Марк Фрост - Шесть мессий

• Название: Шесть мессий
• Автор: Марк Фрост
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-38013-8

На борту «Эльбы», судна, следующего из Европы в Америку, происходит загадочное убийство. А там, где есть убийство и тем более убийство загадочное, — там всегда найдется над чем поломать голову Артуру Конан Дойлу, большому любителю подобных тайн. Вскоре он выясняет, что причиной преступления стала книга о началах каббалистического учения, которая была похищена у несчастной жертвы. Кроме того, аналогичные исчезновения священных книг уже произошли в разных уголках планеты. И во всех случаях следы похитителей ведут к таинственной черной башне, настойчиво являющейся во сне избранным, число которых равно шести.

---

Дойл бросил взгляд на визитку, под именем «Престон Перегрин Райпур» красовался титул: «Махараджа Берара». Махараджа!

— Очень признателен. — Престо вновь преобразился в светского мотылька. — С нетерпением жду возможности прочесть ваши новые потрясающие рассказы, мистер Конан Дойл. Браво! Браво! Для меня было счастьем познакомиться с вами, сэр. Примите мои наилучшие пожелания.

С этими словами Престон Перегрин Райпур, махараджа Берара, отвесил поклон и отошел в сторону. Стоило Иннесу снова приблизиться к брату, как Престо высоко поднял свою поблескивающую черную трость и возгласил:

— Voilа!

Трость извергла огненный столб и облако густого белого дыма.

Люди вокруг него бросились врассыпную.

— Какого черта! — воскликнул Иннес.

— Следуй за мной, — сказал Дойл, схватив брата за руку. — Быстро.

Братья пробрались сквозь возбужденную толпу, затерявшись среди множества гостей, торопившихся к дверям. Дым позади них развеялся, но Престо уже нигде не было видно.

Высокий блондин поспешил вслед за ними.

На улице Дойл торопливо подтолкнул Иннеса к ожидавшему у обочины Пятой авеню экипажу и, оглянувшись, успел увидеть появившегося из дверей светловолосого человека.

— Что происходит?

— Сейчас объясню, — сказал Дойл.

Они запрыгнули в экипаж.

— Куда? — спросил возница.

Это был Джек.

Чикаго, Иллинойс

Она сошла с поезда на станции и теперь стояла на той же самой платформе, на которой несколько часов назад находился Иаков Штерн. В голубом хлопчатобумажном платье и капоре, скрывавших ее мускулистое телосложение и угольно-черные волосы, она больше походила на провинциалку, приехавшую навестить кузину, или сельскую учительницу, чем на женщину из индейского племени, недавно ускользнувшую из резервации.

В ту ночь, как и предсказывало совиное ведовство, ей снова приснился сон. В нем она в одиночестве бродила между высоких зданий по широким, безлюдным улицам какого-то города, ждала кого-то перед странным замком с тонкой, торчащей, словно палец, башней. Это место являлось ей в сновидениях много раз, но раньше оно представлялось черным, более угрожающим, и замок не находился посреди современного города, а всегда был окружен пустыней. Ничего больше новый сон явить не успел — Черный Ворон (она ни разу не видела лица этого человека, только искривленную горбатую спину и редкие длинные волосы) налетел и смыл все прочь всепоглощающим огнем.

Город она узнала: Чикаго, единственный большой город, который ей доводилось видеть наяву, но ничего похожего на странную башню во время того, десятилетней давности, посещения, когда выпускников школы в резервации свозили туда, чтобы произвести впечатление на белых политиков, она не видела. Город запомнился как место великого гнева, смятения и дикой энергии, и она надеялась, что ощутить все это снова ей не придется. Теперь, однако, у нее имелось твердое намерение бродить по улицам до тех пор, пока не найдется та башня, а найдя ее, дождаться того, кто к ней придет.

На выходе с вокзала Ходящая Одиноко уловила взгляд человека, отиравшегося возле стоянки экипажей.

Данте Скруджс переместил зубочистку из одного уголка рта в другой, и, когда темноволосая женщина прошла мимо, злые мысли, пробегавшие в его голове с большей регулярностью, чем ближние поезда, замелькали с отчаянной быстротой. С его последнего дела прошел месяц, близилось время возвращения голосов, и знакомая фраза уже снова звучала в его сознании: «Мы чувствуем голод и нестерпимый зуд, но не можем ни насытиться, ни почесаться».

Он наблюдал за ней с фанатичной сосредоточенностью; Данте понравилось то, как перекатываются при ходьбе ее ягодицы, как ее крепкая смуглая рука держит ручку чемодана. Может, он и одноглазый, но индейскую женщину узнает с расстояния в полмили.

Ох, и когда эти глупые женщины поймут, что не должны путешествовать в одиночку? Чикаго — суровый город, одинокую женщину на каждом шагу подстерегает опасность, а она искушает судьбу, разгуливая рядом с вокзалом в темноте. Просто напрашивается на неприятности, тем более что нахально пытается сойти за белую. Бесстыдство это, и ничего больше.

Этой скво просто необходимо преподать урок, и он, Данте Скруджс, этим займется. Мысль об их предстоящей близости заставила его поежиться. Да уж, каждый дюйм ее смуглого тела познакомится с ним, прежде чем он познакомит ее с «зеленой рекой».

Но сперва надо дождаться знака: вот там, у коновязи, лошадь. Махнула хвостом, налево — и снова налево, два раза подряд. Да. Голоса ее хотят.

Женщина завернула за угол. Он последовал за ней, неприметный среди бетона, кирпича и чугуна, определивших облик нового Чикаго после пожара 1871 года. Маскировку ему обеспечила сама природа: он не был красивым, но и безобразным его тоже было нельзя назвать. Среднего роста, светловолосый, с мальчишеским лицом, мягким и пухлым, как у всей его родни, средней руки лавочников из Мэдисона, штат Висконсин. Он выглядел на десять лет моложе своих тридцати девяти лет и не выделялся ни в какой толпе. Крупным не был, но отличался удивительной силой больших фермерских ладоней, которыми, как клещами, давил скорлупу грецких орехов. Достаточно сообразительный, чтобы всегда опережать полицию на шаг, а то и на два, Данте умело избегал тюрьмы и являл миру ничем не примечательную добродушную физиономию. Правда, отличительная особенность у него все же имелась, но разглядеть, что его замечательный голубой, как яйцо малиновки, глаз на самом деле стеклянный, можно было, лишь подойдя вплотную и присмотревшись к лицу.

Данте был из той породы людей, которых только-только начал порождать новый механизированный мир. Он двигался по жизни, не отбрасывая тени, тогда как внутри его жили тьма и разрывающая сердце боль. Он уже давным-давно отказался сопротивляться голосам, которых слышал в своей голове, и с холопской покорностью верил, что его задача — просто повиноваться.

Город представлялся ему джунглями, себя же он видел в них хищником, и это придавало особое достоинство тому, что Данте считал делом своей жизни. В армии США его замашки и склонности пришлись кстати: там оценили его способность поддерживать дисциплину и, закрывая глаза на некоторые издержки, сделали взводным. Он прослужил пятнадцать лет, прежде чем начальникам открылась истинная природа и степень энтузиазма сержанта Скруджса.

Солдаты его подразделения и все знавшие его по совместному участию в боевых действиях подтверждали, что после того, как стрела, выпущенная воином дакота, выбила ему глаз, Данте утратил все человеческие ограничения. Правда, в армии находили оправдание и этому: если у бедолаги всего один глаз, трудно ожидать, что он будет в состоянии отличать женщин и детей от вражеских воинов. Однако заминать кровавые эксцессы до бесконечности не представлялось возможным, и армия, не поднимая шума, тихо спровадила Данте в отставку с полным пенсионом. Данте истолковал свою неудачу по-своему; эта рана открыла для него целый новый мир. Ему представлялось, что потерянный в бою глаз просто развернулся, чтобы заглянуть внутрь и позволить ему услышать голоса. И с тех пор как он был столь плачевно ранен, голоса даровали ему дозволение осуществлять своего рода воздаяние, о котором он мог только мечтать: девять убийств за три года, которые никто никогда с ним не свяжет.

Получая пенсию, Данте не нуждался в деньгах и потому мог всецело отдаваться тому, что, по слухам, состоятельные джентльмены называли «охотничьим азартом». Перед тем как поступить на службу в армию, он нанимался проводником к охотникам на бизонов, к этим богачам с Востока, расстреливавшим с расстояния в сто ярдов стоящих на месте бизонов. К таким охотникам он не питал ничего, кроме презрения. По его разумению, они все извратили: настоящий азарт можно испытать, лишь схватившись с добычей лицом к лицу, действуя осторожно, основательно, расчетливо. Он любил показывать своим дамочкам «зеленую реку», а потом уж заниматься ими неторопливо и легко, по пути пожирая их страх.

А эта была индианкой. Как раз подливка к его мясу.

Скво не знала, куда идет, это было ясно, и она не знала Чикаго, смотрела на названия улиц, бродила без направления. Что она искала, почему оказалась здесь одна — ему было плевать. Такие мысли обращали добычу в людей и уничтожали всю магию.

Ее семья наверняка находится в резервации, откуда эта дикарка сбежала, а потому Данте решил, что торопиться некуда. Вот и хорошо, он вообще любил действовать неспешно. Как-то раз он следил за одной женщиной полпути до Спрингфилда, держась позади до наступления подходящего момента; ожидание придавало охоте особый вкус, ведь от начала до завершения могли пройти дни и даже недели, но стоило ему наметить цель, он уже не отступался и непременно доводил дело до конца.