Стивен Барнс - Плоть и серебро

• Название: Плоть и серебро
• Автор: Стивен Барнс
• Издательство: АСТ
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-005184-0

Они — лучшие из лучших. Хирурги, умеющие исцелять без хирургических инструментов. Целители, спасающие лишь силой своего разума. Отшельники будущего. Но настал день — и один из них отдал свои руки за руки серебряные. За способность проникать в тела страждущих странным фантомным прикосновением. За дар великий — и страшный. За дар, что сделал его изгоем, отдал во власть ангела-убийцы и привел на ужаснейший из миров Вселенной. На мир кровавых ран, бесправных рабов и жестокой тирании. На мир, который весь — существо, что погибнет без серебряных рук Исцелителя…

---

Она посмотрела на него долгим взглядом.

— Я не применяю пыток. — И бросила ему упаковку. — Зависеть от таких вещей — слабость.

Как-то он умудрился поймать пакет. Вытащив накожную таблетку, он прижал ее к сонной артерии, закрыл глаза и стал ждать, пока сильный анальгетик сделает свою приятную работу.

Похмелье — дело обыкновенное, но последействие нейрохлыста создавало ощущение, будто каждый нейрон готов разлететься ядерным взрывом. Через несколько секунд он обмяк и вздохнул, когда волна избавления прокатилась по всему телу. Он открыл глаза, попробовал пошевелить головой. Шлепанье разжиженных мозгов прошло. Он снова был способен к чему-то вроде рационального мышления.

Ну, этому горю легко помочь. Он выдавил слабую улыбку.

— Спасибо. Надеюсь, вы не нарушили этим правил Союза Похитителей. Просто я не могу подняться и воссиять, как вы.

Хотя на этом лице татуировка сделала обычным выражение драконьей ярости, Марши обнаружил, что умеет распознать истинный гнев, когда он на этом лице появляется. Он выражался в изгибе черных губ, пылании чешуйчатых ноздрей, в холодном пламени единственного зеленого глаза.

— Не относись ко мне легкомысленно, человечек, — предупредила она, и ее голос звучал определенно зло веще. — Я тебя заставлю об этом пожалеть.

Не требовалось огромных умственных усилий, что бы понять: для нее кардинально важно, чтобы ее боялись. Это объясняло и лицо, и зубы, и боевой экзот, поведение. Наверное, надо осторожнее выбирать слова, когда с ней разговариваешь. Но если на то пошло, то ему глубоко плевать. Если не понимает шуток, то и черт с ней.

Все же можно быть вежливым. В конце концов, как давно у него не было компании?

Он поднял руки умиротворяющим жестом.

— Я не сомневаюсь, что вы можете оторвать мне голову, раздавить ее в лепешку и съесть, как сандвич с мозгами. Я и думать не думаю вас победить. Я хирург, а не боец. Кроме того, я был интерном в военном госпитале ККУ ООН и помогал втиснуть несколько десантников в экзоты вроде вашего. Я знаю, как они действуют и на что способны.

Похитительница снова прожгла его взглядом.

— Ты опять говоришь бессмыслицу. Я тебе уже говорила: я ангел. И ты этого не забывай!

Марши пожал плечами:

— Как скажете.

Он сел в кресло напротив нее и заказал чашку кофе. Рядом с кофейным автоматом стояла бутылка бренди. В его чашку свалилась щедрая добавка, потом он предложил и ей.

— Хотите позавтракать?

Она качнула головой — его предложение ей не понравилось. Трезвенница, наверное.

— Как желаете. — Он поставил бутылку так, чтобы легко до нее дотянуться.

— Ты все время пьян? — спросила она.

— Определим понятие все. — Он осторожно глотнул горячий кофе. — Определим время. Определим понятие пьян. — Еще один осторожный глоток. — Семантическое минное поле. Можешь потерять ногу только от мысли о нем.

Ни намека на улыбку. Если у нее есть чувство юмора, то за еще более крепкой броней, чем ее тело.

— Ты в самом деле доктор? — Слово «доктор» звучало у нее, как будто описывало что-то странное и неприятное, чтобы не сказать злое и извращенное. Ты в самом деле оборотень-труполюб?

Он сгорбил плечи, раздумав ими пожимать.

— Зависит от того, кого вы слушаете, я полагаю.

Эта конкретная тема очень ему не нравилась в трезвое утро.

— Какого рода вы похититель, мой ангел? — спросил он, чтобы сменить тему. — Что вы рассчитываете от меня получить? И собираетесь ли вы мне сказать ваше имя, или я должен называть вас просто «мадам Шанхай»?

— Смысл имеет только один вопрос. Меня зовут Сцилла.

При этом имени Марши навострил уши.

— А, так вы были когда-то прекрасной девой, превращенной потом в чудовище?

Сцилла нахмурилась сильнее:

— Что ты этим хочешь сказать?

— Греческая мифология.

Ноль реакции. Наверное, не интересуется классической литературой. Немногие интересуются.

— «Одиссея» Гомера, — объяснил он. — Сцилла была прекрасной девой, которую превратили в чудовище. Двенадцать ног в виде щупалец. Шесть голов, в каждой три ряда зубов, и бешеный аппетит на моряков. «Уж ни бессмертным, ни смертным не радует более взора» — что-то в этом роде. Такой стала бедная Сцилла, когда ее превратила волшебница Цирцея. Цирцея видела в ней соперницу в любви к одному тритону, кажется, Главку. Превратив Сциллу в чудовище, она резко понизила ее привлекательность.

Сцилла ничего не сказала. Марши никак не мог бы сказать, что она думает — если думает. Кофе у него остыл, и он отпил глоток. Потом спросил:

— А вам кто-то дал это имя?

— Брат Кулак, — ответила она, почти сразу смутившись. С ее лица исчезло всякое выражение, и она лишь смотрела невидящими глазами мимо Марши, как робот, попавший в обстоятельства, не предусмотренные его программой.

Ему стало несколько любопытно, и бренди начало создавать знакомое уютное жужжание в голове; и Марши откинулся в кресле посмотреть, что будет дальше.

«Брат Кулак».

Имя его было центром всей жизни и действий Сциллы. Она произносила его миллион и больше раз. Но когда она назвала его в ответ на вопрос неверного, на вопрос, который никто никогда ей раньше не задавал, — внезапно ее охватила выворачивающая двойственность, твердое самоощущение вдруг натянулось в разные стороны, бросив ее посередине.

Она всегда была Сциллой.

Мне дал имя Брат Кулак.

Она была ангелом.

[размытое мелькание лица. Маленького. Белого. В… зеркале?]

Она служит Брату Кулаку.

[другое лицо. Побольше. Красивое. ] (Я люблю тебя, Ангел. Люблю тебя.)

Брат Кулак изрекает Волю Господа.

(Помни, Ангел, я люблю тебя. Люблю тебя.)

Голос его — голос Бога. Слова его — слова Бога.

(АНГЕЛ МЕРТВА. МЕРТВА. ТЕБЯ ЗОВУТ СЦИЛЛА. СЦИЛЛА. ТЫ АНГЕЛ. АНГЕЛ. ТЫ БУДЕШЬ ЛЮБИТЬ МЕНЯ. ЛЮБИТЬ МЕНЯ. ТЫ БУДЕШЬ ПОВИНОВАТЬСЯ МНЕ. ПОВИНОВАТЬСЯ. КТО ТЫ?)

Ангел! — безмолвно крикнула она, пытаясь заглушить дикую какофонию голосов у себя в голове. Она всегда была ангелом Сциллой! Все остальное — обман!

Жизнь есть бесконечный бой против лжи и обмана, рождаемых силами тьмы, дабы заманить слабых верой и духом прочь от Единого Истинного Пути.

Об этом Брат Кулак предупреждал ее тысячу раз. Грех и зло повсюду, они проникли в плоть и кровь каждого человека. И даже ангел — достаточно человек, чтобы стать их добычей.

Ее одолевали сомнения. Не слаба ли она для задачи, которую дал ей Брат Кулак?

Он велел ей покинуть свое место рядом с Ним. Приказал оставить безопасный Эдем Ананке и отправиться в Мир Профанов, чтобы доставить к Нему этого неверного Марши. Бесовское искушение оспорить Его указ было невыносимым. Оставить Его незащищенным и уязвимым — это было против всех ее инстинктов.

Но он был Брат Кулак, а она — ангел Его. Воля Его должна быть исполнена. Неповиновение — чернейшее из богохульств.

И потому она покорно повиновалась, приказ разрешил конфликт.

Разрешил, но не уничтожил. Она покинула дом и рискнула жизнью и душой, чтобы захватить Марши, но конфликт тлел угольком сомнения глубоко в тайниках ее сердца.

Угольком, который заставлял гадать, какая может быть польза Ему от пьяницы-неверного. А это вело к мысли…

Не мог ли ошибиться Брат Кулак?

Эта мысль отозвалась судорожным взрывом боли и тошноты, скрутившим внутренности, как смертельный яд. Тело ее напряглось, каждая мышца превратилась в дрожащий узел. Чашка в ее руках разлетелась вдребезги, когда руки сжались в кулаки.

Спазм отпустил, и вслед за ним в голове у нее зазвучала литания. Мужской голос, неизбежный голос ее совести. Она в слепом повиновении заставила себя подняться на ноги.

Она проявила слабость веры. Она усомнилась. Не только в себе, но и в Нем — совершенном слуге Господа. Она совершила тягчайший грех.

И потому должна принести покаяние.

Марши видел, как Сцилла окостенела подобно стальному стержню, зеленый глаз закатился под лоб, так что остался виден только белок, и прочная керамическая чашка в ее руке разлетелась яичной скорлупой. Сначала он решил, что это большой эпилептический припадок.

Но она через мгновение стряхнула оцепенение, сделала глубокий вдох и вскочила на ноги. Мимо него скользнул взгляд пустой линзы, заменявшей ей глаз. Второй глаз, необычного глубоко-зеленого цвета, напоминавший ему другую женщину, другое время, другую жизнь, расширился и глядел неподвижно.

Она тяжело, как робот, прошла к середине палубы и упала на колени. Раздался двойной металлический щелчок. Серебристые скобы на ее руках расцепились и повисли свободно. Она сняла их, положив так, чтобы легко дотянуться.