Борис Дедюхин - СЛАВА НА ДВОИХ

• Название: СЛАВА НА ДВОИХ
• Автор: Борис Дедюхин
• Жанр: Спорт

Крэк — так называют лучшего скакуна страны. Анилин стал им. Со своим другом, воспитателем и жокеем Николаем Насибовым он три года подряд брал Большой приз Европы. Этого не могла сделать еще ни одна лошадь в мире.В повести Бориса Дедюхина нет выдумки. Необыкновенная судьба русского скакуна Анилина не нуждается в приукрашивании. Описываемые события драматичны сами по себе, а изложение их сделано автором столь живо и увлекательно, что «Крэк» с первой до последней страницы читается с захватывающим интересом.

1973г.

---

Вне конкуренции скакал Анилин на ипподромах Ев­ропы и в следующем году. Выиграв все до единого старта, какие только он принимал — приз Будынка, имени СССР, приз Пекина, Большой Кубок социалистических стран,—снова приехал в Кёльн, чтобы вторично попытаться взять приз Европы.

Англичане привезли высококлассного жеребца Сальво, очень веря в его полный успех, этот скакун был вторым в призе Триумфальной арки. Двух отличных лошадей прислали французы, да и сами немцы готовились очень серьезно.

Накануне розыгрыша приза—в субботу 22 октября — на Кёльнском ипподроме возник забавный спор.

Президент ипподрома пригласил для рекламы за осо­бую плату лучшего жокея Франции Сен Мартина.

Реклама, что и говорить, была манящей. Перед интер­национальными скачками прошло несколько внутренних западногерманских, и Сен Мартин выигрывал их в блестя­щем стиле одну за другой. Он грациозно сидел в седле, был на диво искусен в управлении лошадью, езду на дис­танции рассчитывал без промашек и побеждал, как пра­вило, концом: поотстав, на финишной прямой давал лошади бурный посыл — словно выпад шпаги, молние­носный и меткий! На трибунах, естественно, буря востор­га — артист, да и только!

То ли взыграло самолюбие у Николая, то ли подшу­тить над французом ему вздумалось, но он сказал прези­денту ипподрома:

—Сейчас я сниму вашу рекламу.

Тот в амбицию:

— Не за этим приехал сюда великий Ив Сен Мартин!

Сам француз обеспокоился:

— Что, на Анилине?

— Нет, Анилин будет выигрывать завтра, а сегодня пойдет в кон его младший братишка Аншлаг.

Только по тому, как шало блестели черные глаза Насибова, можно было понять, что «младший братишка» как раз и есть вроде того, которого герой пушкинской сказки выпустил на соревнования с бесенком. Но Сен Мартин ничего не знал про поповского работника Балду, шутку не понял.

— Не слышал, не слышал про братишек, - вполне успокоенно сказал он, да еще и добавил явно с поднач­кой: — Я больше Абендштерна опасаюсь...

— Правильно, потому что остаться третьим — совсем не в дугу.

Так, подзадорив друг друга, начали готовиться к скачке на международный приз Бер Мемориал — это приз в память бывшего вице-президента местного скако­вого общества.

Сен Мартин ехал на жеребце Сан Солели: одна из лучших немецких лошадей — ни больше ни меньше, во всяком случае борьба с ним Аншлагу по плечу. Но по западногерманским правилам, иностранные лошади при прочих равных условиях должны нести вес на три килог­рамма больше немецких, так что у французского жокея была даже немалая фора: его скакун нес пятьдесят шесть килограммов, Аншлаг — пятьдесят девять.

Приглашают на старт. Конюх подсадил Сен Мартина, тот вспорхнул над лошадью и ткнулся сухим задом в седло. Сел хватом, несколько рисуясь и, конечно, в убеж­дении, что приз станет сейчас его легкой добычей. Каза­лось, что и лошадь знала цену своему жокею, она несла его к старту легко, бережно — словно боялась расплес­кать. Перед сеткой замерла, согнув шею, и стала терпе­ливо, знающе ждать.

Аншлаг тоже не хотел ударить в грязь лицом — и он встал так, словно все четыре ноги ему вкопали в землю. С достоинством подъехал и немецкий жокей Лангнер на Абендштерне.

Трибуны заурчали в предвкушении божественного зре­лища. И они не обманулись в ожиданиях: было на что посмотреть!

Насибов, Лангнер и Сен Мартин были чемпионами среди жокеев своих стран, и предстояло соревнование прежде всего именно между ними. Это определяли и ус­ловия скачки: длинная, трехкилометровая дистанция, тя­желый, размытый долгими холодными дождями круг.

Сначала все мчались одной ордой — караулили друг друга. Но уже в первой половине пути жокеи-звезды яви­ли свое полное превосходство над остальными, отдели­лись на большой просвет и повели борьбу лишь втроем.

Вот где чувство скорости играло решающую роль! По­няв сразу же, что скачка складывается резво, Насибов наметил для себя выигрывать ее концом. Был ли риск в том, что он преодолел в себе соблазн тут же, не меш­кая, настигнуть улетевшего вперед и проходившего пяти­сотку за тридцать секунд Сен Мартина? Ведь чего добро­го, и не успеешь его потом достать... Но нет, расчет Ни­колая не поднимать хлыста до последней прямой, а пере­нести всю остроту борьбы на финиш и там вырвать победу с помощью «железного» посыла оказался безошибочным, Сен Мартин самонадеянно и беспечно занимал голову скачки. Последний поворот, решающая прямая — кажет­ся, что он определился на первом месте твердо и оконча­тельно. Так многие зрители решили, уже хлопают и кри­чат «браво!», но трезвый голос диктора предупредил по радиотрансляции:

— Еще ничто не ясно, последнее слово будет произ­несено на последних метрах.

Он как в воду смотрел.

Насибов отдал повод, одновременно вывернул хлыст. Аншлаг начал быстро сглатывать расстояние, отделявшее его от лидера. Вот уже совсем рядом, прямо перед гла­зами, иссеченный «палкой», ставший полосатым, как у зебры, круп Сан Солели. Немецкий жеребец притупел, шел явно не ходко, хотя жокей лупил его немилосердно.

Мгновение продержалось рядом и ушло за спину ис­каженное досадой и ставшее от этого старческим и некра­сивым лицо Сен Мартина. Дымчатая грива лошади пласталась на ветру, почти задевала правую на отлете с хлыстом руку Николая, и он даже успел различить, что белых волос в гриве несколько больше, чем черных.

Когда ничего уж не стало видно, Николай стал ори­ентироваться на слух. Уловил, что копытный перестук за спиной начал дублироваться, и понял, что с Сен Марти­ном еще кто-то вступил в борьбу. Судя по реакции три­бун, которые всколыхнулись единым радостным приды­ханием, это борьбу повел немецкий жокей, и повел небез­успешно.

Так оно и оказалось: перед финишной чертой фран­цузского жокея обошел еще и Лангнер на Абендштерне.

С трибун сбежала какая-то пожилая дама с букетом осенних цветов, крупных и ярких. Она улыбалась при этом, но как-то не очень весело, даже несколько сумереч­но: наверное, она собиралась преподнести хризантемы и георгины своему соотечественнику, а уж на худой конец Сен Мартину, скакавшему на немецком коне.

Аншлаг словно бы понял ее неудовольствие и сам раздосадовался: вытянул из рук Николая букет, пожевал его и брезгливо выплюнул — видно, садовые цветы не вкусны.

Немецкие газеты назвали Аншлага «новым Анилином», рассмотрели в нем высокий класс, с чем истинные знатоки не могли согласиться, понимая, что шумиха поднята единственно для того, чтобы утешить Сен Мартина и Лангнера: Аншлаг хоть и одержал за своюжизнь несколько блистательных побед, никогда не входил в число лошадей выдающихся.

Насибов был доволен — приятная победа, почетный именной приз и награда в десять тысяч марок, а СенМартин в этот же вечер погрузился в самолет и отбыл по Францию, не оставшись на приз Европы.

Все хорошо, но ведь не за тем же приехали сюда, чтобы Сен Мартина осрамить и рядовой приз взять. Ко­нечно, главная цель — завтра.

По утрам Анилин обычно, заслышав вошедшего в ко­нюшню Насибова, поднимался и, пока тот шел по ко­ридору, успевал сделать «физкультурную зарядку». Люди не все занимаются утренней гимнастикой, хотя все знают, как это полезно, а лошади делают ее без всякой агитации. Сразу же после сна сначала непременно несколько раз потянутся, резко и ритмично, словно бы по счету «раз-два-три-четыре!». Затем идет непрерывная серия упражнений при которой вздрагивают и напрягаются все мус­кулы. Заканчивают они зарядки глубокими и шумными вздохами и выдохами.

Когда Николай подходил к деннику, Анилин повора­чивался ему навстречу и издавал довольное ржание.

А в это утро произошло невероятное.

Анилин не только не приветствовал Николая голосом, но даже и на ноги при его появлении не поднялся!..

Первая страшная догадка: «Заболел!»

— Алик, подъем! — понудил его голосом Николай. Анилин мешкотно, через силу будто бы и с большим неудовольствием повернул голову. Мимика у него развита слабо, но взгляд всегда честно и правдиво выражал настроение и физическое состояние. Нет, он не болен: его оливковые глаза не были опавшими, наоборот — они вспухли и блестели дерзостью, почти гневом.

— Что за фокусы, Алик? — изумился Насибов. Анилин ворохнулся, но в последний момент раздумал вставать и только заржал — коротко и отрывисто.

— Эдак, э-эдак... — озадачился Николай. Он отлично знал все оттенки голоса Анилина. Сильным и продолжительным ржанием выражались радость и удовольствие, сиплым и коротким сообщалось о боязни чего-то, дребезжащим и прерывистым — о каких-то физических недугах. Сейчас он сказал Николаю, что сильно рассержен на него.

— Ты, значит, осерчал на меня? Но за что?

Анилин печально повернул голову в сторону денника, в котором стоял Аншлаг.