Алексей Ивакин - Меня нашли в воронке

• Название: Меня нашли в воронке
• Автор: Алексей Ивакин
• Жанр: Альтернативная история

На самом деле я не воевал и не служил. Так случилось. Однако война живет в сердце и крови с весны 1996 года, когда я впервые на ней побывал. На Волховском фронте, весной 1942 года. Я не оговорился, я попал на ту войну в качестве похоронной команды. Обычно нас называют поисковиками, однако мы именно похоронная команда. С тех пор я так и остался на той войне. Лезнинский плацдарм, деревня Пёхово, плацдарм Водоса, болото Невий Мох, Мекензиевы горы… 59-ая армия Волховского фронта, 1 МВДБ Северо-Западного фронта, Приморская армия 4-го Украинского фронта. Сколько лично я поднял и захоронил? Не знаю. Не считаю я. Можно, конечно, статистику найти, наверное где-то около 200 бойцов и командиров. Только зачем это? Мы — солдаты той войны. И точка.

«Самиздат»: изменен: 11/03/2000

---

— Молодец. А еще чего тебе делать надобно?

Прощин замялся…

— Поддерживать подразделение в боевой готовности. А какая боевая готовность, если вы тут грязные как…

Сержант смолчал.

— Парикмахера я вам привез. Всем стричься, бриться! Еще не хватало, чтобы вы во фронтовой газете экими охламонами пропечатались. Интендант!

— Я, товарищ полковник! — подскочил тот к полковнику.

— Слышь, Дроздов… Выдай роте по двойной норме водки.

— По какому списку?

— До списочному составу на вчерашний день. Сколько вас там было, а?

Прощин не успел ответить, как комполка продолжил:

— Полсотни штыков. Вот на полсотни штыков и выдавай двойную норму.

Дроздов замялся:

— Товарищ полковник. Не положено же. В нарушение…

— Слышь ты, интендант третьего ранга! Кому положено, а у кого в штаны наложено! Ты еще со мной поторгуйся. Прошлого раза мало? Еще раз услышу подобные антисоветские высказывания, на передовую пойдешь, немцев нюхать, а не накладные подписывать.

— Есть, товарищ полковник! Я ж за порядок!

— Порядок у тебя какой-то все время куркульский… Поехали.

Полковник, недовольно ворча на Дроздова, пошел к коляске, запряженной парой лошадей.

— Чего это он, а? — шепнул Вини стоящему рядом сержанту Заборских.

— Кто?

— Полковник.

— Аааа… Да слухи ходили, что интендант наш с местным населением торговал. Он им спирт, продукты, они ему — рублями да услугами. Разницу списывал за счет убыли. Полковник делу ход не дал — интендант по-божески делал. И местные не в накладе, и полку прибыль бывала. Только мы крайние были. Воюем, а он там барыши крутит.

— И чего?

— Ничего. Полковник мужик стоящий. Фамилия у него солдатская и сам он…

— А как фамилия-то, я до сих пор не знаю!

— Махров фамилия ихняя.

— Не понял, а почему солдатская?

— Дурында ты, хоть и образованный. Первое дело, в окопе что? Покурить. Вот нас махрой и называют.

— Интересно…

А Еж в это же самое время удивлялся:

— Надо же, полковник, а на телеге ездит. Чего у него «эмки» нет что ли?

— Сам ты телега! — откликнулся дед. — Что машина, ее то чинить, то бензином поить. Лошадь лучше. Да и в гору эту, разве он на авто въехал бы?

— Понятно…

— Рота! Смирно! — Прощин отпечатал, как смог, по мокрой глине несколько шагов навстречу девушке, вышедшей из коляски полковника.

— Товарищ… Военный парикмахер! Рота к подстрижке готова. Временно исполняющий обязанности командира роты сержант Прощин.

— Здравствуйте, я Таня! — слегка покраснев, она протянула руку Прощину.

Рота вдохнула полной грудью и…

— Здравия желаем, товарищ Таня!

Она хихикнула в кулачок, засмущавшись и поморщившись от ора.

— Так, бойцы! У нас три часа. Чтобы через три часа все были пострижены, побриты и выглажены. Первая тройка к товарищу Тане на поклон, остальные на приборку по территории…

Вот и прибирались, складывая немецкий «мусор» и наших бойцов по разным воронкам.

Ежа с Вини послали на колокольню — стащить два тела. Площадка у пулемета была залита вытекшей кровью.

— Фига себе, сколько они тут напачкали…

— Это дед напачкал, — возразил Вини. — Немцами.

— Датчанами!

— Да какая разница — датчане, латыши, валлонцы, французы, испанцы, венгры, румыны, итальянцы… Все одинаковые — немцы.

— Финнов забыл.

— Ага… Еще словаков, хорватов и голландцев.

— А эти наркоманы тоже воевали что ли? — удивился Еж.

— Воюют. Раз, два… Взяли!

И первый труп полетел вниз с пятнадцатиметровой высоты.

Снизу раздались возмущенные вопли. Еж высунулся из проема:

— Не орите-ка! Мы тут прибираемся! Второй пошел!

Вини захихикал:

— Никого не прибили?

— Не… Первый просто развалился и Таньке-парикмахерше передник забрызгал.

— Ну и хрен с ней…

— Агась, как дед говорит. Хрен ей не помешает. Смотри, как глаз по мужикам бегает!

— Еж, вот и займись барышней!

— Не, Лех, она не в моем вкусе!

Разговаривали они, пока не спустились.

И уже выходили из церкви, как Еж вдруг остановился.

— Погоди-ка…

— Чего?

— Плачет кто-то!

— Ежина, это вроде я контуженный, а у тебя горло должно болеть. То есть ты молчишь, а я голоса слышу! — ухмыльнулся Вини.

— Да, помолчи ты… Точно плачет кто-то.

Еж снял трофейный автомат с плеча.

Они вошли в правый придел, где был выход в подвал, и осторожно стали спускаться вниз.

— Посвети! — шепнул Еж Винокурову, когда они спустились туда.

На каких-то тряпках, рядом с мертвым немцем, сидел ребенок лет шести-семи и тихонечко выл.

Увидав сквозь кулачки свет от зажженной спички, он с тихой такой надеждой сказал:

— Дядя Альфред спит! Не будите его!

Еж с трудом сглотнул застрявшее «Хенде Хох»:

— Не будем будить… Мы тихонечко… Ты кто?

— Ваня.

— Ваня… Иди-ко мне, Ваня! Лех…

— Да понял я…

— Ребенка не напугай.

А ребенок почему-то вскочил, побежал и ткнулся головой в живот Ежу.

И заревел.

— Тише, тише, Иванко, тише… Все хорошо… Тише… — Еж погладил пацана по голове.

— Я тут посмотрю. Иди наверх, — сказал Вини. — Дай спички.

— В левом кармане, — тихо ответил Еж, успокаивая мальчика. — Да от меня в левом, извращенец, всего меня общупал!

— Иди уже. И парня там… Накорми!

— Без сопливых обойдемся! — отрезал Еж, взял пацана на руки и понес вверх.

Пацан обхватил его за шею и засопел в ухо, шмыгая холодным носом.

Левой рукой Андрей придерживал Ванюшку, в правой — держал автомат.

Когда они вышли из церкви, его ослепила вспышка.

Еж извернулся за долю секунды, прикрывая ребенка телом, а в спину ему прозвучало:

— Какой кадр… Я гениальна!

«Вот стерва» — подумал ослепленный Еж. — «Но голос красивый!»

— А теперь боком повернитесь, товарищ боец… Минуточку…

Рыжая красавица в звании младшего политрука еще раз щелкнула «лейкой».

— Добрый день, корреспондент фронтовой газеты «За Родину!» Анна Леденева.

— Боец Ежов… Дед! Кирьян Василич! Я тут мальца нашел, покормить бы его! Иванко, кушать хочешь?

Мальчик кивнул. Слезы на его чумазых щеках уже высохли, оставив светлые разводы.

Пацаненку дали ломоть хлеба, сыр и полбанки немецкого колбасного фарша — трофеи, целая груда которых была унесена в пустой блиндаж, возле которого Прощин уже поставил часового.

Пока парикмахер приводила в порядок бойцов, Леденева ходила и снимала живописные виды освобожденного села — закопченные трубы сгоревших домов, трупы немцев в разнообразных позах, шрамы от осколков на стенах древнего храма. И жалела, что нет подбитых танков.

— А где я их возьму? — разводил руками Прощин. — Не было тут танков у них.

— Совсем-совсем никакой техники?

— Товарищ сержант, там грузовик немецкий есть разбитый. Может подойдет?

Анна подумала и согласилась. Лучше, чем ничего.

— Вот ты, Винокуров, и проводи.

Остов грузовика валялся метрах в сорока от церкви.

Фотограф посадила Лешку на кабину и побегала, вокруг, ища подходящий ракурс и приговаривая:

— Тэээкс… Подбородок чуть выше… улыбнуться… не так широко… Отлично! А теперь с этой точки посмотрим… Э! Боец, куда?

А Вини спрыгнул с разбитого грузовика и побежал навстречу Маринке и Рите.

Полуторка остановилась под холмом — по скользкой дороге ей было не подняться. Девчонки пошли вверх сами.

— Вини! Жив? Не ранен? — кинулись они обниматься-целоваться.

— Да чего нам сделается! — засмеялся Вини. — Мы же терминаторы, посланы спасать цивилизацию. Забыли, что ли?

— Еж как? А дед?

— Живы все. Пойдемте. Сами посмотрите. Вы-то как?

Девчонки наперебой стали рассказывать.

В госпиталь их определили как вольнонаемных. Санитарок не хватало, поэтому и тяжелораненых помогали в машины грузить, и бинты стирать, и воду кипятить. А Маринке пришлось помогать при ампутации. Ногу держала.

— Я чуть сознание не потеряла. Потом говорят — выноси. А я не знаю, куда. Мне показали — там за палатками яма вырыта. Туда руки-ноги складывают и хлорной известью засыпают.

— А ночью раненые пошли. Один за другим. Я чуть не с ума не сошла, к каждому кидалась — вдруг кто из вас… Ежина, привет! — крикнула Рита.

— Знакомься, Иванко — тетя Рита.

Мальчик посмотрел на тетю Риту и что-то сказал набитым ртом, при этом крошки хлеба и колбасы выпали на грудь.

— Ну что ты свинюшка-то такой, — заботливо отряхнул мальчика Еж. — Сначала прожуй, потом разговаривай.

Вместо ответа Ваня откусил еще сыра.

— Еж, чего сидишь, машину разгружать!

— Кирьян Василич! Вы ранены… — воскликнула Маринка.

— Пустяк. Царапнулся. Идите-ко сюды, челомкну.