Николай Гарин-Михайловский - Гимназисты (Семейная хроника - 2)

• Название: Гимназисты (Семейная хроника - 2)
• Автор: Николай Гарин-Михайловский
• Жанр: Русская классическая проза

---

Какой-то стон вдруг вырвался из его груди, смутивший всех сидевших в столовой, и все опять стихло, а Карташев, затаив дыхание, лежал, уткнувшись в подушку, не смея ни шевелиться, ни дышать.

Карташев так и заснул в тот вечер, не раздеваясь, и проснулся только утром. Переодевшись и напившись чаю, он решил отправиться к Корневу.

- Сережа, - крикнул он уже в калитке, - скажи маме, что я пошел к Корневу заниматься латинским.

- Мама уже встала, - ответил было Сережа.

- Не встала, - уверенно сказал Карташев и захлопнул за собой калитку.

У Корневых все было по-старому. В дверях беззвучно показалась Анна Степановна, сделала свою добродушную гримасу и, проговорив своё "о!", стояла и ждала, пока Карташев сбросит пальто и подойдет к ней.

- Вася, Маня, - крикнула она.

- А-а! - басом приветствовал Корнев, появляясь из кабинета отца и на ходу застегивая свой пиджак, - милости просим. - Он с удовольствием пожал руку Карташеву, указал ему на кресло и сам сел.

Выскочила Маня и, вспыхнув, радостно поздоровалась с Карташевым.

Маня загорела, похудела и казалась еще привлекательнее.

- Ну что, как? - спросил Корнев.

- Слушайте, Карташев, отчего вы так рано приехали в город? - перебила Маня.

Карташев вопросительно посмотрел на Корнева.

- Ерунда все это, - сказал Корнев, - знаешь ведь...

- Бунтовщики? - весело, понижая голос, спросила Маня.

Карташев рассмеялся.

- Ерунда, - повторил Корнев и принялся за ногти.

- Спасибо, что с полицией не доставили, - сдержанно вздохнула Анна Степановна, присаживаясь на стул. Она посмотрела на Карташева, на сына, покачала головой, вздохнула и сказала: - Голубчики мои, учение опять, латынь, да то, да другое, и господь его зна, що такое, поки не выкрутят, не выкрутят всё. - Она сделала энергичный жест и махнула рукой.

- Ну-с, как твои? Наталья Николаевна?

- Васенька изволили, кажется, найти прочное помещенье своему сердцу? рассмеялась Маня.

- Манечка изволят, кажется, глупости с утра говорить! - ответил, покраснев, брат.

Он встал лениво, с удовольствием потянулся и, встряхнувшись, сказал:

- Ерунда все это... Через две недели переэкзаменовка - вы это чувствуете?

- Будем вместе готовиться, - предложил Карташев.

- С удовольствием.

- Скажи лучше - будем вместе ничего не делать, - рассмеялась Маня.

- Напрасно: я с сегодняшнего дня готов, так и дома сказал, что иду заниматься.

- Иначе бы не пустили бы? - спросила Маня.

Карташев небрежно проговорил:

- Ах, прошло то время золотое...

- Большой теперь?

- Слава тебе господи!

- Впрочем, слышала, курить разрешили? Вы с какого класса начали?

- С третьего?

- И Вася тоже?

- И Вася тоже.

Маня махнула рукой.

- Слушайте, Карташев, идем купаться.

- С удовольствием... Хотя, собственно, я не взял с собой денег...

- У нас билеты есть в купальню.

- Ты пойдешь? - обратилась она к брату.

Корнев подумал и спросил Карташева:

- Ведь воротишься?

- Слушайте, Карташев, вы обедаете у нас, а вечером мы к вам.

- Отлично.

- Накомандовала, - добродушно произнесла, появляясь, Анна Степановна вслед убежавшей дочери, - куда?

- Теперь купаться, - ответил Карташев, стоя с фуражкой в руках в ожидании Мани, - а потом к вам обедать.

- Голубчик мой. - И Анна Степановна, обняв ладонями голову Карташева, поцеловала его в лоб.

- Ну, уж мама не может. Идем, - крикнула Маня, сверкнув весело, возбужденно на Карташева глазами.

Они опять шли по звонким улицам в треске и духоте города, искали тени, щурились от ярких лучей и с удовольствием осматривали и встречавшихся прохожих, и дома, и друг друга.

- Я получила письмо от Рыльского...

Ничего нового она ему не сообщила, да и Рыльский был где-то далеко, а Маня, возбужденная, довольная его обществом, шла рядом с ним.

Они запрыгали по ступенькам широкой громадной лестницы бульвара и точно уже купались в открывшемся просторе воздуха и моря.

Спустившись, они пошли вдоль пыльного серого здания. Скрылось море на мгновенье и опять сверкнуло уж вплоть, с гаванями, с лесом мачт, с палатками купален, с белыми рядами сохнущих простынь, с ароматом моря.

- Вы мне скажете правду?

- Скажу.

- В кого вы влюбились в это лето?

- Хотел влюбиться, но она уж невеста.

- Разве можно здесь хотеть или не хотеть?

- Можно, - беспечно ответил Карташев.

- Нет, нельзя, Карташев. Вы были когда-нибудь влюблены?

- Я с трех начал влюбляться.

Из-за простынь вдруг появилась фигура учителя математики с его походкой заведенной куклы, с его обычным строгим взглядом темных глаз.

Карташев быстро смущенно поклонился и, когда он прошел, спросил с веселой тревогой Маню:

- Как вы думаете, слышал он?

Они оба рассмеялись, он еще оглянулся и сказал:

- Я думаю - он хотел бы быть на моем месте.

- В каком смысле?

- Гм... гм... - усмехнулся Карташев.

Они стояли на перекрестке подмостков, откуда расходились дорожки в женское и мужское отделение.

- Ну?

- Здравствуйте, - пренебрежительно, как бы зная, что так и будет, поздоровалась Зина, выходя из купальни. За нею шли Наташа, Маня и толстая кубышка Ася.

Зина поцеловалась с Корневой, а Наташа, добродушно прищурившись, спросила брата:

- Нашел?

- Что нашел? - спросила Корнева и покраснела.

Зина только кивнула головой, Наташа, смеясь, поцеловалась с Корневой.

- Маня как выросла... похорошела, - с каким-то оттенком зависти заметила Корнева. - Мы вечером сегодня к вам хотели...

- Отлично, - ответила Наташа и, обратившись к брату, лукаво спросила: Ты тоже вечером?

Зина только молча кивнула головой, как бы говоря: об этом и спрашивать нечего.

- Вы одни? - спросил Карташев.

- Мама теплые ванны берет.

- Что значит "нашел"? - спросила Корнева, когда прошли сестры Карташева.

Карташев только посмотрел на нее и, ничего не отвечая, улыбаясь, пошел по подмосткам в свое отделение. Он шел и оглядывался, пока не столкнулся с Сережей.

- Наши вышли? - спросил Сережа и, увидев исчезавших за углом сестер, опрометью, озабоченно подбирая на ходу простыню, побежал за ними.

- Здравствуйте, Сережа, - окликнула его Маня Корнева.

Сережа только теперь ее заметил, вдруг вспомнил что-то, как-то испуганно, смущенно поклонился и еще быстрее побежал.

- В гимназию поступает, - крикнул Карташев.

- Что значит "нашел"? - повторила Корнева, исчезая в купальне.

Карташев шел, заглядывая в номера; выбрав свободный, вошел и затворил рассохшуюся, сколоченную из тонких досок дверь. На него пахнуло сыростью и запахом гниющего в море дерева. Сквозь редкий пол там, внизу, беспокойно билась зажатая в столбах купальни зеленопрозрачная волна. Ему вспомнился вдруг вчерашний вечер, и неприятное чувство охватило его. Он быстро разделся, обвернулся до половины простыней и вышел на площадку. Он ходил по жарким доскам площадки со следами мокрых ног на ней и рассматривал пальцы своих ног, расплывшихся на досках. Он взобрался на самый край помоста двухсаженной высоты, с которого прыгали любители в море, и стал смотреть в женскую купальню, стараясь угадать между множеством белых рубашек Маню. Мимо него пробежал и с разбегу кто-то бросился в воду. Вода закипела, покрылась пеной, и в глубине ее сверкнуло белое тело, быстро выбиравшееся на поверхность.

- Здравствуйте, прыгайте! - крикнул ему прыгнувший, оказавшийся выпущенным в этом году в студенты Шишко. Шишко, толстый, с черной стриженой головой, держал себя всегда настороже и в то же время как-то снисходительно.

Карташев прикрутил к стойке простыню, разбежался и тоже прыгнул.

- Вы перешли? - спросил Шишко, уплывая вперед от Карташева.

- Передержка по-латыни, - ответил, догоняя его, Карташев.

- Ну, это пустяки.

- Конечно.

- Говорят, восьмой класс вам на шею посадят.

- Вряд ли это коснется нас, - спокойно ответил Карташев.

- Говорят, и вас коснется.

Шишко говорил с каким-то неприятным намеком в голосе.

- Вы откуда слышали? - встревоженно спросил Карташев и поплыл наотмашь, вследствие чего быстро догонял Шишко. Карташев плавал легко и сильно. Он плыл быстро, и часть туловища его так выдвигалась из воды, что казалось, стоило сделать еще одно небольшое усилие, и он пойдет по воде. Шишко плыл грузно, по-жабьи, и только черная стриженая голова его торчала из воды. Он пренебрежительно фыркал на эту воду, которая заливала его рот, так фыркал, как будто эта вода позволяла себе какие-то неприятные шутки с ним, окончившим курс гимназии и уже принятым без экзамена в университет. Карташев, поравнявшись, во все глаза с завистью и тревогой смотрел на него: он хотел бы в это мгновенье быть на его месте; плыть так же грузно, фыркать и сознавать в то же время, что он студент. Ах, под какой-то особенной планетой он родился, и даже это сладкозвучное имя "студент", наперекор всему существовавшему порядку вещей, для него уже вот-вот готово еще куда-то отдалиться.