Федор Достоевский - Письма (1866)

• Название: Письма (1866)
• Автор: Федор Достоевский
• Жанр: Русская классическая проза

«Письма» содержат личную переписку Ф. М.Достоевского с друзьями, знакомыми, родственниками за период с 1866 по 1869 годы.

---

Всему миру готовится великое обновление через русскую мысль (которая плотно спаяна с православием, Вы правы), и это совершится в какое-нибудь столетие - вот моя страстная вера. Но чтоб это великое дело совершилось, надобно чтоб политическое право и первенство великорусского племени над всем славянским миром совершилось окончательно и уже бесспорно. (А наши-то либералишки проповедуют распадение России на союзные штаты! О, г<--->ки!)

Имею к Вам опять огромнейшую просьбу, или, лучше сказать, 2 просьбы, и надеюсь всего от Вашего доброго сердца и братского участия ко мне. (5) Вот в чем дело: я написал Каткову с отправлением 2-й части и прошу у него 500 руб. Это ужас - но что же мне делать? Возможности нет не просить. Сначала у меня были мечты: 1) написать 4 части (то есть 23 - 24 листа) и 2) написать хорошо, - и тогда уже обратиться с большой просьбой. Но повторяю возможности нет. Теперь, со 2-ю частию, сдано в Редакцию всего 11 1/2 листов, - значит, рублей на 1700 примерно. Всего я должен туда 4560 г. (Ух!) = значит, остается теперь еще долгу на 2860 р., и вот при этаком-то положении долга я прошу опять 500 р., то есть возвышаю опять долг на 2860 + 500 = 3360 р. Но в виду то, что к 1-му мая доставлю опять на 1700 р., а следов<ательно>, останется всего долга тоже рублей на 1700 и не более. Мучился я, посылая эту просьбу о 500 р., чрезмерно. Главное то, если б роман был хорош! Тогда бы и просить было несколько извинительнее.

Пришлет или нет - не знаю. Но, однако, на всякий случай, сообщаю Вам всё, а вместе с тем и две великие просьбы мои: 1-я просьба: я просил Каткова, в случае согласия на эти 500 р., распорядиться так, чтоб 300 р. были высланы мне сюда, в Женеву, а 200 р. в Петербург, на Ваше имя, Вам лично. И однако, несмотря на то, что, может быть, Вы и получите эти 200 р., я все-таки перед Вами остаюсь подлецом и не могу уплатить Вам (который, уже конечно, нуждаетесь) ни копейки! Меня и Анну Григорьевну это так мучает, что мы иногда по ночам говорим об этом; но все-таки просьба моя: подождите еще немножко на мне и тем спасите меня от ужасных страданий. Страдания же мои в том - 2-я просьба, - что я даже вообразить не могу без ужаса, что делается теперь с несчастной Эмилией Федоровной? У ней Федя, но не жестоко ли и не грубо ли с моей стороны надеяться и взвалить всю заботу о семействе на бедного молодого человека, который слишком молод, слишком бьется, чтоб прокормить их, и, уж конечно, может потерять терпение, а это ведет на дурную дорогу. Очень, очень может привести. Чем-нибудь помочь я должен и обязан. Хоть крошкой. Кроме их есть Паша. Опять та же история: невозможно молодому мальчику, несовершеннолетнему, жить своим трудом, это невозможно, нелепо и грубо с моей стороны. Жестоко. Это значит толкать его на погибель; не вытерпит. А мне его Марья Дмитриевна завещала, последняя просьба ее. И потому умоляю Вас, если получите эти 200 р., распорядиться так: сто руб. отдать Эмилии Федоровне, все разом, и 100 р. Паше, но Паше выдать теперь только 50 р. (не говоря ему, что у Вас есть другие 50) и через 2 месяца еще 50, разом же. (Кроме житья необходимы поправки в белье, в платье, необходимы и некоторые пустяки, одним словом, нельзя менее 50 разом.) Эти 200 р., если Катков согласится, к Вам могут прийти отселе через две недели, но могут замешкать и на месяц. Я же Пашу уведомлю так, чтоб он слишком рано к Вам не заходил. Вы мне писали, что они Вас тогда очень беспокоили; простите им, голубчик! Эмилии же Федоровне доставьте сами или дайте знать через Пашу, чтоб она к Вам пришла получить. Всё это, разумеется, если получите: так я и им напишу. Ну вот, это 2-я просьба моя. Беспокою я Вас чрезвычайно, но, друг мой, избавьте меня от этих страданий. Вообразить их положение для меня такое страдание, что лучше мне самому это вынести. И подумать, что всё, вся судьба моя зависит от успеха романа! Ох, трудно быть поэтом при таких условиях! Какова же судьба, н<а>пр<имер>, Тургенева, и как он смеет после этого являться с Ергуновым! А что он мне сам сказал буквально, что он (6) немец, а не русский, и считает за честь считать себя (7) немцем, а не русским, то это буквальная правда!

До свидания, друг мой. Главное, чему я рад за Вас, это то, что Вы не допускаете праздности Вашему духу. В Вас кипят и желания и идеалы и цели. Это много. В наше время если апатия захватит человека, то он пропал, умер и погребен.

До свиданья, обнимаю Вас крепко и желаю всего лучшего. Пишите мне и напишите хоть что-нибудь о моем романе. Ну хоть что-нибудь.

Читаю политические новости все постоянно. Врак, конечно, бездна; но пугает меня ужасно некоторое ослабление и принижение нашей иностранной политики в последнее время. Кроме тою, и внутри у нас много врагов реформ государевых. На него только одна и надежда. Он уже доказал свою твердость. Дай бог ему еще долго царствовать.

Анна Григорьевна кланяется Вам, Анне Ивановне и Евгении Петровне. Я тоже; напомните им обо мне, пожалуйста. Кажется, сегодня у меня что-нибудь будет. Миша или Соня - так уж положено.

Прощайте, дорогой друг.

Ваш весь Ф. Достоевский.

(1) далее было начато: Лишь бы поскорей

(2) было: об "Москвитянине"

(3) далее было: по преиму<ществу>

(4) было: верующий

(5) далее было начато: Закончу когда-нибудь

(6) далее было начато: счит<ает>

(7) вместо: считать себя - было: называться

335. П. А. ИСАЕВУ 19 февраля (2 марта) 1868. Женева

Женева 3 (1) марта - 19 февраля 68

Милый, дорогой, бесценный мой Паша, прости меня, голубчик, что не тотчас отвечал на твое письмо. Занят был ужасно; но твоему письму я обрадовался как не знаю чему. Я, друг мой, думал, что ты за что-нибудь сердишься на меня, и ужасно страдал сердцем (поверь мне). А ты просто, по всегдашней своей ветрености, махнул в Милан. Ну как это можно делать? И еще с важным письмом! Сделай одолжение, друг мой, вперед никогда не адрессуй (2) наугад, а всегда жди заране уведомления от меня с точным адрессом.

Если б ты знал, Паша, как я страдал об тебе и, главное, тем, что ничем не могу тебе помочь. Поверь, что сам мучился здесь без денег и всё было в закладе. Главное то, что задолжался в "Русский вестник" чрезмерно. Выехав из России, я уже был должен 3000 р. в "Русский вестник". Потом еще брал. И вдруг оказалось, что я и роман-то перед самой отсылкой, что написано было, уничтожил, потому что скверно. Начал другой; но прежде чем послал в Редакцию "Русского вестника" 1-ю часть - ничего от них не мог просить. Да и теперь, по моему колоссальному долгу, долго еще просить не в состоянии значительной суммы. Теперь я отослал уже 2 части. Знай, что ровно в 2 месяца я написал и отослал 11 1/2 печатных листов. Можешь себе представить, как я работал! День и ночь; и потому, опять повторяю, извини, что не мог тебе сейчас ответить на твое милое письмецо от 25 января.

Федя тебе сказал, пишешь ты, что я, может быть, к 1-му числу (февраля) денег пришлю. Я ему с такою точностию не писал и чисел не обозначал. Потому что я еще ничего не могу требовать наверно из Ред<акции> "Русского вестника", так как сам должен, а разве просить честью.

Но вот что напишу тебе теперь: три дня назад, то есть по нашему 15 числа февраля, я послал к Каткову письмо, в котором прошу его убедительнейше, чтоб он, между прочим, прислал на имя Аполлона Николаевича Майкова (в Петербург) - 200 р. Аполлону же Николаевичу писал сегодня и просил его очень распорядиться этими деньгами так, чтоб 100 р. были выданы Эмилии Федоровне; 50 р. (пятьдесят рублей) тебе и 50 р. Анне Николавне за проценты за нашу мебель и вещи (она очень нуждается и уже не в силах платить за нас, а до сих пор всё из своего кармана платила). NB. Ты ей об этом не говори, да и никому не говори; она будет уведомлена отдельно. Таким образом, ты получишь себе и разом пятьдесят рублей от Ап<оллона> Николаевича. Я понимаю, голубчик мой дорогой, что это мало и что тебя бы надо покрепче поддержать, но что же делать мне, друг мой, - не могу покамест. Но при первых деньгах, знай, еще пришлю тебе. Когда именно, не знаю. И потому, советую, береги и эти 50 р. Потому что охоты у меня много, а когда-то еще я в состоянии буду?

Теперь, друг мой, вот что и ГЛАВНОЕ: пишу тебе об этих пятидесяти рублях, а между тем еще и сам не знаю наверно: разрешит ли Редакция? Согласится ли Катков? (потому что уж слишком я туда задолжал, а отработал все-таки еще мало). Боюсь ужасно, что не согласится; тогда пропал и я, потому что мои дела здесь ужасно плохие - долги и расходы. Боюсь и за вас: то есть за тебя и за Эмилию Федоровну. И потому по получении этого письма не надейся еще наверно. Впрочем, я должен тебе признаться, что вероятности получить гораздо больше, чем не получить, и думаю, что получишь наверно.

Теперь вот что еще и опять-таки главное: Редакция "Русского вестника" отвечает всегда чрезвычайно медленно. Поэтому ожидать получения ты можешь не иначе как разве недели 2 спустя по получении этого письма, а может и позже. Во всяком случае, сходи наведаться к Аполлону Николаевичу (через которого и получишь) никак не раньше 1-го марта. Боюсь, что вы его очень обеспокоите беспрерывными осведомлениями.