Гаетан Суси - Лоскутный мандарин

• Название: Лоскутный мандарин
• Автор: Гаетан Суси
• Жанр: Контркультура

”Лоскутный мандарин” – новая книга канадского писателя Гаетана Суси, одного из лучших мастеров психологического романа. Нью-Йорк 20-х годов. Ксавье Мортанс, молодой эмигрант из Венгрии, работает подмастерьем в Гильдии Разрушителей и мечтает вернуться на родину, к любимой сестре Жюстин. Но однажды в его руки попадает загадочный ларец, который станет началом множества фантастических, немыслимых событий, встреч и превращений.

---

Однако ему пришлось отвлечься от размышлений, потому что вокруг стало происходить что-то в высшей степени странное. Все грузовички, машины, трамваи и так далее вдруг остановились, пассажиры из них вышли, и народа вокруг стало в три раза больше, чем когда Ксавье пришел сюда час назад. Неподалеку тот же церемониймейстер продолжал скандировать тот же лозунг: «Готовьтесь, Минута настает. Готовьтесь, Минута приближается!» – это, видимо, означало, что вот-вот должен неумолимо наступить конец света. Рядом с заинтригованным Ксавье прошла женщина, бормоча что-то себе под нос, как актриса, повторяющая роль перед выходом на сцену. Какой-то старик со скакалкой, перекинутой через плечо, гнусаво повторял своей жене снова ненова: «Я не мог, ну, честное слово, не мог я». Итак далее. Все чего-то ждали. Кто-то с буйным восторгом, но большинство с угрюмой сосредоточенностью, как будто собираясь с силами перед неминуемым тяжким испытанием, и все словно боялись что-то пропустить. Ровно в полдень взвыла сирена, и Нью-Йорк превратился в сумасшедший дом.

Ксавье не знал, в какую сторону смотреть. С семидесятого этажа здания «Тайме» к пятому этажу расположенного напротив через площадь дома по наклонной был протянут канат. Какой-то человек, прицепившись к этому канату за ноги и за воротник, скользил вниз с сумасшедшей скоростью, будто летел, но вдруг ноги его случайно отцепились, канатоходец животом наткнулся на ветку высокого дерева, сбив себе дыхание, и завертелся на канате, как китайский фонарик на ветру. Не успев вовремя прийти в себя и включить тормозную систему, он врезался головой в стену здания. Никому, казалось, не было до этого дела. На улицах, на бульваре, в парке, у входов в здания и магазины каждый во всю силу легких пел свою собственную песню, плясал собственный танец, что в целом представляло невообразимую какофонию. Две пожилые дамы весьма почтенного вида, осторожно поддерживая друг друга за руки, слегка приподнимали ноги в такт напеваемой с одышкой мелодии канкана. Старик, который только что прошел мимо с женой, из последних сил неловко прыгал через скакалку, было ясно, что он уже на грани инфаркта; а жена все его подгоняла, играя на губной гармошке. Такое же опереточное безумие охватило многие тысячи других людей – на улицах, на всех этажах стоявших поблизости зданий, повсюду, куда доходил взгляд. Некоторые в опасных позах гримасничали на карнизах и, чтобы потешить зрителей, пытались перебраться от одного окна к другому. Взобравшись на капоты автомобилей, молодые модники самодовольно пытались отбивать чечетку. Другие, должно быть, решили, что превратились в кошек, и, взобравшись на деревья, свисали с ветвей. Кто-то просто кувыркался. Но ни один человек не стоял спокойно на месте. Причем во всей этой вакханалии не чувствовалось ни радости, ни хорошего настроения, как будто горожан кто-то заставлял все это вытворять помимо их воли.

Никто, кроме Ксавье, не был потрясен происходящим, никто не стоял на месте, будто их ноги приросли к земле. Его замешательство привело к тому, что проходивший мимо полицейский походя ткнул его под ребра дубинкой – ведь он и был призван к исполнению важной задачи – разбираться с нарушителями общественного порядка. Тот же самый полицейский, который совсем недавно поднял его журнал, теперь без всякого намека на шутку бросил ему сквозь зубы:

– Эй, козел! Пошевеливайся! Или тебе невдомек, что сегодня праздник? – Ксавье понятия не имел даже о том, какое сегодня было число. – У нас сегодня Национальная Минута Сильных Ощущений, чтобы выжить в Соединенных Штатах Америки! Шевелись, делай что-нибудь. Только поторапливайся, а то я тебя оштрафую!

И полицейский пошел дальше, неуклюже приплясывая, как пятящийся боком лось. Ксавье постарался что-нибудь изобразить – он поднял ногу, руки положил на шляпу и попытался сделать пируэт, как балерина на музыкальной шкатулке.

Как только он два раза обернулся вокруг собственной оси, у него так закружилась голова, что пришлось закрыть глаза. И в этот самый момент кто-то прокричал прямо ему в ухо:

– Хватит корчиться, дурак! Ты что, не понял, что Минута уже прошла?

Подручный открыл глаза и чуть не упал, потеряв равновесие. Начался учет нанесенного Минутой ущерба. Завыла сирена «скорой помощи». Пожарные сносили вниз врезавшегося в стену канатоходца, тело его обвисло у них на руках, как тряпка. Несколько человек, в основном старики, со стонами расползались в разных направлениях. Их мучила боль в растянутых связках, вывихи и прострелы. Вновь взревели моторы. Люди со злостью повсюду осыпали друг друга взаимными упреками. Один мужчина толкал другого, одетого как тамбурмажор, обвиняя его в том, что тот помял капот его машины, ударяя его при этом головой о тот же капот и повторяя:

– Это самый большой кретинизм, который мне доводилось видеть!

И дальше в том же духе, вокруг Ксавье наблюдал тысячи примеров охватившего толпу безумия. Он шел, топча отходы праздника – конфетти, транспаранты, осколки стекла из разбитых окон, – не веря собственным глазам. Здесь и там виднелись следы крови. Бог с ними, со всеми. Через двадцать минут служащие вернулись в свои конторы, пешеходы снова пешком пошли по тротуарам, покупатели толпами повалили в магазины, суетливая нью-йоркская жизнь вошла в свое размеренное русло, следуя обычному жесткому и торопливому распорядку.

Глава 4

Джефф напряженно соображал, как он оказался в этом кресле, почему грудь его ничем не прикрыта и кем мог быть этот надушенный маленький человечек в атласном халате. Вильям-Г. Кальяри рассеянно и нежно гладил его одной рукой по груди, покрытой курчавящимися волосками, а в другой держал книгу Зигмунда Фрейда, толковавшую сны. Джефф широко раскрытыми глазами смотрел на роскошь окружавшей его обстановки, он был совершенно не в состоянии вспомнить, как сюда попал.

– Что со мной, почему я здесь? Кто вы такой?

– Друг, – мягко ответил Кальяри, поцеловал парнишку в затылок и вернулся к прерванному чтению.

– Кто вы такой, чтобы так себя со мной вести?

В шепоте парнишки звучали паника и благоговейный ужас.

– Я же сказал уже тебе, что я – друг, и ты это знаешь, – спокойно повторил Кальяри и, положив книгу на стол, начал нежно постукивать по молодой груди. Джефф напрягся, пытаясь отодвинуться

подальше, и только тогда понял, что руки его привязаны к подлокотникам. Он прищурил глаза и снова с тревогой в голосе спросил: .

– Где я? Что со мной происходит? – Ему не доставляло никакого удовольствия чувствовать, как Кальяри нежно покусывает ему грудь, эти укусы были для него как ожоги.

Раздался телефонный звонок. Кальяри оставил парнишку наедине с его тревогой и пошел в дальний угол комнаты. На другом конце провода раздался взволнованный голос его помощника:

– Хозяин, – сказал ему тот с места в карьер, – хозяин, вам совершенно необходимо приехать в контору. Господи, можете мне поверить, что ничего подобного я за всю свою жизнь счастливую никогда не видел! Вы просто обязаны приехать!

Кальяри очень не нравилось, когда кто-то говорил ему, что он обязан делать. И он вполне однозначно дал это понять своему помощнику. Но тот продолжал настаивать.

– Клянусь вам, хозяин, это действительно совершенно необходимо, вы еще меня будете благодарить! Это такой номер – вы ни глазам своим, ни ушам не поверите. Никогда не видел ничего подобного. Мальчишка с лягушкой!.. Больше я вам ничего не скажу.

Выражение лица Кальяри оживилось.

– Значит, лягушка, говоришь?

– Честное благородное, чтоб мне на месте провалиться!

Сомнения Кальяри длились не дольше секунды.

– Приеду к тебе через час.

Он повесил трубку, не будучи в состоянии сдержать возбужденной улыбки. Потом вернулся к Джеффу, склонился к его лицу и мягко куснул его несколько раз за губы. Юноша простонал: «Что я здесь делаю? Почему вы так себя ведете? Эй, я же ведь связан!» – и стал от ласок дышать так часто, как издыхающий пес.

Насвистывая, Кальяри вышел из комнаты. Сказал лакею, чтобы тот присмотрел за Джеффом и отвез его обратно в клинику. Потом прошел в покои сестры. Она лежала в шезлонге – рослая, бледная, цвета серой притирки. Лоб ее прикрывал компресс, служанка поправляла подушки, чтоб ей было удобнее. В большой комнате чувствовался стойкий запах лекарств и жженых спичек.

Кальяри опустился на колени, взял худую руку сестры и с искренней любовью поднес к губам. Не открывая глаз, она сказала ему, что его усы ее щекочут и это ей неприятно.

– Сестра, мне нужно тебя оставить.

И жестом, полным благоговения, он убрал упавший ей на лоб локон.

– Опять! Ты же мне обещал… – простонала она с упреком.

– Я знаю, прости меня, но такая уж планида у несчастных импресарио. Знаешь, я куплю тебе ожерелье. Помнишь? То, что мы видели в прошлый вторник… Но сейчас у меня неотложные дела, мне надо ехать. К вечеру я вернусь.