Бранко Китанович - Человек, который не знал страха

• Название: Человек, который не знал страха
• Автор: Бранко Китанович
• Издательство: ДОСААФ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1986

Бранко Китанович – югославский писатель, публицист, переводчик, автор ряда книг о важнейших операциях Красной Армии в годы Великой Отечественной войны. Им было переведено на сербско-хорватский язык свыше сорока произведений русской и советской литературы и публицистики.

Книга «Человек, который не знал страха» – о выдающемся советском разведчике Н. И. Кузнецове. Действуя в период Великой Отечественной войны на временно оккупированной гитлеровскими захватчиками территории Украины под видом немецкого офицера, он проводил дерзкие и сложные разведывательные операции, проявляя необычайную отвагу, изобретательность и находчивость.

Для массового читателя.

---

– Трус умирает тысячу раз, храбрец – лишь один раз, – ударился фон Ортель в свою философию. – Трус никогда не бывает счастлив. В этом я полностью согласен с Сервантесом. Конечно, на словах мы все готовы пойти за фюрером в огонь и в воду. Но истина в том, что свинья хочет, чтобы эта вода была как можно грязнее, – рассмеялся штурмбанфюрер. – Скажи откровенно, неужели тебе свой небольшой капитал не дороже, чем все богатства нацистской партии? Я придерживаюсь такого принципа: «Все, что сладко, надо проглотить, все, что горько, – выплюнуть». И дело с концом! Напрасная затея – волу на ухо псалмы читать! Нет смешнее желания, чем пытаться нравиться всем. Свои болячки чужим здоровьем не вылечить. Если бы ты мог приумножить свой небольшой капиталец с помощью тех, кого этот лис Борман именует плутократами, то есть с помощью американцев и англичан, разве ты не отрекся бы от некоторых «высоких побуждений»? Чем голова умнее, тем плечам легче. Или тебе это не известно? Лучше, когда тебе завидуют, чем когда сочувствуют. В идеалы следует верить в той мере, в какой они могут быть тебе полезны. Разумеется, это не значит, что мы с тобой готовы предать фюрера. Упаси бог!

– Да, я или умру как рыцарь или вернусь как победитель! – патетически воскликнул Зиберт, делая вид, что эти слова возникли у него стихийно под воздействием последней сентенции штурмбанфюрера.

– Полегче на поворотах, дорогуша! Не следует быть большим католиком, чем сам папа. Разум человека сильнее его кулака. Основа всякой мудрости есть терпение. – Поэтому не спеши меня перебивать, я еще не кончил. Я хотел спросить, почему вот мы с тобой не предадим фюрера? Потому, мой Зиберт, что фюрер печется об умножении твоего и моего капитала, не забывая, конечно, и о своем. – Искорки иронии заблестели в холодных глазах фон Ортеля. – Об этом те, что наверху, никогда не забывают. Рейхсмаршал, например, любит чужие картины, и их у него огромное количество. У рейхсфюрера золота больше, чем во всех швейцарских банках вместе взятых. Думаю, что он не на поденной работе его приобрел! Доктор Геббельс любит роскошные виллы, а Кох, извини, говорят, что он твой то ли земляк, то ли родственник, обожает фабрики, крупные поместья и драгоценности. У каждого свой интерес. Я считаю, что с нашим фюрером можно заработать больше, чем с кем-либо еще. Поэтому я ему предан, поэтому я готов пойти за него в огонь и воду. Здесь нет никакой дилеммы. Ты, наверное, видел, как легко умирают коммунисты, как стойко переносят пытки. Приходилось ли тебе их допрашивать?

– Несколько раз я присутствовал при допросе пленных, но меня такие сцены не впечатляют, – ответил Зиберт. – Я солдат и лучше чувствую себя на поле боя.

– Коммунисты – фанатики особого рода. Их надо внимательно изучать. Не следует забывать старую истину о необходимости хорошо знать противника. Вчера я получил фотокопии писем нескольких немецких коммунистов, написанных перед казнью. Некоторые из них весьма впечатляют.

Фон Ортель вынул из внутреннего кармана несколько сложенных вместе листов бумаги и прежде, чем начать читать, сделал небольшое вступление:

– Слесарь Вальтер Гуземан, родился в 1909 году в Киле, стал коммунистом в семнадцать лет. Арестован в сентябре 1942 года как член нелегальной коммунистической группы в Шульц-Бойзене. Военный трибунал осудил его на смерть. Во время казни держался исключительно храбро. Расстрелян 13 мая 1943 года. Утром перед казнью написал последнее письмо отцу.

Штурмбанфюрер бесцветным голосом начал читать письмо, намеренно опустив начало:

«…Не печалься. Когда получишь это письмо, меня уже не будет в живых. Стремления, надежды, опасения – все это будет уже позади. Интересуешься, наверное, как я себя сейчас чувствую? А никак, вообще ничего не чувствую, то есть состояние у меня сейчас такое же, каким оно было после объявления приговора. Единственная разница заключается в том, что сейчас со мной нет моих товарищей. Но я не чувствую себя одиноким. Со мной сейчас все, кого я знал, все друзья и товарищи и прежде всего ты, отец, и Фрида. Мои товарищи не знают, что в эти минуты я ухожу от них навек, но настанет день, когда им станет известно, что я не струсил, что и в последний момент оставался таким, каким был всю жизнь – принципиальным и надежным. Не смотри на мою смерть как на что-то катастрофическое, считай, что я просто уехал куда-то надолго, не попрощавшись. Все это не так страшно, откровенно говоря, совсем не страшно, но, конечно, надо держать себя в руках. А самообладание было всегда, слава богу, моей самой сильной чертой.

…Чтобы узнать человека, надо познать его слабости. Святых людей не бывает, они существуют лишь в церковных книгах. Человек красив и достоин любви лишь во всей своей противоречивости. Меня не будет больше, но память обо мне останется. Уверен, что смерть не по заслугам возвысит меня в глазах тех, кто меня знал. Я ни о чем не жалею, кроме того, что мало успел сделать в жизни.

Дорогой отец! Умираю таким, каким был в жизни, – борцом за дело рабочего класса! Нетрудно называть себя коммунистом, когда не надо платить за это своей кровью. Но коль пришлось платить, надо доказать в час испытаний, что ты коммунист. Я, отец, коммунист!

Верь мне, отец, я не боюсь. Никто не увидит в моих глазах страха. Последнее мое желание – принять смерть достойно.

Докажи, что уважаешь своего сына! Совладай с печалью. Тебе надо еще многое сделать за двоих, за троих, так как твоих сыновей больше нет в живых.

Знаю, что тебе будет тяжело, но будь горд тем, что ради своей идеи ты пожертвовал самым дорогим в жизни.

Война недолго продлится, пробьет и наш час.

Помните тех, кто уже закончил свой боевой путь или еще должен пройти его, как это предстоит сделать сегодня мне. И поймите наконец, что такое нацисты, – будьте беспощадны к ним!

Опасаюсь, что весть о моей смерти может сразить тебя. Будь тверд, тверд и еще раз тверд!

Докажи, что ты был сознательным борцом за интересы своего класса.

Докажи, что твои убеждения основывались не на романтических идеях, а на жестокой необходимости.

Умираю с легким сердцем, так как знаю, за что иду на смерть. Моих убийц в скором времени ждет страшная кара. Я в этом убежден. Будь тверд, отец, будь мужественна, Фрида! Не вешайте голову. И в минуту слабости помните последнюю просьбу вашего Вальтера».

Фон Ортель встал и зашагал по комнате в задумчивости. Потом он остановился, поднял глаза и, словно уверяя самого себя, произнес:

– Почти все письма написаны в таком же духе. Странные люди, какая-то безумная храбрость…

Он вдруг рассмеялся, вновь сел и, постукивая пальцами о край стола, продолжал:

– Я в свое время много думал, откуда такое презрительное равнодушие к смерти? И я понял: все от той же неполноценности этих личностей, я хочу сказать от их примитивизма в широком смысле слова. Цивилизованный человек ценит жизнь, он скорее расстанется с чем угодно – с чувством долга, с религией, чем с собственной жизнью, – заключил свою мысль фон Ортель.

Еще ни один нацист не демонстрировал Кузнецову свое кредо так откровенно и четко. Из этого разговора Кузнецов вынес нечто необычно важное для себя как для разведчика. Отныне он до конца знал нутро своего противника, и это знание служило ему залогом его победы. Но цель миссии «философа» в Ровно все еще оставалась тайной.

* * *

– Послушай, Пауль, я хотел бы тебя по-дружески предупредить, – сказал однажды в казино фон Ортель, когда они были наедине. – Около твоей невесты в последнее время крутится некая сомнительная личность – майор Гетель.

– Этого не может быть! – возмутился Зиберт. – Я полностью доверяю своей невесте, она…

– Успокойся, Пауль! Ревность – свойство ограниченного ума, а ты человек неглупый. Тем более, что в данном случае речь идет не о любовных делах, а о чем-то совсем другом. Мы с тобой приятели, поэтому я советую тебе держать Валентину подальше от Гетеля. Нет, в сердечных делах он тебе не соперник. Я имею в виду нечто иное. Этого парня я встречал на Принц Альбрехтштрассе.

На улице Принц Альбрехтштрассе, 8, в Берлине находился так называемый «Дом Гиммлера» – главное Управление имперской безопасности.

– Значит, Гетель – гестаповец?

Так, благодаря фон Ортелю, Кузнецов разрешил одну дилемму или думал, что разрешил. До этого разговора ему никак не удавалось узнать, чем занимался майор Мартин Гетель. Этого не знали даже многие высокопоставленные сотрудники рейхскомиссариата. В отличие от других у Гетеля был свой распорядок дня и он не обязан был приходить утром к установленному часу. Правда, зато вечерами он часто задерживался в своем кабинете в рейхскомиссариате. Большую часть рабочего дня кабинет Гетеля был закрыт, в то время как его хозяин расхаживал по служебным помещениям, заводил разговоры на тривиальные темы, собирал слухи. Сотрудники рейхскомиссариата его не любили. Высокопоставленные чиновники, офицеры и даже генералы избегали публичных контактов с ним и, если встречались, то один на один.