И Гарин - Пророки и поэты

• Название: Пророки и поэты
• Автор: И Гарин
• Жанр: Публицистика

---

Ведь ты теперь в расцвете красоты

И девственных садов найдешь немало,

Тебе готовых вырастить цветы,

Чтоб их лицо твое бы повторяло.

Меня любя, создай другого "я",

Чтоб вечно в нем жила краса твоя.

Ты вырезан Природой как печать,

Чтоб в оттисках себя передавать.

Но юноша не желает слушать поэта:

Тебя все любят - сам скажу охотно

Но никого не любишь ты в ответ.

До поры до времени юноша не изменяет ему:

Твой женский лик - Природы дар бесценный

Тебе, царица-царь моих страстей.

Но женские лукавые измены

Не свойственны душе простой твоей.

Далее следует разъяснение:

Ты мил - и все хотят тебя иметь;

Пленителен - и всеми осажден.

А женщины прельстительную сеть

Прорвет ли тот, кто женщиной рожден!

Но уже в следующем сонете "тот, кто женщиной рожден", наслушавшись наставлений старшего друга и идя по его стопам, находит не кого-нибудь, а его любовницу - Смуглую Леди:

Полгоря в том, что ты владеешь ею,

Но сознавать и видеть, что она

Тобой владеет, - вдвое мне больнее.

Твоей любви утрата мне страшна.

Или - в другом переводе:

Не в этом горе, что она твоя,

Хоть, видит Бог, ее любил я свято;

Но ты - ее, и этим мучусь я:

Мне тяжела твоей любви утрата.

Но ваша мной оправдана вина:

Ты любишь в ней возлюбленную друга,

Тебе ж любить позволила она,

Любя меня как нежная подруга.

Ее теряю - радуется друг;

Теряю друга - к ней приходит счастье.

Вы с ней вдвоем - а я лишаюсь вдруг

Обоих вас во имя нашей страсти.

Но друг и я - о счастье! - мы одно:

Любим я буду ею все равно.

В другом сонете нахожу:

На радость и печаль, по воле Рока,

Два друга, две любви владеют мной:

Мужчина светлокудрый, светлоокий

И женщина, в чьих взорах мрак ночной.

Или - в другом переводе:

Два духа, две любви всегда со мной

Отчаянье и утешенье рядом

Мужчина, светлый видом и душой,

И женщина с тяжелым, мрачным взглядом.

Чтобы меня низвергнуть в ад скорей,

Она со мною друга разлучает,

Манит его порочностью своей,

И херувима в беса превращает.

Стал бесом он иль нет, - не знаю я...

Наверно стал, и нет ему возврата.

Покинут я; они теперь друзья,

И ангел мой в тенетах супостата.

Но не поверю я в победу зла,

Пока не будет он сожжен дотла.

- Допустим, он - брошенный любовник в сонетах. Брошенный один

раз, потом другой. Однако придворная вертихвостка его бросила ради

лорда, ради его бесценная моя любовь.

И что вы думаете? Поэт прощает другу то, что редко прощают, - похищение любимой. Для него тяжелее лишиться любви друга, чем подруги.

Тебе, мой друг, не ставлю я в вину,

Что ты владеешь тем, чем я владею.

Нет, я в одном тебя лишь упрекну,

Что пренебрег любовью ты моею.

Сначала любвеобильный поэт прощает изменившего друга, затем и склонную к изменам порочную подругу:

Ты делаешь прелестным и порок,

Пятнающий твой нежный юный цвет.

Он, словно червь, прокравшийся в цветок.

Но как богато грех твой разодет!

Какой чертог воздвигнут для грехов,

Задумавших в тебе найти приют.

На них лежит красы твоей покров,

Ни пятнышка там взоры не найдут.

Вообще сонеты просто изобилуют сексуальными символами:

Где лоно невозделанное то,

Что оттолкнуло б дивный этот плуг?

Или:

Пока краса твоя еще сильна,

Какой-нибудь сосуд наполни ею.

Или:

Не схожи так твой вид и аромат,

Что достояньем общим стал твой сад.

Как некогда Толстой, сказавший стеснительному Чехову "я был неукротим", - так Шекспир говорит о своей страсти:

Каких я только не наделал бед,

Себя вообразив на гребне счастья!

Какой в глазах сверкал безумный бред

Горячечной неукротимой страсти!

Так к травам взор я также обратил,

Твоей пресытясь сладостной любовью,

Страдая лишь одним избытком сил,

Искал я облегченья в нездоровье.

И - в заключение - философия жизни и любви Шекспира, выраженная прямой речью:

Уж лучше быть, чем только слыть дурным,

Упрекам подвергаться понапрасну.

Ведь даже радость превратиться в дым,

Когда не сам признал ее прекрасной.

Бесстыдным неприязненным глазам

Не опозорить буйной крови пламя.

Суду потомков - худших, чем я сам,

Желанных мне пороков не предам я.

Я - это я! Глумяся надо мной,

Они изобличат свои проступки.

Да, я прямой, а мой судья - кривой,

И не ему судить мои поступки.

Ведь по себе он рядит обо всех:

Все люди грешны, всеми правит грех.

Что к этому можно добавить? Разве что то, что если "Гете" означает "изливающий", "производитель", "жеребец", "самец", то имя Шекспира можно перевести и как "желание", и это совпадение поэт сам обыгрывает в 136-м сонете...

ИСТОКИ

Если бы он прочел все "источники", которые ему навязывают, то

источник собственного его творчества, засыпанный книгами, наверное,

иссяк.

Никто не знал бы теперь историй о Ромео и Джульетте, Гамлете,

Отелло, Лире и Макбете, если бы Шекспир не коснулся их волшебным

жезлом своего художественного гения.

Бокль в рассуждениях Гамлета о прахе Александра Македонского и

глине видел знакомство Шекспира с законом обмена веществ, то есть

способность художников опережать людей науки.

При анализе влияний важна не констатация втекания в творчество Шекспира разных струй, а результат вытекания, слияния, переработки, переплавки разных влияний, результат модернизации и оживления, превращения влияний в "явление Шекспир" - И вот здесь-то выясняется, что при множестве явных и неявных эфирных влияний Шекспир творил шедевры из... ничего, из пустяков, ничтожных случаев, глупостей, неудачных, пошлых, малозначительных, давно забытых пьесок.

Обладая всем на свете. Шекспир обладал и даром изобретательства, считал Томас Манн, но предпочитал находить, а не изобретать, "смиряться перед данным", так как для поэта "конкретный материал, маскарад сюжета - ничто, а душа, одухотворение - все".

Из пошлой, примитивной новеллы Чинтио, в которой описано подлое убийство мавром своей жены, совершенное в сговоре с офицером-клеветником (сообщник ударил Дездемону по животу мешком, а затем вместе с мавром они обрушили потолок, дабы скрыть преступление), Шекспир создал мифопоэтический шедевр вечной борьбы Добра и Зла. Вот что такое плагиат Шекспира... У Чинтио офицер мстит Дездемоне за отвергнутую любовь, у Шекспира Яго-Сатана, борющийся с Богом за душу человека. Такой вот плагиат...

Шекспира обвиняли в том, что он работал не столько чернилами и пером, сколько ножницами и клеем. Да, он, как правило, не изобретал сюжетов, щедро черпая их у других, но именно он преобразовывал шлаки и отходы культуры в алмазы, делал смертное бессмертным, придавал совершенные формы бесформенному, очеловечивал исторические персонажи и выводил их в вечность. По мнению Колриджа, Шекспир вообще стоял вне времени.

В творчестве Шекспира нет ничего от почвы, которая его

взрастила... Его гений - дар неба, он свободен от всего земного и

национального.

Для человека, у которого имеется эта диковина, гениальность, лишь

его собственный образ служит мерилом всякого опыта, духовного и

практического. Сходство такого рода тронет его. Но образы других

мужей, ему родственных по крови, его оттолкнут. Он в них увидит только

нелепые потуги природы предвосхитить или скопировать его самого.

Обладая даром изобретательства, Шекспир не придавал ему большого значения и редко им пользовался: "Он гораздо больше любил находить, чем изобретать... Поэта рождает не дар изобретательства, а иное - дар одухотворения".

В тех случаях, когда можно проследить прямые заимствования Шекспира, как в случае с "Промосом и Кассандрой" Джорджа Уэтстона, мы видим, что заимствования практически отсутствуют: берется остов, скелет и на него наращивается живая ткань, тонкая, ажурная, чисто шекспировская. Характеры Шекспира и оригинала соотносятся как бьющая фонтаном жизнь и земной прах.

Кто-то высказал мысль, что совершенные произведения не побуждают к творчеству и что "плохая" литература в этом отношении действует сильнее. Это, конечно, не так - Пушкин не пользовался "плохим" материалом. Правда не в том, что побуждает к творчеству, но - кого.

Джефри Буллоу составил восьмитомный свод источников, из которых Шекспир черпал свои сюжеты. Но на самом деле неисчерпаемая фантазия Шекспира многократно превышала его знания. Его не случайно сравнивали с Гомером, мифотворчество которого питало знание тысячелетий и в которого гораздо меньше втекало, чем вытекало.

Харизматическим поэтам, к каковым принадлежал Лебедь Эйвона, природные дарования могут вполне заменить книжную премудрость. Шекспир больше черпал из жизни, чем из книг, проявляя высшую проницательность и необыкновенную остроту взора. Но это вовсе не значит, что он не испытывал влияний. Просто он был самоучкой с гигантским охватом. Он не имел системы, но он имел большее - страстный интерес к жизни и подвижный, быстрый ум.