Стив Айлетт - Надувной доброволец

• Название: Надувной доброволец
• Автор: Стив Айлетт
• Издательство: АСТ, Компания Адаптек, Астрель
• Жанр: Контркультура
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-038621-4

Приветствуем Вас в мире Эдди. В мире непрерывного апокалипсиса. Это мир, где гробонаполнители топятся на тротуарах, где муравьи планируют перерезать и сжечь нас раньше, чем мы сделаем это с ними, где невыгодно иметь слишком тесные отношения с Джоном Сатаной. Все может произойти, и все происходит. Постоянно.

В таком мире мэр с кампанией под лозунгом “Деревянные черепа долго не прослужат” вынужден зайти далеко. И Эдди, наш рассказчик, и Минотавр Бебз карабкаются на борт корабля победителей. И тут начинается веселуха…

Новый роман культового британского писателя Стива Айлетта, которого не зря называют наследником Уильяма Берроуза. «Надувной доброволец» — это затягивающее и волнующее психоделическое приключение, книга, которую можно проглотить моментально, не отрываясь.

---

— Должен ли я позволять овце прикасаться к моему лицу? — спросил я легкомысленно и засмеялся над его свирепым взглядом. Еле заметный желоб у него на лбу дал мне понять, что его мало волнуют мои разговоры о моей нежной любви.

— А ты у нас редкая штука, брат, — сказал Минотавр в магазине. — Пускай раскатывают и освещают старый счёт собственными кувалдами. Вот истинный путь.

— Тогда спасибо, брат, — сказал я, и лишь его внезапный взгляд прояснил, что он собирался выкатить претензию.

— Отравить или избить, брат — выбирай.

— Ни то ни то.

— Нет ни времени, ни пространства, — ответил он, загоняя жуков в трубку и чиркая спичкой. Насекомые, сгорая, хлопали и трескали. — Бойся человека, коли думаешь, что печь — это конец. Отравить или избить?

— Единственные варианты, брат?

— Именно.

— Дай подумать. Отравить или избить. Не понимаю.

— Всё просто. Ты встал у меня на дороге.

— Но почему столь ограниченный выбор, Бебз? Надеюсь, ты не считаешь меня недостойным внимания?

— О, я глубоко тебя уважаю — уверен, ты понимаешь.

— Пытаюсь. Пытаюсь понять, но вот я между молотом и твёрдой поверхностью, брат — отравление или эдакое… многочисленные удары, да?

— Мухи не колеблются.

— А? О, знаешь, давай, ты решишь за меня — у меня не выходит,

— Отлично.

Игрушки ревущей массой налетели на еду.

Три часа спустя, в изорванной одежде, я ввалился в бар.

— Что случилось?

— Робот, — выдохнул я, — Лицо, как пожарная сигнализация. Ворвался с криками. Всё, что я помню.

— Надо было переродиться в раненого и потерявшего сознание человека, — сказал Фред.

— А где ты был? — спросил Боб.

— В Магазине Ярости.

— О, Минотавр безвреден, как скорпион под пресспапье — наверно тебе приснился плохой сон.

Я уже изготовился поднести спичку к гвоздебомбе моих мнений, когда вошёл Эдди и, на волне честолюбия, попытался представить нас кому-то, кто не был

собой. Это был парень из Войск Годбера, вошедший с таким высказыванием:

— Я Мистер И-И-И-И-И-Иисус!

— С тобой всё нормально?

— Гадские ублюдочные конвульсии — снова! А!

— Иисус, проклятье, Христос.

— А-А-А — И-Иисус! Х-х-х-й-й-И-И-и-и-и-и-й-и-х-х-л-х-х-!

— Уберите отсюда этого ублюдка, — завопил я, — принесите мне стакан воды.

— А что с его конвульсиями, брат? — крикнул Пустой Фред.

— Электрические толчки и договор с ситуацией колебания, когда меньше всего этого ожидаешь.

— Я знаю, что они такое — а что с ними делать, брат.

Он ломает мебель, куда его ни приведи.

— Пускай хозяева переживают.

— Именно это я и говорю, брат.

— В тюрьму его. Или заманить в клетку хлыстом и стулом? Пытать? Кто я такой?

— Ты как себя чувствуешь, брат?

— Я сберегу свои идеи до момента, когда все будут идеально готовы воспринять их. Чувствую себя восхитительно.

- Что?

— Не лезь.

— Что?

— Я ангел, коему осталось двенадцать часов.

— У него крыша поехала. Боб! Эдди! Помогите!

— Приманите солнечный свет с этих гадских деревьев.

— Эдди! Боб! Брат! Брат!

Прекрасный припадок — мирового класса.

Так или иначе, инопланетяне начали, как и сообщалось, захватывать нас, утомив всех до невозможности своими младенческими криками. Кто бы мог предсказать, что мы будем вспоминать о своём одиночестве такой тоской? Пастораль стогов сена оказалась полна космических кораблей, и кучу собак передавили посадочными стойками. И если мы внимательно приглядимся к форме клыков на яблоке раздора, здесь, и здесь, я думаю, мы сможем категорично заявить, что это не свинья, а спаниель, и, кстати, да, я убил его.

Проблемы с каждым последним ублюдком в баре

Бар одеревенел в немой сцене негодования и возмущения. Может, и подкованный в ужасающих искусствах, бармен молча смотрел на меня. Флотилии муравьёв стремительно уносили мою решимость. Пустой Фред так и стоял с протянутой рукой, цветущей билетами ставок. Теперь он сжал в ладони и деньги и получившимся в результате кулаком заехал в выражение моего лица.

Врожденное чутье подсказало мне, что как раз пора бежать. И лицо мое начало бурлить, подобно супу, исторгая кости и выносясь, пока я не трансформировался в старушку.

- А ты ж, Боже ж, я спасен, — вздохнул я с облегчением.

Но абсолютно все были очевидцами моего превращения, так что все мои усилия по маскировке пропали втуне. Оставалось надеяться только на жалость.

Но вскоре кулаки замельтешили. В окружении расточителей ударов мои конечности инстинктивно приняли защитное положение. Священник одним из первых с горечью опроверг мою версию событий, утверждая, что мне надо “обуздать уста”, что бы это ни значило. О, братья мои, как это потрясает, когда единственное, на что остается надеяться — пинок в лицо от спасителя. Трек американского хохота лился из динамиков в течение всей процедуры. “Я научу этих маленьких Гитлеров играть в бейсбол”,— думал я, взрываясь слезами. По стенам скакали пятна теней о налетающих на меня как один ублюдков. Что, кстати, противозаконно.

Протокол требовал поражения, но я кричал все громче, выдыхая сарказм, перемешанный с кровью изо рта.

— Что дальше, Эдди? Что ты будешь делать? Ограбишь бабушку и сольешь выручку на стену, надо подумать.

— А?

— Резаный навес, мухи, пустые бутылки — вот как ты кончишь.

— Только не я, — сказал он, остановив удар в живот, чтобы описать мне план, как покрыть черепицей крышу своего дома. Дальше шло объяснение Эдди, как его жизненная цель лишилась остатков претензий на связность. Все кулаки повернулись к нему. Беги, наш мальчик, беги.

Я нашел лавочку, чтобы привести в порядок и перебрать все, что я узнал о западне скулежа. Ужасные, трагичные ошибки происходили, почитай, каждый визит в паб. Я был доволен. Закрой лицо руками, если хочешь его спасти, но пропустишь кучу интересного — зарубки на память, буйство в популярных дверях, подпружиненные мнения, искореженный фильтр. По-любому, ублюдков ничем не заткнешь.

Не знаю, что оставляют другие в уплату за крышу, лично я оставил свидетельства моего досуга, — веселая и иллюзорная фиговина, к которой требуется свидетельство ученых, — а когда криминальное братство вытащило меня из хибарки и попросило не кричать слишком громко, стало ясно, что они решили, что я вообще ничего не предъявил им. Еще три жертвы добавились к той куче, что драпирует мою жизнь — четыре часа времени, пинта крови на каждый, устаревший в эпоху ужастик, в котором моя мудрость и обаяние обрушиваются на крошечные, глуховатые ушки. Я занервничал — сигареты и замедленная реакция на беглых пауков, в таком ключе.

Исполненные смыслом формы и узоры пролитой крови тогда определили большую часть доводов, впрочем, как и сейчас. И ещё токсикология — Минотавр, например, эксперт токсикологии. Хотя он пердит, как моряк, и давит подошвами эльфов, когда их видит — только он их и видит — его нельзя не уважать. Развернулись споры на тему его возраста и сколько сроков бы ему навесили, если бы существовало правосудие, и он сам называл гротескные цифры, гогоча во весь голос и заказывая пиво всем в зимнем баре. Минотавр был глубиной, что засасывает всех гостей в ожидании представления.

Когда Минотавр дрался, этот факт непросто было опознать. В дело шли закрученные оккультные проклятия и выдувание разрывных дротиков, случайно опрокинутый котёл или выговоренная молитва. Кричал он на латыни и драпировал возгласы в столь изысканные…

— От дыма окна чёрные, как лошади, и свежесть везде под ударом.

…одеяния, словно в него неожиданно попало летящее кресло.

В итоге моя месть свершилась — я пригласил каждой го последнего ублюдка на тусовку “притворись нормальным парнем”. Я тайком похохатывал, узнавая гостей пока печатал, курил, взгромоздившись, как птица, на голову своей собаке, и готовил список имён, заслуживших епитимьи сухим вином в подвале. Не втыкая, они бездумно захлопнули двери собственной свободы.

Я узнал из сделанного с Эдди теста, что две недели — абсолютный максимум, который эти ублюдки выдержат] без еды, и в конце этого срока я, хихикая, подошёл запертой двери и прощебетал:

— Желают ли ублюдки выйти?

— Да, — раздался хор слабосильных криков.

— Повторите это все.

— Ублюдки желают выйти.

— О, желаете, это хорошо, — и так далее, пока они не растратили остатки сил на ярость. Потом я сбросил ржавую защёлку, и их глаза покосились вперед, заодно с рылами пистолетов надо отдать им должное, они приготовились.

Такие дни скрепляют мою жизнь — загнать идиотов в угод пустыми угрозами и умолять о доверии, или внезапно вернувшиеся кирпичи, что вломились в мою тихую комнату с хвостом занавесок. Я вырос мужчиной, и лелею такие ситуации, как сад камней.