Константин Денисов - Под нами - Чёрное море

• Название: Под нами - Чёрное море
• Автор: Константин Денисов
• Жанр: Биографии и Мемуары

На рассвете 22 июня 1941 года с крымских аэродромов поднялись по тревоге самолеты-истребители. Одну из групп морских летчиков повел на прикрытие Севастополя от вражеского воздушного налета старший лейтенант К. Д. Денисов — впоследствии генерал-майор авиации, Герой Советского Союза. Его мемуары — это правдивый рассказ о мужестве и мастерстве морских авиаторов, вместе с которыми автор сражался в небе Крыма и Кавказа, участвовал в разгроме японских милитаристов на Дальнем Востоке. Книга рассчитана на массового читателя.

^[1] Так обозначены ссылки на примечания. Примечания в конце текста книги.

---

Отлежался еще немного в лазарете, размещенном в поселке Гайдук, что в семи километрах северо-западнее Новороссийска, где обосновался и штаб 62-й авиабригады. Помнится, все больше переживал, что придется давать ответ за разбитый УТ-2. И речь шла вовсе не о боязни наказания, а о чувстве горечи за то, что не оправдал доверия, допустил самую нетерпимую в военное время, так называемую небоевую, потерю самолета, пусть даже и учебно-тренировочного. И можно представить, какой груз свалился с моих плеч, когда узнал, что Капитунов благополучно вернулся в часть, и причем на УТ-2. На том самом!

Оказалось, что ему удалось вывезти разбитый самолет в Вольскую авиационно-техническуто школу и там в мастерских машину восстановили.

Вот так завершился мой «отпуск». Несмотря на все передряги и переживания, считаю, что сделал немало, и главное — обрел уверенность в том, что семья теперь выживет, преодолеет неизбежные в военное лихолетье трудности. А о том, что значило спокойствие фронтовика за судьбу самых близких ему людей, может рассказать любой ветеран войны…

— Поздравляю с вступлением в строй! — встретил меня полковник П. Г. Коновалов. — Надеюсь, все хворости позади? Какие планы?

— В свой полк, — коротко, не задумываясь, ответил я.

— А у командования есть другое мнение. Словом, приказано оставить вас на Кавказе в должности инспектора бригады по технике пилотирования.

Нужно ли говорить, что это назначение я принял без особого энтузиазма. В другое время, может быть, и попытался отстаивать свое желание вернуться в родную часть. Но тогда еще остро чувствовал свою признательность за проявленную к моей семье заботу и в какой-то мере свою вину за то, что отлеживался на больничной койке, когда товарищи продолжали вести смертельную схватку с врагом. Одним словом, возразить не решился, подумал: "Поживем увидим".

Во время ужина зашел в столовую дежурный и доложил полковнику Коновалову, что на гидросамолете доставили из Севастополя раненых летчиков. Вместе с Павлом Георгиевичем заспешил из столовой и встретил друзей — командиров эскадрилий капитанов А. И. Коробицына и П. С. Пономарева. У Пономарева забинтованная левая рука покоилась на переброшенной через шею марлевой повязке, но с лица не сходила свойственная этому жизнерадостному человеку добрая улыбка. А вот Александра Ивановича Коробицына я узнал с трудом — его голова, лицо были почти сплошь забинтованы, и только небольшая щель давала ему возможность смотреть на мир божий левым глазом.

Поскольку нас никто никуда не торопил, удалось спокойно поговорить, и я узнал о том, что же произошло с моими друзьями.

У Петра Степановича Пономарева все случилось до обидного просто: при заходе на посадку был внезапно атакован «мессером» и осколок снаряда раздробил кисть левой руки. Просто-то просто, а вот как в таком случае сажать машину, может представить только летчик. Пономарев посадил!

А вот рассказ Коробицына был более подробным:

— 28 февраля шесть Ил-2 получили боевую задачу на штурмовку в районе Балаклавы. У меня в эскадрилье летчиков много, а вот с самолетами туго — в строю всего шесть. На сопровождение «ильюшиных» я полетел ведущим, высота облачности около 100 метров, видимость — на пределе.

На обратном маршруте, пролетая над линией фронта, я заметил серию красных ракет в направлении немецких позиций. Передал командование заместителю капитану Васильеву, а сам решил с ведомым посмотреть, что беспокоит пехоту, ведь подобные сигналы бывали и раньше. Прошел над вражескими позициями и обнаружил минометную батарею. Обстреляли мы ее и уже стали отходить, как я почувствовал сильный удар по голове и резкую боль в сразу бессильно повисшей правой руке. Сомнений не было — рядом разорвался зенитный снаряд.

После небольшой паузы Александр Иванович продолжал:

— Когда опомнился, ручку управления самолетом зажал между коленями. Так и повел машину. Лицо заливало кровью, правый глаз затек, а левый пришлось все время вытирать левой же рукой. До аэродрома дотянул, а сесть и без того непросто, а тут еще и не смог выпустить шасси. Сажать самолет на фюзеляж поломка неизбежна, а самолетов и без того мало. Тогда придумал то, чего никогда еще не делал. Расстегнул замок привязных ремней, немного привстал и резким движением здоровой руки растормозил механизм уборки и выпуска шасси. Смахивая с лица кровь, сам не веря, что хватит выдержки, неимоверными усилиями руки и ног провернул все же 32 раза ручку барабана, и стойки шасси стали на замки. Потом, словно в полусне, вывел самолет из крутой спирали, каким-то чудом приземлил его и еще на пробеге потерял сознание…

В начале апреля медики меня признали полностью выздоровевшим, и я смог приступить к своим инспекторским обязанностям. Работа действительно оказалась явно не по мне, привык летать, воевать, водить в бой людей. А на новой должности прямо полководец без войска: никаких тебе подчиненных, хочешь летать — летай, хоть по кругу, хоть в другой гарнизон. Да еще надо уметь ладить со всеми, своевременно составлять для начальства различные бумаги, докладывать то о том, то о другом. Для всего этого нужны люди иного склада, и такие, конечно, есть. Вот их и следовало бы подбирать, чтобы толк был.

Правда, «пострадал» не один я. Мучился в непривычной должности и штурман бригады, тоже летчик-истребитель (впоследствии генерал-лейтенант авиации) Б. В. Синицын, тем более что помимо всего прочего обоих нас привлекли к оперативному дежурству. "Так можно совсем превратиться в штабников", думалось нам.

Из Севастополя время от времени прилетали боевые товарищи, а я все сидел в Анапе на КП 62-й авиабригады. Здесь узнал, что после Коробицына командовать родной 3-й эскадрильей стал капитан И. И. Сапрыкин, что военком Г. И. Пятницкий переведен во вновь формируемый 3-й авиаполк и его должность занял старший политрук В. С. Политыченко. Отозвали на переподготовку заместителя комэска капитана Г. И. Матвеева, и его заменил капитан В. Б. Васильев. В общем, там все находилось в движении, в развитии, в настоящих делах. А здесь…

Начал я упрашивать исполняющего обязанности командира бригады полковника И. В. Шарапова отправить меня в Севастополь. Но тщетно. Не успокоило и сообщение о том, что в начале апреля 8-й авиационный полк был преобразован в 6-й гвардейский и что я теперь гвардии капитан. Хорош гвардеец, пересаженный с жесткого пилотского сиденья боевого самолета в мягкое штабное кресло! Только и радости, когда вырвешься "на простор", подальше от строгой начальственной опеки. Тогда можно немного и посвоевольничать. Так, удалось сделать несколько боевых вылетов на «миге» с летчиками 7-го авиаполка в район Керченского полуострова и на прикрытие Новороссийска.

28 апреля 1942 года я находился на КП этого полка, а тут тревога вражеские самолеты идут на Новороссийск. Взмыли в воздух четыре дежурных МиГ-3. Бегут и к другим самолетам летчики, но я вижу, у одной машины стоит лишь техник…

— Садись в него и за мной! — кричит мне командир полка, подполковник А. З. Душин.

Повторять не надо. Пулей влетел в кабину, запустил двигатель, погазовал, прожигая свечи, и с места стоянки — на взлет! Привязные ремни застегнул только в воздухе. Пристроился к ведущему, и пошли на Новороссийск.

— Я «Коршун-один», иду с вами. Набирайте больше высоты и атакуйте на скорости. «Худых» нет, — слышу в наушниках голос Душина.

А секунды спустя Алексей Захарович начал разворот в сторону моря. Оказалось, что он заметил еще одну группу вражеских бомбардировщиков, которая выходила уже на боевой курс. Атакует он, я прикрываю. Один «юнкерс» задымил, сбросил бомбы, не долетая до цели, и стал со снижением уходить в море.

В этот момент увидел, как один «миг» врезался в только что атакованную нами группу бомбардировщиков и винтом отрубил «юнкерсу» хвост. Это был сержант Севрюков. Он, видимо, не рассчитал — таранил бомбардировщик на скорости и при столкновении сам получил сильный удар. Его машина и вражеский самолет упали в море неподалеку от Цемесской бухты.

Леонид Иванович Севрюков погиб, отдав свою молодую жизнь за честь и свободу нашего народа. Ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.

Вскоре я обзавелся своим Як-1, восстановленным после поломки в мастерских. И наконец-то добился своего! В начале мая на залатанном «яке» вместе с очередной группой истребителей, отправлявшихся на пополнение, убыл в Севастополь. Там узнал, что вместо погибшего Н. А. Острякова ВВС флота возглавил генерал-майор авиации В. В. Ермаченков, который вместе с военкомом Н. В. Кузенко подписал приказ о сформировании 3-й особой авиационной группы (ОАГ) с одновременным расформированием 2-й морской авиабригады.

Авиагруппу возглавили бывший командир 62-й авиабригады полковник Г. Г. Дзюба, военком полковой комиссар Б. Е. Михайлов, заместитель командира Герой Советского Союза полковник В. И. Раков, начальник штаба подполковник В. П. Попов и начальник политотдела батальонный комиссар В. В. Леонов[23]. Я же был назначен на свою «любимую» должность… инспектора техники пилотирования 3-й ОАГ.