Андрей Астахов - Ядерный Ангел

• Название: Ядерный Ангел
• Автор: Андрей Астахов
• Жанр: Фэнтези

Попытка освободить Марику из Кубикулум Магисториум провалилась. Мастер предлагает станствующему рыцарю Лехе Осташову и ставшему магом-техником Тоге трудный выбор - войти в один из порталов, открытых в произволюную реальность. Портал выбран, но за ним - жестокий и мрачный постъядерный мир Четвертого Рейха 2038 года, мир, в котором России больше нет, где загнанное в резервации население живет в постоянном ужасе перед военной машиной Рейха и таинственными нахттотерами, которые приходят по ночам и уносят жизни. Почему вторая мировая война окончилась победой нацистов? Как можно изменить историю и спасти десятки миллионов людей? Пока Лехе ясно только одно - в такой опасной переделке ему еще не приходилось бывать.

---

– И вас тоже. Сейчас мне будет трудно объяснить, почему и зачем. Скоро все сами поймете без моих объяснений.

– Слушай, Димон, – я понял, что пришло время поговорить по душам, – давай без уверток: что ты затеваешь?

– Возвращение истории в нормальное русло. Реализую финал сценария, который ты сегодня читал. Я же тебе изложил.

– Мне… нам кажется, что ты чего-то не договариваешь.

– Это только кажется, – Димон хрустнул пальцами. – Итак, объект D65?

– Что ты планируешь делать?

– Атаковать. Уничтожить охрану, проникнуть внутрь и дальше действовать по плану. Моему плану, Леша.

– Хорошенькое дело. – Я посмотрел на Тогу: он был совершенно спокоен. – И когда начнем?

– Мне нужно немного времени, чтобы все продумать. Внести последние штрихи, так сказать. Спасибо за помощь. Я в вас не ошибся, мужики. Ермолай, проводи наших друзей.

* * *

Когда мы вернулись к себе, Кис сидела за столом. По ее лицу я понял – произошло что-то нехорошее.

– Папа, – сказала она, перехватив мой встревоженный взгляд, и протянула мне листок бумаги.

– «Милая моя, – писал Лукошин, – я попросил товарища Грача найти тебя и передать эту записку, и он обещал выполнить мою просьбу. Я знал, что рано или поздно тебе придется покинуть меня. Товарищ Грач рассказал мне все, и я счастлив, что моя дочь выбрала единственный правильный путь. Я уважаю твой выбор и горжусь тобой, моя радость. Всю свою жизнь я старался изменить этот страшный искалеченный мир, пытался помочь тем, кому была нужна моя помощь. Но главный итог моей жизни в другом: я вырастил чудесную дочь. Мудрую, добрую, прекрасную девушку с чистым сердцем. Я знаю, что ты сумеешь сделать этот мир лучше, и поэтому мое будущее меня не пугает.

Не беспокойся обо мне. Как говорил мой любимый Монтень: «все, что касается нашей смерти или нашей жизни, должно зависеть от нас». Товарищ Грач дал мне ампулу, которая избавит меня от нацистских застенков, боли, нахттотеров. Все случится легко и быстро. Я прошу тебя – не печалься обо мне. Я прожил слишком хорошую жизнь для того, чтобы бояться смерти. Бог простит меня, потому что знает, почему я иду на такой шаг. Я выполнил свою миссию в этой жизни. Мне не о чем жалеть. Все, что я делал, я делал для тех, кого люблю. В моей жизни был смысл. Единственное, о чем я сожалею, так это о том, что в последние мгновения моей жизни рядом со мной не будет тех, кого я любил и люблю всем сердцем – твоей матери и тебя, милая. Я верю, однажды в лучшем мире я снова увижу вас, и тем больше будет мое счастье, которое уже не омрачат ни война, ни безумие, ни страх.

Милая, прекрасная моя девочка! Прими с этим письмом мое благословение. Иди своей дорогой до конца. Я люблю тебя, и буду любить всегда. Ты – мой ангел, главное сокровище моей жизни. Прости меня, если я был плохим отцом и уделял тебе меньше времени, чем стоило бы уделять. Будь счастлива. Папа».

– Алина… – Я сел рядом с девушкой и обнял ее за плечи. – Я с тобой. И Тога тоже. Только попроси, все для тебя сделаем.

– Папа давно говорил, что готов умереть, – сказала девушка, даже не посмотрев на меня. – Он храбрый человек. Сейчас я понимаю, что в своей школе он каждый день вел свою войну. Пытался помочь детям Зонненштадта остаться людьми несмотря ни на что.

– Не плачь, – я еще крепче обнял ее, поцеловал в теплые шелковистые волосы. Меня будто обожгло: киборг не может плакать! Мюррей лжет. И Димон лжет. Сволочи!

– Я стараюсь быть сильной, но у меня не получается, – и тут Кис посмотрела на меня. Как описать этот взгляд? Сказать, что он меня потряс – ничего не сказать. В глазах Алины стояли слезы, но в них был такой свет… Будто ангел на меня посмотрел.

– Записка была у Карагода, – сказала Алина. – Папа отдал ее Грачу в тот самый день, когда мы ушли из Зонненштадта. А я… я ничего не почувствовала. Все эти дни думала о папе и надеялась, что Грач поможет ему выбраться из города.

– Успокойся, Алина. Твой отец был настоящий мужик. Я бы таким гордился.

– И я им горжусь. – Алина перевела на меня взгляд и улыбнулась. – Просто все так внезапно случилось…

– Мы можем тебе помочь?

– Не знаю. Пока мне хочется побыть одной. Не обижайтесь.

– Конечно, милая.

Мы с Тогой вышли в коридор. Я закурил, Тога уселся на большой зеленый армейский ящик, и какое-то время мы просто молчали.

– Она плакала, – сказал я, наконец. – Киборги не плачут, Тога.

– Конечно. Надо убедить Димона изменить его план. Я не прощу себе, если Кис… если с ней что-нибудь случится.

– Вот знаешь что самое мерзкое в любой войне, Тога? Затевают ее одни, а гибнут в ней другие. Светлые люди гибнут, хорошие. Какой-то падле хочется власти, денег, респекта, а другие расплачиваются за это жизнями.

– Или кому-то хочется с кайфом поиграть, – заметил Тога со странной улыбкой.

– Ага, или поиграть. Теперь я хорошо понимаю, о чем говорил Консультант при первой нашей встрече. – Я швырнул окурок в урну, закурил новую сигарету. – Что будем делать?

– Спасать Кис. Говорить с Димоном. Должны быть варианты.

– Должны. Только тут эти пиндосы хреновы со своими ракетами! Ведь возьмут и шарахнут, им терять нечего. И все, картина Репина «Приплыли!».

– Знаешь, Лех, я все никак не могу отделаться от мысли, что все это игра. Когда я пробирался на станцию под Кале, чтобы взорвать цистерны, прямо трясся весь от страха. Потел, как первокурсник на экзамене. Все было более чем реалистично. А тут… Даже самому странно, до чего я спокоен. Привычка уже, что ли?

– Ты лучше скажи, что нам теперь делать.

– Пока не знаю. Но Димона надо переубедить. А чтобы его переубедить, надо придумать хороший план. Реально выполнимый.

– Будем думать. Только вот мне в голову ничего и не идет.

– Поспать надо, – Тога хлопнул себя по ноге. – Менделеев во сне свою периодическую таблицу увидел. Глядишь, и нам что-нибудь путное приснится.

* * *

Мне ничего не снилось. Вообще, я будто спал одну секунду – только заснул, и вот уже кто-то тормошит меня сильно и настойчиво.

Я открыл глаза.

– А?

– Вставай, – надо мной появилась физиономия Ермолая. Он выглядел очень мрачным. – Пойдешь со мной.

– Что опять случилось?

– Скоро все узнаешь.

Я осмотрел нашу комнату. Лампочка под потолком время от времени мигала, пришедшие с Ермолаем охранницы неподвижно стояли в дверях. Постель Кис была пуста, и самой девушки в комнате не было. Тога медленно одевался, поглядывая на меня. Я набросил куртку, вытряхнул из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой.

– Пошли, – велел Ермолай.

Мы шли за архистратигом, охранницы держались позади. Будто конвоировали нас. Не знаю почему, но предчувствия у меня были нехорошие. Мне не понравилось выражение лица Ермолая. Сто пудов, случилось что-то очень скверное. Неужели американцы привели в действие свой план удара возмездия, и теперь мир за пределами этого бункера – раз и навсегда сожженная атомная пустыня?

Мы сели в лифт и оказались на жилом уровне, а оттуда попали в личные апартаменты Ахозии. В огромном атриуме нас встретили построенные в две шеренги клоны-боевики – одинаковые, застывшие как статуи, с непроницаемыми лицами, даже их автоматы были опущены к полу под одним и тем же углом. Мы проходили вдоль шеренг, и херувимы Ахозии провожали нас взглядами. Это походило на встречу почетного караула.

Ермолай подвел нас к двери, нажал на выключатель, и мы вошли в покои Димона. И тут я понял, что случилось.

Обстановка личной спальни живого Бога апокалитов была самой простой. Пластиковые панели на стенах, кулер в углу, металлический письменный стол с ноутбуком и разбросанными бумагами и дисками, картотечный шкаф и пара стульев. Димон лежал вытянувшись на железной кровати: его руки были сложены крестом на груди, челюсть подвязана. У кровати стояли немолодой человек в белом халате – личный врач Бога, – и невысокий бородатый крепыш в камуфлированной форме.

– Свершилось! – торжественно сказал крепыш, обращаясь к нам. – Сегодня, в два часа двадцать четыре минуты ночи Создатель покинул наш мир и вернулся в сияющее Царствие Свое.

– Как покинул? – Я оглядел присутствующих, потом подошел к кровати. Димон был мертв, в этом не было никаких сомнений. Я даже коснулся его руки – она была холодной.

– Острая сердечная недостаточность, – сказал врач. – Слабая плоть человеческая стала тяготить божественный Дух, и Он ее покинул.

– Так, – меня будто горячим ветром обдало, – и что теперь?

– Брат Малахия, – обратился Ермолай к бородачу в камуфле, – огласи предсмертную волю Создателя.

– Слушаюсь, архистратиг, – крепыш достал из кармана портативный диктофон и включил запись.

– Привет, мужики, – голос Димона звучал хоть и слабо, но удивительно спокойно, – приходится обращаться к вам таким манером, потому что по-другому не получится. Меня обрадовало ваше появление. Слишком сильно обрадовало, такие бурные эмоции были мне явно противопоказаны. Чувствую, что мои дела плохи. Уж не знаю, сколько мне осталось, но очень скоро мое заключение кончится. Я знаю свою вину, знаю, что натворил. Честное слово, я не хотел. Я даже не представлял себе, чем могут обернуться мои фантазии. Не хочу уходить вот так, не попытавшись исправить то, что натворил. – Димон замолчал, стало слышно только его хриплое болезненное дыхание. – Вот, опять хватает… Короче, слушайте, времени мало. Пустое самобичевание и всю лирику опущу, только по делу. Леха, оставляю свой крест тебе. Теперь ты Ахозия. У тебя нет права ошибиться. Найди эту машину и сделай так, как я сказал. Если хочешь, это мое завещание. Диск с «Альтер Эго» – в дисководе моего ноута. Твой друг башковитый чувак, разберется, что к чему. Исправьте мою глупость, прошу. Может, у вас что-нибудь получится. Не дайте… Ох!