Аркадий Львов - Двор. Книга 1

• Название: Двор. Книга 1
• Автор: Аркадий Львов
• Издательство: Захаров
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-8159-0271-3

Довоенная Одесса…

Редко можно встретить такое точное описание столкновений простого советского человека — не интеллектуала, не аристократа, не буржуа и не инакомыслящего — со скрытым террором и повседневным страхом. Бывшие партизаны и бывшие мелкие торговцы, евреи и православные, оппортунисты и «крикуны», герои и приспособленцы, стукачи и партаппаратчики перемешаны друг с другом в этом закрытом мирке и являют собой в миниатюре символ всей страны. Они вредят другим и себе, они обнимаются, целуются и много плачут; они подтверждают расхожее мнение, что советское общество состояло из людей, которые его вполне достойны, и что существует своеобразное соглашение между человеком, сформированным коммунистической системой, и самой системой.

---

— Свидетель Граник, про свою голову доложите докторам в Свердловке, на Канатной улице, а здесь не доктора, и суд категорически предупреждает вас!

— Овсеич, — крикнул с угрозой в голосе Лапидис, — наука еще не придумала палку, которая имеет только один конец!

Доктор Ланда поморщился, другие пропустили мимо ушей, но Иона Овсеич обратил внимание и тут же ответил очень метко, что умелая рука из одной палки делает две и всеми четырьмя концами бьет, кого надо, куда надо и когда надо. Что же касается свидетеля Граника, то суд имеет полную ясность: свидетель Граник показал, что видел топор собственными глазами и полагает, что могла быть опасность для жизни.

— Следующий, — объявил Иона Овсеич. — Свидетель Гизелла Ланда.

Доктор Ланда, когда услышал, что вызывают его жену, с удивлением посмотрел на Дегтяря, но Гизелла уже подошла к столу, и останавливать было поздно.

Свидетельница подтвердила, что она слышала слова угрозы и видела топор в руках у обвиняемого, но хотел он броситься с этим топором на жену и сына или не хотел, этого она не знает.

— Скажите, — обратился Иона Овсеич, — а в прошлом вам не приходилось, слышать угроз от гражданина Чеперухи по другому поводу и другому адресу?

Свидетельница немного задумалась и вспомнила, что Чеперуха, когда открывали форпост, помогал нести ее пианино и на втором этаже, или между вторым и третьим, она точно не помнит, дал понять, что может разбить пианино в щепки.

— Боже мой, — вскочил доктор Ланда, — но это была шутка!

— Шутка? — удивилась Гизелла. — Значит, как всегда, я не понимаю шуток.

— Хорошо, свидетельница, — сказал Иона Овсеич. — А как вы думаете, мог бы он привести эту угрозу в исполнение?

— Я не знаю, — пожала плечами Гизелла, — но если у человека нет ничего дурного на уме, так зачем угрожать?

— Свидетельница, — вдруг поднялся с места Лапидис, — а когда ваш супруг, доктор Ланда, берет в руки вилку и нож, вы не опасаетесь за свою жизнь?

— Такие вопросы, — Гизелла скривила губы, — будете задавать своей жене.

— Гражданин Лапидис, — Дегтярь ударил три раза карандашом по графину, — давайте прекратим всякую пикировку с места и хватит испытывать наше терпение! Слово имеет свидетельница Варгафтик, Дина Савельевна.

— Дорогие соседи и жильцы, — Дина взяла себя пальцами обеих рук за шею, — если бы кто-нибудь сказал мне, что в нашем дворе возможно такое, как поступил Чеперуха, я бы того человека задушила собственными руками, И все-таки это факт, это настоящая правда: Чеперуха с топором в руках бросился на жену, на сына. Да, в этот день его сын украл часы, украл двадцать пять рублей, и приходил человек из милиции. Когда твой родной сын вор, от одних мыслей можно сойти с ума, но, спрашивается, кто виноват: отец, который встает пьяный и ложится пьяный, или мальчик, который с малых лет видит это каждый день? А когда наш товарищ Дегтярь сам, лично, говорил Чеперухе, что надо ходить на занятия по истории партии, куда должны ходить все, без исключения, он, простите, повернулся задницей и хлопнул дверьми так, что слышно было в Москве. Это факт, который видели все своими глазами. Я хочу знать: где остановится Чеперуха, и надо еще ждать или пора принимать меры, чтобы не пришлось потом кусать себе локти!

Иона, пока Дина Варгафтик говорила, не мог оторвать от нее глаз, кадык у него все время ходил взад-вперед, как будто на резинке. Потом, когда она повернулась, чтобы идти на место, он вдруг мотнул головой и плюнул. Плевок попал ей на юбку, она показала суду и заявила, что принципиально не будет вытирать: пусть останется еще одно лишнее доказательство.

— Занесите в протокол, — приказал председатель.

— Люди, — Иона поднял над собой кулаки, — мне больно, что серед нас, евреев, есть такие Чибирячки, как эта морда Варгафтик!

— Чеперуха, — закричала Клава Ивановна, — перестань свои юдофобские хулиганские выходки, а то за тобой придут откуда надо, и в два счета получишь ордер!

— Доктор Ланда, — обвиняемый вытер кулаками глаза, — хоть вы заступитесь за меня, вы же образованный, вы же интеллигентный человек.

Люди засмеялись, потому что смешно было слушать, как тачечник Иона Чеперуха, у которого папа тоже был тачечник, выдает справки на интеллигентность.

— Слово имеет Лапидис, Иван Анемподистович, — объявил Дегтярь. — Свидетель напомнит присутствующим, как в знаменательный день 12 декабря, когда советские люди впервые в истории выбирали свой Верховный Совет, Чеперуха по-хулигански разбил у него окно.

Лапидис побледнел, было впечатление, что человеку нехорошо, Аня Котляр подала ему стакан воды, он отказался, но она поднесла совсем близко к его губам и прошептала: «Я вас прошу, выпейте». Лапидис сделал глоток, Иосиф Котляр громко сказал ему спасибо, люди улыбнулись, а сама Аня покраснела и опустила голову.

— Лапидис, — весело обратился Дегтярь, — когда мужчина получает такую поддержку, он находит силы активничать целые сутки, как в турецком меджлисе!

— Овсеич, — ответил, наконец, Лапидис, — здесь не меджлис, и мы не турки. Мы советские люди, у нас есть Конституция, Основной Закон СССР. Так давайте уважать свою Конституцию. Никто не дал нам права превращать товарищеский суд в дворовый самосуд. А разбил мое стекло Чеперуха или не разбил — это наше личное с ним дело, и мы обойдемся без посредников.

— Самосуд! — воскликнул Иона Овсеич. — Какое слово ты выбрал: самосуд! Нет, гражданин Лапидис, твое стекло — это твое личное дело, но как ведет себя Чеперуха — это наше общее дело. Позавчера он разбил стекло у тебя, вчера он не захотел посещать кружок у нас, сегодня бросился с топором на жену и соседей, а завтра…

Иона Овсеич вдруг остановился, лицо у него сделалось белое, как мел, от полной неожиданности на всех нашел столбняк, но через минуту люди могли уже вздохнуть с облегчением: лицо немножко порозовело, Иона Овсеич вытер платком пот со лба и закончил свою мысль насчет завтра, когда будет наверняка поздно, если не принять меры сегодня.

— Товарищи жильцы и соседи, — Чеперуха ударил себя кулаками в грудь, — клянусь своей жизнью, клянусь своей покойной мамой и здоровьем своего родного сына: это был последний раз. Если когда-нибудь повторится, мне останется одна дорога — на Соловки.

— Та-та-та, — перебила его Клава Ивановна, — три года назад ты уже давал обещание, и тебе поверили, три года люди терпели твои штуки, а теперь пришел конец, и домком вносит предложение выселить Иону Чеперуху из Одессы.

— Покажите протокол домкома, — крикнул с места Лапидис.

Клава Ивановна махнула рукой и повторила, что вносится предложение выселить Иону Аврумовича Чеперуху из Одессы, а жена и сын пусть решают сами: хотят ехать тоже — пусть едут, хотят оставаться — пусть остаются.

— Товарищи, — обратился Иона Овсеич, — кто за это предложение? Голосуют только жильцы дома. Не обязательно голосовать «за» или «против», желающие могут воздержаться.

— Ни за, ни против, — вскочил Граник, — это получится, как у Троцкого в Бресте: ни мира, ни войны.

— Давайте не умничать, Ефим Граник, — одернул товарищ Дегтярь. — Не время.

Степа Хомицкий сказал, у него есть предложение провести тайное голосование, доктор Ланда поддержал его, но Иосиф Котляр категорически заявил, что он против: по такому вопросу не надо делать хвостом одно, а зубами — другое.

— Принимается предложение Котляра, — объявил председатель. — Повторяю: никто не заставляет говорить «да» или «нет», но пусть каждый выскажется открыто, играть в прятки не будем.

Оля Чеперуха, у которой от стыда и переживаний щеки горели, как будто обожгла на солнце, спросила: ей тоже надо голосовать или не обязательно? Иона Овсеич в третий раз повторил, каждый имеет право поступать по своему усмотрению, никто не навязывает, но общественность, в свою очередь, также вправе дать собственную оценку поведению каждого жильца в отдельности. Тем более, в случае Оли Чеперухи, когда коллектив встал на ее защиту.

Большинство было целиком согласно с председателем, и можно было приступить к голосованию, но Степа Хомицкий опять, причем в этот раз его поддержал доктор Ланда, влез со своим вопросом: решение товарищеского суда является окончательным или подлежит утверждению в горсовете?

— Хомицкий, — разозлился не на шутку Иона Овсеич, — ты меня ставишь в тупик своими вопросами: люди могут подумать, что сознательно организуется обструкция, а доктор Ланда входит с тобой в коалицию.

Доктор Ланда состроил удивленное лицо — откуда коалиция! — предложил подвести черту и приступить к голосованию.

Голосование прошло организованно. Поскольку подавляющее большинство было «за», персональный подсчет сделали только тем, кто поднял руку «против» или воздержался. Против были трое: Лапидис, Граник и Хомицкий; воздержались тоже трое: доктор Ланда, Аня Котляр и Оля Чеперуха. Иосиф Котляр смотрел на свою жену, как будто увидел ее в первый раз.