кондуктор стушевался, она поднялась с корзинами в вагон и горделиво оглянулась.

Поезд стоял несколько минут. Казалось, он увозит Виктора в неизвестное прекрасное будущее. Вот дернуло, стали отходить назад головы людей на перроне, машущая рукой Павла... Вперед, с Богом!

6

Макарий помнил, что патрулировал вдоль фронта на высоте три тысячи метров на быстроходном "Ньюпоре-ХVII". Противника не встретил и, устав оглядывать небо, на последнем бензине возвращался к себе на аэродром. Мотор обрезало. В тишине он планировал, слыша свист воздуха. Пулемет с верхнего крыла молча смотрел над остановившимся винтом. Возможно, "Льюис" испытывал такое же чувство ненасытности, как и пилот. Подумав об этом, Макарий по привычке продолжал наблюдение и вдруг заметил внизу самолет с черными крестами на белых крыльях, по облику - немецкий "Альбатрос". Раздумывал он всего лишь мгновение, ибо у него не было другого выхода, кроме как попытаться атаковать; в ином случае - "Альбатрос" сбил бы его при посадке. Он довернул руль и спикировал. Надо было потерпеть до верного выстрела...

Левой рукой он держал тросик, ведущий к пулемету, и сдерживал себя.

Очередь прорезала черно-белую плоскость и кабину "Альбатроса", он стал заваливаться на правое крыло.