Федор Достоевский - Письма (1876)

• Название: Письма (1876)
• Автор: Федор Достоевский
• Жанр: Русская классическая проза

«Письма» содержат личную переписку Ф. М.Достоевского с друзьями, знакомыми, родственниками за период с 1876 по 1879 годы.

---

На июньскую книжку пришлю текст к 10-му июня (самое позднее), а то и раньше того. Таким образом войду в сроки и буду присылать еще ранее 10-го числа каждого месяца. Буду печатать каждый месяц без перерывов.

783. H. A. ЛЮБИМОВУ 17 мая 1879. Старая Русса

Старая Русса. 17 мая/79.

Милостивый государь, многоуважаемый Николай Алексеевич,

Я хоть и откладывал до сих пор расчет с "Р<усским> вестником", так как с самого начала забрал вперед, но теперь крайние обстоятельства заставляют меня поневоле Вас обеспокоить моею просьбою, что мне очень неприятно, ибо рассчитывал сделать это гораздо позже. Счеты наши, к счастью, очень просты, многоуважаемый Николай Алексеевич: я печатаюсь по 300 р. за лист, забрал же вперед всего-навсе 4000 р., таким образом, если сосчитать всё напечатанное, по листам и по страницам, то выйдет уже излишек против 4000 р., уже заработанный, и это я считаю лишь по отпечатанному. Два же с половиною листа (печатных) тексту, доставленных с неделю назад для текущей майской книжки, в счет не вошли.

Но беда в том, что мне теперь нужны деньги опять значительные, но менее 2000 р., как и в прошлом году. (NВ. Заметьте, что к 10 июня я вышлю тексту уже на июньский №, и тогда выйдет заработанного мною уже более чем на 2000 р.) Вот почему и обращаюсь к Вам с просьбою выслать мне сюда, в Старую Руссу (Ст<арая> Русса, Ф. М. Достоевскому), эти 2000 р., чем крайне обяжете. Вверяю себя вполне Вашему ко мне благорасположению, которое не раз изведал. Хотел было кряду написать и Михаилу Никифоровичу, но боюсь обеспокоить, а потому и решился поручить все эти заботы Вашему доброму посредничеству.

Примите, многоуважаемый Николай Алексеевич, искреннейшее уверение в моем полнейшем уважении и преданности.

Ваш всегдашний слуга Ф. Достоевский.

Р. S. Текст на июньский № прибудет в редакцию к

10-му июня, ни минуты позже. Жду корректур.

784. К. П. ПОБЕДОНОСЦЕВУ 19 мая 1879. Старая Русса

Старая Русса. 19 мая 79.

Милостивый государь, дорогой и многоуважаемый Константин Петрович,

Хоть сегодня всего лишь 19 мая, но письмо мое дойдет к Вам не ранее 21-го, а потому и спешу поздравить Вас с днем Вашего Ангела. Кстати, припоминаю, что ровно год назад я был у Вас в этот день утром, и, кажется мне, что прошло тому всего каких-нибудь недели две-три, много месяц, - до того непозволительно быстро идет и уходит наше время!

Вот уже месяц, как я здесь, совершенно один с семейством и никого почти не видал. Погода была в большинстве хорошая, здесь давно уже отцвели черемуха и яблони и в полном цвету сирень. Я сидел и работал, но сделал не так много, отослал, однако же, половину книги (2 1/2 листа) на майскую книгу "Р<усского> в<естни>ка", но сижу жду корректуры и не знаю, что будет. Дело в том, что эта книга в романе у меня кульминационная, называется "Pro и contra", а смысл книги: богохульство и опровержение богохульства. Богохульство-то вот это закончено и отослано, а опровержение пошлю лишь на июньскую книгу. Богохульство это взял, как сам чувствовал и понимал, сильней, то есть так именно, как происходит оно у нас теперь в нашей России у всего (почти) верхнего слоя, а преимущественно у молодежи, то есть научное и философское опровержение бытия божия уже заброшено, им не занимаются вовсе теперешние деловые социалисты (как занимались во всё прошлое столетие и в первую половину нынешнего). Зато отрицается изо всех сил создание божие, мир божий и смысл его. Вот в этом только современная цивилизация и находит ахинею. Таким образом льщу себя надеждою, что даже и в такой отвлеченной теме не изменил реализму. Опровержение сего (не прямое, то есть не от лица к лицу) явится в последнем слове умирающего старца. Меня многие критики укоряли, что я вообще в романах моих беру будто бы не те темы, не реальные и проч. Я, напротив, не знаю ничего реальнее именно этих вот тем...

Послал-то я, послал, а между тем мерещится мне, вдруг возьмут да и не напечатают в "Р<усском> в<естни>ке" почему-либо.

Но об этом довольно. Что у кого болит, тот о том и говорит.

Читаю здесь газеты и ничего не пойму. Просто ни об чем не пишут. Вчера только прочел в "Новом времени" о распоряжении министра народного просвещения, чтоб преподаватели опровергали в классах социализм (а стало быть, входили бы с воспитанниками в препирательства?). Идея до того опасная, что и представить себе нельзя.

Здесь, когда я приехал, разговаривали об офицере Дубровине (повешенном) здешнего Вильманстрандского полка. Он, говорят, представлялся сумасшедшим до самой петли, хотя мог и не представляться, ибо бесспорно был и без того сумасшедший. Но вот как начнешь судить по стоящему перед глазами примеру, то в сотый раз поражаешься двумя фактами, которые у нас ни за что не хотят измениться. А именно: взяв в объект хотя бы лишь один полк Дубровина, а с другой стороны - его самого, то увидишь такую разницу, как будто бы существа с разнородных планет, между тем Дубровин жил и действовал в твердой вере, что все и весь полк вдруг сделаются такими же, как он, и только об этом и будут рассуждать, как и он. - С другой стороны, мы говорим прямо: это сумасшедшие, и между тем у этих сумасшедших своя логика, свое учение, свой кодекс, свой бог даже и так крепко засело, как крепче нельзя. На это не обращают внимания: пустяки, дескать, не похоже ни на что, значит, пустяки. Культуры нет у нас (что есть везде), дорогой Константин Петрович, а нет - через нигилиста Петра Великого. Вырвана она с корнем. А так как не единым хлебом живет человек, то и выдумывает бедный наш бескультурный поневоле что-нибудь пофантастичнее, да понелепее, да чтоб ни на что не похоже (потому что, хоть всё целиком у европейского социализма взял, а ведь и тут переделал так, что ни на что не похоже).

Вот и четыре страницы, и представьте, дорогой Константин Петрович, написал Вам именно то, о чем не хотел писать! Но нечего делать. Крепко жму Вам руку и шлю самые искренние пожелания Вам всего лучшего и долгих, долгих лет. Мне приятно теперь, что Вы эти слова мои получите и прочтете.

Если напишете мне хоть полсловечка, то сильно поддержите дух мой. Я и зимой к Вам приезжал дух лечить.

Пошли же Вам бог спокойствия мысли - больше этого пожелания я не знаю, чего бы еще можно пожелать человеку в наши дни.

Многоуважаемой супруге Вашей глубокий мой поклон.

Вам совершенно преданный всегдашний слуга Ваш

Ф. Достоевский,

Адресс мой: Старая Русса Ф. М-чу Достоевскому.

785. H. A. ЛЮБИМОВУ 11 июня 1879. Старая Русса

Старая Русса. 11 июня/79.

Милостивый государь, многоуважаемый Николай Алексеевич,

Третьего дня я отправил в редакцию "Русского вестника" продолжение "Карамазовых" на июньскую книжку (окончание 5-й главы "Pro и contra"). В ней закончено то, что "говорят уста гордо и богохульно". Современный отрицатель, из самых ярых, прямо объявляет себя за то, что советует дьявол, и утверждает, что это вернее для счастья людей, чем Христос. Нашему русскому, дурацкому (но страшному социализму, потому что в нем молодежь) указание и, кажется, энергическое: хлебы, Вавилонская башня (то есть будущее царство социализма) и полное порабощение свободы совести - вот к чему приходит отчаянный отрицатель и атеист! Разница в том, что наши социалисты (а они не одна только подпольная нигилятина, - Вы знаете это) сознательные иезуиты и лгуны, не признающиеся, что идеал их есть идеал насилия над человеческой совестью и низведения человечества до стадного скота, а мой социалист (Иван Карамазов) - человек искренний, который прямо признается, что согласен с взглядом "Великого Инквизитора" на человечество и что Христова вера (будто бы) вознесла человека гораздо выше, чем стоит он на самом деле. Вопрос ставится у стены: "Презираете вы человечество или уважаете, вы, будущие его спасители?".

И всё это будто бы у них во имя любви к человечеству: "Тяжел, дескать, закон Христов и отвлеченен, для слабых людей невыносим" - и вместо закона Свободы и Просвещения несут им закон цепей и порабощения хлебом.

В следующей книге произойдет смерть старца Зосимы и его предсмертные беседы с друзьями. Это не проповедь, а как бы рассказ, повесть о собственной жизни. Если удастся, то сделаю дело хорошее: заставляю сознаться, что чистый, идеальный христианин - дело не отвлеченное, а образно реальное, возможное, воочию предстоящее, и что христианство есть единственное убежище Русской Земли ото всех ее зол. Молю бога, чтоб удалось, вещь будет патетическая, только бы достало вдохновения. А главное - тема такая, которая никому из теперешних писателей и поэтов и в голову не приходит, стало быть, совершенно оригинальная. Для нее пишется и весь роман, но только чтоб удалось, вот, что теперь тревожит меня! Пришлю же непременно на июльскую книгу, и тоже 10-го июля, не позже. В этом постараюсь изо всех сил.