Александр Прасол - Япония Лики времени. Менталитет и традиции в современном интерьере.

• Название: Япония Лики времени. Менталитет и традиции в современном интерьере.
• Автор: Александр Прасол
• Издательство: Издательство "Наталис"
• Жанр: Публицистика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-8062-0285-8

Эта книга рассказывает о том, как японцы живут сегодня и как они жили в прошлом. Как видят окружающий мир, как относятся к себе и другим, что считают правильным, а что не очень. Современные японские реалии на фоне традиций и отголосков прошлой жизни составляют содержание этой книги.

---

Действительно, в эпоху Токугава правители преуспели в борьбе с такими пороками, как враньё и воровство. Результаты сказываются и в современном японском обществе, они видны невооружённым глазом. Удивлённые иностранцы то и дело сообщают о возвращённых им в Японии ценных вещах, потерянных кошельках с нетронутыми деньгами и прочих чудесах. Да и автору этих строк приходилось оказываться в подобных ситуациях. Они неизменно вызывают уважение к нации, в массе своей незнакомой с христианством и его заповедью «не укради», но строго её соблюдающей.

За полтора года автору этих строк случайно попались на глаза две заметки в японских газетах о найденных и сданных в полицию деньгах.

9 марта 2006 года рабочие мусоросжигательного завода в префектуре Сайтама обнаружили в мусоре пакет с 500 ООО йен (около 4 ООО долларов США). Деньги сдали в полицию и поместили объявление в местной газете. Через 11 дней отыскался хозяин — его жена выбросила с мусором пакет, не зная о содержимом (Иватэ ниппо, 13.04.2006).

В сентябре 2007 года в городке Ханъю при таких же обстоятельствах была найдена сумма в двадцать раз больше. Деньги тоже отнесли в полицию, и сейчас участковые обходят дома в «подозрительном» районе на предмет выявления хозяина денег. В другой стране это могло бы стать темой для анекдотов, но в Японии ко всему подходят серьёзно. Если через 27 недель хозяин не отыщется, деньги отдадут тем, кто их нашёл.

БЛИЗКИЕ СОСЕДИ И ДАЛЬНИЕ РОДСТВЕННИКИ

Вообще-то людской суд как критерий добродетели характерен для любого общинного сознания, а не только для японского. Однако критерии со временем меняются, а скорость и характер этих изменений в разных странах сильно различаются. Пока более 80 % японского населения было сосредоточено в сельских общинах с их тотальным групповым контролем, всё было более или менее прилично. Ослушники, оригиналы и прочий вредный элемент в общинах, конечно, появлялся регулярно. И совершал разные неблаговидные поступки, которые вроде и без последствий оставлять нельзя, но и под суд за них не отдашь. В таких случаях практиковалась специальная форма группового бойкота: все переставали общаться и иметь какие-либо хозяйственные связи с отдельным человеком или семьей, допускавшей нарушение писаных и неписаных правил. Этот метод группового наказания назывался мура хатибу («деревенская восьмёрка»).

В те времена члены сельской общины объединяли усилия и приходили друг другу на помощь в самых важных ситуациях, таких как рождение ребёнка, свадьба, тяжёлая болезнь, смерть и т. п. Всего их насчитывалось десять. Если кого-то надо было наказать, община накладывала табу на участие в восьми из десяти таких ситуаций, отсюда и название. Коллектив приходил на помощь отщепенцам только в двух крайних случаях: при тушении пожара и на похоронах. И то лишь потому, что не помогать было себе дороже: пожар — опасность для всей деревни, а тело покойного — источник инфекции. Проявляли, так сказать, здравый смысл и здоровый групповой эгоизм.

В условиях рисоводческой кооперации и взаимопомощи «восьмёрка» была серьёзной мерой. Попавшие под неё члены общины практически исключались из общей жизни и не могли долго продержаться. Поскольку мера имела гражданский, а не уголовный характер, то нельзя сказать, что её всегда применяли справедливо. Всякое бывало, влиятельные люди иногда и в корыстных целях ею пользовались. Но как инструмент групповой дисциплины она, безусловно, работала. Сегодня эта мера юридически вне закона, но в небольших рыбацких или горных деревушках её не забыли.

Со временем эта общинная традиция широко распространилась в японском обществе и стала основой для регламентации группового поведения. В современных японских школах над изгоями издеваются по той же схеме: полная изоляция и демонстративное презрение коллектива. Даже молодёжное жаргонное словечко хабуру (отстегнуть, отцепить от компании), по мнению лингвистов, может иметь отношение к стародавнему мура хатибу. Трогательная связь поколений между крестьянами из прошлого и школьниками из настоящего показывает, насколько универсальны правила социальной регламентации группового поведения.

Представители христианской цивилизации привыкли чётко и бескомпромиссно делить всё сущее в этом мире на хорошее и плохое, добро и зло, белое и чёрное. В этих парах все положительные начало олицетворяет Иисус Христос, а отрицательные — Антихрист. В Японии религиозные учения не имели такого глубокого воздействия но морально-этические воззрения верующих. А сама японская мораль, ориентированная на сотрудничество и кооперацию, не допускает чёрно-белого видения мира. Известный в Японии юрист и учёный, специалист по уголовному праву Сэйитиро Оно (1891–1986) писал об этом так: «Принцип гармонии исключает противопоставление; как только производится деление на добро и зло, гармония исчезает» (Kawashima, 264). Аналогичное мнение высказывала Р. Бенедикт (1887–1948): «Японцы всегда совершенно откровенно не признавали, что добродетель — это борьба со злом» (Бенедикт, 135). Для поддержания гармонии в отношениях с окружающим миром японская культура выработала собственные категории.

Одна из таких универсальных категорий образована противопоставлением понятий «ближний — дальний», «внутренний — внешний», «свой — чужой». В японском языке им соответствуют понятия ути и сото, прилагаемые ко всему, что есть в этом мире, в том числе и к двум необходимейшим для человека вещам — его жилищу и окружающим людям.

На внутреннее (ближнее) и внешнее (дальнее) пространство всегда делился японский дом, хоть деревенский, хоть городской. Обращенная на улицу его видимая часть называлась дзасики и имела стандартный, обычно довольно скромный вид и убранство. Внутренняя часть дома, куда посторонним доступа не было, называлась нандо дайдокоро и оформлялась в соответствии со вкусами хозяев, обычно более богато и изысканно, если позволяли средства. В Японии не принято выставлять на обозрение свои вкусы, пристрастия и благосостояние.

Все окружавшие человека люди также делились на своих, ближних, и чужих, дальних. В самом этом противопоставлении нет ничего исключительно японского. В силу нашего племенного прошлого оно характерно, наверное, для всех народов. Но японцы придают ему чрезвычайно большое значение и соблюдают на редкость последовательно. Между «своими» и «чужими» в Японии пролегает невидимая, но непреодолимая стена. При ближайшем рассмотрении эта стена образуется сочетанием двух признаков: общностью места (проживания или деятельности) и общностью принадлежности (к профессии или группе). Если в наличии оба признака, то люди «абсолютно свои», если ни одного — то «абсолютно чужие». При наличии одного из двух признаков — промежуточный вариант: «не совсем свои и не совсем чужие». Так, крестьяне, живущие в одной деревне и выращивающие рис, образуют группу «абсолютно своих». А ремесленники и купцы, живущие в одном городе, уже не абсолютно, но относительно «свои». Синтоистские священники одного города и чиновники другого — «абсолютно чужие».

В японском мироощущении общность места важнее, чем общность принадлежности: работающие в одном месте (сотрудники фирмы) и живущие в одном месте люди (семья) образуют главные японские группы, отличающиеся особой близостью и спаянностью членов. Когда два незнакомых японца из разных фирм встречаются в одном здании, куда они пришли по своим делам, они обычно приветствуют друг друга. Встреча этих же людей на улице пройдёт незамеченной. О том же говорит и любимая японцами пословица «ближний сосед лучше дальнего родственника» (той синсэки ёри тикаку-но танин). Общность места проживания бывает важнее даже кровного родства. Заложенный в пословице смысл имеет для японцев глубокое идеологическое и практическое значение. Это не столько пословица, сколько принцип, мировоззрение и руководство к действию.

В апреле 1804 года в одной из деревень на территории современной префектуры Хёго произошло небольшое событие. Собравшиеся вместе подростки затеяли азартную игру рядом с соседским домом. Указом бакуфу такие игры были запрещены, и все свидетели обязаны были доносить о них властям. Жившая поблизости семья сделала вид, что не заметила нарушения. Когда об этом узнало руководство общины, семью обвинили в укрывательстве. Провинившиеся написали покаянное письмо, в котором говорилось, что они признают свою вину, просят о снисхождении и обещают, что подобное больше не повторится. Кроме того, они просили общину заступиться за них и содействовать прекращению дела. Сохранившееся в архиве письмо подписано 12 членами семьи и четырьмя гарантами из числа односельчан. Община приняла извинения и помогла прекратить дело, дальнейших санкций не последовало. Хотя в случае утечки информации руководство общины было бы наказано за сокрытие проступка.