Александра Анненская - Чужой хлеб

• Название: Чужой хлеб
• Автор: Александра Анненская
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-93196-935-0

В книгу включены две сентиментальные повести известной писательницы конца XIX — начала XX века Александры Никитичны Анненской.

Аленушка, героиня повести «Чужой хлеб», сначала живет в доме богатой дамы и зависит от прихотей ее избалованной дочери. Потом она становится ученицей в швейной мастерской и проходит трудный путь, прежде чем обретет любящую семью.

Соня из повести «В чужой семье» волею случая оказывается в семье своих родственников. Ее присутствие в доме учит его обитателей заботиться друг о друге.

---

— Тетя, правда, что Нина очень умная и ученая? Я даже боюсь ее!

— Бояться нечего; а что она не по летам развита и очень много занимается, это правда! — не без чувства материнской гордости отвечала Анна Захаровна.

— А что Митя? Помните, как мы с ним шалили, когда гостили все у бабушки? Это было давно! Больше пяти лет тому назад! Нина и тогда была умнее нас!

— Да, к сожалению, Митя не похож на нее! Он очень огорчает и отца, и меня. Способности у него неважные, а главное, он очень ленив. В первом классе гимназии сидел два года, еле перешел во второй и теперь учится плохо, хотя к нему ходит каждый день репетитор.

Проехав несколько улиц и переулков, карета остановилась у подъезда большого четырехэтажного дома. Соня вслед за теткой поднялась по лестнице, устланной ковром, в просторной передней сбросила пальто и шляпку и вошла в столовую. К ним тотчас же подбежала хорошенькая девочка лет семи. Она бросилась на шею Анны Захаровны и в то же время с полузастенчивой улыбкой протянула пухленькую ручку Соне.

Соня крепко поцеловала маленькую девочку.

— Это Ада, — сказала она, — я ее узнала по ее черным глазкам!

Из-за чайного стола встал высокий, худой мальчик лет тринадцати.

— А, провинциальная кузина! Здравствуйте! — проговорил он, протягивая Соне руку.

— Здравствуйте, петербургский кузен! — с улыбкой отвечала Соня.

За столом сидели еще: француженка-гувернантка, приветствовавшая прибывших какими-то непонятными Соне французскими словами, и девочка, немного постарше Ады, с желтовато-бледным личиком и больными глазами.

— Это Мимочка? Здравствуй, милая! — наклонилась Соня, чтобы поцеловать ее.

Девочка сердитым движением отвернула голову.

— Оставь ее: она совсем дикарка, — заметила Анна Захаровна. — А ты, Митя, отчего же это не в гимназии? — обратилась она к сыну.

— Я думал, у нас сегодня праздник, приезд кузины… — несколько сконфуженно отвечал мальчик.

— Ты рад всякому случаю увильнуть от занятий, — раздраженно сказала Анна Захаровна. — Ты знаешь, как папа не любит, когда ты пропускаешь уроки: опять будет бранить тебя! Неужели это тебе приятно?

Митя ничего не отвечал и с угрюмым выражением лица опустил голову над своим стаканом чаю.

— А где же Нина? Еще не встала? — спросила Соня, чтобы отвлечь внимание тетки от провинившегося мальчика.

— Нина поздно встает, — отвечала Анна Захаровна, — она обыкновенно очень долго занимается по вечерам, и я не велю будить ее.

Соня успела напиться чаю, умыться и переодеться после дороги, а Нина все не вставала; наконец отворилась дверь ее комнаты, завешанная тяжелыми портьерами, и в детскую, где помещалась гувернантка с двумя младшими девочками, вышла стройная брюнетка лет четырнадцати; на ней была надета светлая блуза, перехваченная на талии толстым шелковым шнурком; масса темных вьющихся волос свободно падала ей на шею и обрамляла ее бледное, серьезное лицо.

— Опять дети шумели и не давали мне спать! — недовольным голосом обратилась она по-французски к гувернантке, затем заметила Соню и подошла к ней. — Здравствуй, милая! — сказала она голосом, в котором звучала нотка снисходительного покровительства, и протянула руку Соне. — Если тебе неинтересно сидеть здесь, с детьми, пойдем в мою комнату: там мы поговорим и постараемся познакомиться…

Соня никогда не воображала, чтобы у «девочки» (Нина была всего на два месяца старше нее, и она считала как себя, так и ее еще девочками) могла быть такая комната, похожая скорее на кабинет ученого или литератора. Два письменных стола, один очень большой, заваленный толстыми книгами, другой поменьше, с разными изящными письменными принадлежностями, два высоких шкафа, заполненных книгами, на стенах портреты известных писателей, бюсты великих людей.

— Как у тебя много книг! — проговорила Соня, с некоторым страхом оглядываясь кругом. — Ты много учишься, Нина?

— Не знаю, как тебе сказать, — отвечала Нина, снимая несколько книг с кушетки и очищая место для кузины. — Сколько ни учусь я, мне все кажется мало: ведь наука бесконечна, как и искусство!

Бедная Соня не знала, как поддерживать разговор с такой умной особой.

— Расскажи мне что-нибудь о себе, — покровительственным тоном заговорила Нина. — Ведь у вас в Ч. страшная глушь! Ты, наверное, задыхалась в этой дикой среде?

До сих пор Соне ни разу не приходило в голову, что в Ч. глушь, что там можно задыхаться; а теперь, сидя в этом «ученом» кабинете, она вдруг чуть не до слез почувствовала тоску по светлым комнаткам родного дома.

— Ах, нет, — вскричала она, — у нас было очень хорошо в Ч.! Я училась в прогимназии, у меня было много подруг, и мы очень весело проводили время!

— Неужели? Что же вы делали?

Соня охотно готова была рассказывать все подробности своей домашней и школьной жизни, но она заметила насмешливую улыбку, скользнувшую по лицу Нины, и это сразу остановило ее.

— Расскажи лучше, чем ты занимаешься, — это интереснее, — заметила она упавшим голосом.

— В нынешнем году я занимаюсь преимущественно словесностью и историей. У меня очень хороший учитель по этим предметам. Математикой и естествознанием я занимаюсь с учительницей, но слегка: это не моя специальность; по-французски читаю с нашей француженкой, а с будущей недели начну брать уроки немецкого языка: я читала Шиллера в переводе, а мне хочется прочесть его в подлиннике.

Соня вздохнула. Напрасно тетя сказала, что она может заниматься вместе с Ниной! Она была еще не тверда в русской грамматике и в арифметике, не знала ни слова по-немецки, а ей говорят о словесности, о математике, о Шиллере! Вообще говоря, она казалась сама себе совсем маленькой и ничтожной, сравнительно с Ниной; ей было очень трудно поддерживать умный, чинный разговор, и она от души обрадовалась приходу учителя Нины, который положил ему конец. Когда позднее горничная спросила, где ей угодно будет спать, на кушетке в комнате Нины Сергеевны, или на диване в детской, она не задумываясь выбрала последнее.

Скоро Соня познакомилась со всем строем жизни в доме петербургских родственников и не раз со вздохом повторяла про себя:

— У нас в Ч. было гораздо лучше и веселее!

Отец Сони занимал должность на казенной службе, кроме того, он управлял большим заводом. Дела у него было «выше горла», как он сам выражался; но те часы, когда ему можно было отдохнуть, он вполне отдавал семье. Он возился с маленькими сынишками, разговаривал с Соней, устраивал веселые праздники ей и ее подругам.

— Завтра у папы свободный вечер, и он будет дома! — радостным голосом объявляла мать, и весь дом оживлялся: всем — и детям, и прислуге — хотелось, чтобы добродушный хозяин остался доволен.

И он, действительно, был всем доволен: все распоряжения жены находил превосходными, своих детей считал самыми милыми и умными детьми в свете, свою прислугу образцовою. Вера Захаровна, мать Сони, была «строжее папы», как говорил маленький Коля, но зато она была неразлучна с детьми. Возвращаясь домой из прогимназии, Соня тотчас бежала к матери: она поверяла ей все свои горести и радости и обсуждала с нею все свои школьные дела. Мать знала всех Сониных подруг, и Соня, со своей стороны, знала всех знакомых матери, знала, кто из них живет счастливо, у кого есть горе, кому надо помочь.

В Петербурге было совсем не то: и дядя, и тетка были любезны и ласковы с ней, но она чувствовала себя как-то холодно и неуютно в их доме.

«Как они странно живут, точно не вместе!» — думалось иногда девочке.

И действительно, в просторной квартире Воеводских у всех членов семьи были свои отдельные комнаты и своя отдельная жизнь. Хозяина дома, Егора Савельича, дети видели только за обедом. Утренний кофе он пил у себя в кабинете, потом уезжал на службу и возвращался в шестом часу, к обеду, усталый, раздражительный, недовольный. После обеда он уходил в свою комнату отдыхать, вечер проводил в клубе и домой возвращался уже поздно ночью. Дети больше боялись, чем любили его, и этот страх, по-видимому, разделяла и Анна Захаровна.

— Я пожалуюсь барину! — говорила она прислуге, чем-нибудь рассердившей ее.

— Вот ужо узнает папа! Я скажу папе! — была угроза, которой пугали детей.

Егор Савельич почти никогда не разговаривал с детьми, и при нем все они, даже шалунья Ада, сидели молча, чинно и смирно. Одной Нине предлагал он время от времени вопросы; одна она заговаривала с ним, но обыкновенно не о своих делах, а о чем-нибудь, что вычитала в книгах или газетах.

Анна Захаровна была всегда очень добра и снисходительна к детям, почти никогда не бранила их и любила доставлять им удовольствия; но она совсем не занималась ими. Она куда-то выезжала, принимала у себя гостей и в детские комнаты редко заглядывала. Дети жили своею собственною жизнью, и притом жили не все вместе, а каждый порознь. Две младшие девочки были совершенно предоставлены гувернантке-француженке; Ада, как более живая, иногда бегала по всем комнатам и непрошенная врывалась к матери или к Нине; тихая же, болезненная Мима выходила из детской только в столовую пить чай, завтракать и обедать. Нина занималась, читала, брала уроки в своей комнате, не пуская в нее ни брата, ни сестер. Митя ходил в гимназию, а вечера проводил, запершись со своим репетитором.