Сара Уотерс - Ночной дозор

• Название: Ночной дозор
• Автор: Сара Уотерс
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-31841-4

Впервые па русском – новейший роман прославленного автора «Тонкой работы» и «Бархатных коготков», также вошедший в шорт-лист Букеровской премии. На этот раз викторианской Англии писательница предпочла Англию военную и послевоенную. Несколько историй беззаветной любви и невольного предательства сложно переплетенными нитями пронизывают всю романную ткань, а прихотливая хронология повествования заставляет, перелистнув последнюю страницу, тут же вернуться к первой.

---

Не выдержав ее взгляда, Хелен сморгнула и отвернулась. Джулия вновь стала ковырять краску на каминной доске.

– Это имеет какое-то значение? – спросила она в той же вялой, небрежной манере.

Хелен знала, что это имеет громадное значение. После рассказа Джулии в ней что-то оборвалось, съежилось. Она чувствовала себя так, словно ее провели, одурачили...

Это глупо, потому что Джулия не обманывала. Не лгала и ничего в таком роде. Но все равно казалось, что ее предали. Внезапно Хелен осознала свою наготу. Больше она не хочет быть перед Джулией обнаженной! Торопливо натягивая юбку и блузку, Хелен спросила:

– Почему ты мне не сказала?

– Сама не знаю.

– Ты знала, что я думаю.

– Да.

– Три недели назад ты это знала!

– Я не ожидала, что ты об этом заговоришь. Я думала о Кей... Ты же знаешь, какая она – сплошное чертово благородство. Она больше джентльмен, чем любой из известных мне мужиков. Понимаешь, я просила ее не рассказывать. Я и подумать не могла... – Джулия потерла глаз и устало договорила: – И потом, гордость. Все дело в этом. Я была гордой и одинокой. Мне было страшно одиноко, если хочешь знать.

Она резко выдохнула и оглянулась через плечо.

– От моего рассказа что-то меняется? Для меня – ничего. Но если хочешь, так сказать, объявить, что концерт окончен...

– Нет, – сказала Хелен.

Этого она не хотела. Но ее испугала легкость, с какой Джулия заговорила о возможности разрыва. На один страшный миг она представила себя совершенно одинокой – брошенной и Джулией, и Кей.

Хелен молча продолжала одеваться. Джулия все так же стояла у камина. Когда наконец Хелен подошла к ней и обняла, она покорилась с чем-то похожим на облегчение. Но объятье вышло неуклюжим.

– В конце концов, что изменилось? – спросила Джулия. – Ничего, правда же?

Хелен покивала, мол, верно, ничего не изменилось...

– Я люблю тебя, Джулия, – сказала она.

Но в ней все еще жило ощущение, будто внутри что-то оборвалось или съежилось, точно сердце, которое прежде, томясь по Джулии, взбухало и разрасталось, теперь скукожилось, закупорив свои клапаны.

Хелен заканчивала одеваться. Джулия слонялась по комнате, прибирая вещи. Встречаясь взглядами, они улыбались; оказавшись рядом, машинально касались друг друга или легко целовались.

На Лондон по-прежнему сыпались бомбы. Хелен совсем о них забыла. Когда Джулия, выйдя в занавешенный дверной проем, на минуту оставила ее одну, она неслышно подошла к окну и сквозь щелку в картоне посмотрела на площадь. Под луной все так же серебрились дома, небо озаряли огненные всполохи. Лбом Хелен чувствовала легкое сотрясение картона, а потом с секундной задержкой долетал грохот разрыва.

При каждом ударе она вздрагивала. Казалось, вся уверенность ее покинула. Охватила дрожь, словно она вдруг утратила ловкий навык жить на войне и теперь осознавала лишь ее угрозу, нацеленную опасность и неотвратимость зла.

*

– Ого! – сказал Фрейзер. – Близко положил, да?

Бомбежка и зенитный огонь всех перебудили. Два-три зэка прилипли к окнам, криками подбадривая английских пилотов и зенитчиков; Джиггс, как обычно, взывал к немцам: «Сюда, фриц!» Воистину, это было нечто вроде преисподней. Минут пятнадцать Фрейзер лежал неподвижно, понося шум, затем не выдержал и вскочил. Через всю камеру подтащил к окну стол, в носках на него залез и попытался что-нибудь разглядеть. При каждом разрыве он шарахался от оконного переплета, иногда прикрывая руками голову, но потом вновь приникал к стеклу. Уж лучше так, сказал он, чем ничего не делать.

Дункан спокойно оставался на месте. Закинув руки за голову, он в относительном удобстве лежал навзничь на шконке.

– Всегда кажется ближе, чем на самом деле, – сказал он.

– Что, бомбежка тебя не беспокоит? – недоверчиво спросил Фрейзер.

– Привыкаешь.

– Не страшно, что дурацкая бомбища может лететь прямо в тебя, а тебе даже бошку некуда спрятать?

Камеру заливал сверхъестественно яркий лунный свет. Лицо Фрейзера виднелось отчетливо, но его голубые мальчишеские глаза, светлые волосы и накинутое на плечи бурое одеяло утратили свои цвета – все стало различных оттенков серебристо-серого, как на фотографии.

– Говорят, если на ней значится твое имя,–- сказал Дункан, – она тебя достанет, где бы ты ни был.

– Ладно бы Джиггс этакое ляпнул, – фыркнул Фрейзер. – Он-то и вправду воображает завод на окраине Берлина, где на оболочке бомбы штампуют: «Р. Джиггсу, Уормвуд-Скрабз, Англия».

– Если суждено, накроет и здесь – вот я о чем.

Фрейзер вновь прижался носом к стеклу.

– Хочется думать, что все же удастся повысить свои шансы... Вот сволочь!

Очередной разрыв, от которого задребезжали стекла и зашевелилась кладка у вентиляционной отдушины, заставил его подскочить. Из соседних камер донеслись радостные вопли и чей-то пронзительный надрывный крик: «Хорош, пиздюки!» После чего на миг воцарилась тишина.

Затем вновь залаяли зенитки, посыпались бомбы.

– Смотри, без морды останешься, – сказал Дункан. – Что-нибудь видно?

– Прожектора. Мечутся как угорелые. Зарево пожаров. Непонятно где. Может, весь чертов город уже сгорел дотла. – Фрейзер грыз ноготь. – Мой старший брат служит караульным в Ислингтоне.

– Иди ложись, – помолчав, сказал Дункан. – От тебя ничего не зависит.

– Что и бесит! А козлы-вертухаи сидят в укрытии... По-твоему, чем они заняты? Готов спорить, перекидываются в картишки и жрут виски, злорадно потирая руки.

– Мистер Манди не такой, – вступился Дункан.

– Верно! – хохотнул Фрейзер. – Сидит себе в уголке с трактатом по Христианской науке и силой воображения отгоняет бомбы. Может, последовать его примеру? Ась? Он же пичкал тебя всей этой мурой, да? Поэтому ты такой непробиваемый? – Фрейзер вдохнул, закрыл глаза и заговорил с неестественной безмятежностью: – Бомбы не существуют. Они нереальны. Войны нет. Бомбежки Портсмута, Пизы, Кельна – всего лишь массовая галлюцинация. Люди не гибнут, но, полагая себя мертвыми, лишь чуть-чуть ошибаются, что может случиться со всяким. Войны нет...

Фрейзер открыл глаза. Внезапно наступила тишина.

– Неужели сработало? – прошептал он, но подпрыгнул от очередного разрыва. – Зараза! Не вполне. Давай-ка еще разок, Фрейзер. Плохо стараешься, задрыга! – Он прижал ладони к вискам и вновь завел тихим речитативом: – Никаких бомб. Никакой стрельбы. Никаких бомб. Никакой стрельбы...

Затем плотнее запахнул одеяло, слез со стола и, не переставая бормотать, взад-вперед заходил по камере. При каждом новом взрыве он матерился и прибавлял шагу. Наконец Дункан поднял с подушки голову и раздраженно сказал:

– Кончай мотаться, а?

– Ах, простите, я не даю вам уснуть? – преувеличенно вежливо откликнулся Фрейзер, опять забираясь на стол. – Их приманивает сволочная луна. – Казалось, он разговаривал с собой. – Куда подевались облака? – Фрейзер протер запотевшее от дыхания стекло. С минуту помолчал и опять заныл: – Никаких бомб. Никакой стрельбы. Нет нищеты и несправедливости. В камере нет параши...

– Заткнись! – сказан Дункан. – Чего ты ерничаешь? Это... непорядочно к мистеру Манди.

Фрейзер откровенно заржал.

– Непорядочно к мистеру Манди! – передразнил он. – А что такого, если посмеяться над старичком? – Вопрос прозвучал риторически, но затем Фрейзер, будто осененный мыслью, прямо спросил: – И все-таки, что за дела у тебя с мистером Манди?

Дункан промолчал. Не дождавшись ответа, Фрейзер не унимался:

– Ты же понимаешь, о чем я. Думаешь, я не заметил? С какой радости он дает тебе сигареты, побрасывает сахарку и все такое?

– Мистер Манди добрый, – сказал Дункан. – Здесь он единственный такой надзиратель, спроси кого хочешь.

– Я спрашиваю тебя, – не отставал Фрейзер. – Мне он почему-то не дает курева и сахару.

– Наверное, не сочувствует.

– А тебе, значит, сочувствует? Так, что ли?

Приподняв голову, Дункан теребил обтрепавшийся край одеяла.

– Видимо, так, – сказан он. – Почему-то я вызываю сочувствие. Такое вот у меня свойство. Так и раньше было. В смысле, еще до всего этого.

– Что ли, харя твоя располагает?

– Возможно.

– Пушистые ресницы и все такое.

Дункан выпустил одеяло и набычился.

– Я не виноват, что у меня такие ресницы.

Фрейзер засмеялся, тон его вновь стал иным.

– Разумеется, не виноват, Пирс. – Он спрыгнул со стола, вплотную к стене придвинул стул и сел, разбросав ноги и откинув голову. – Знавал я одну девушку, – начал он, – у которой ресницы были, как у тебя...

– Наверное, ты многих девушек знавал?

– Я не трепло.

– Ну и не надо.

– Эй, сам же завел этот разговор! Я-то спрашивал про тебя и мистера Манди... Просто интересно, неужели он делает такие поблажки только за красивые глаза?