Андрей Астахов - Щит Найнавы

• Название: Щит Найнавы
• Автор: Андрей Астахов
• Жанр: Фэнтези

Анонс

Боги могут все. Они творят и разрушают миры, их власть бесконечна и безраздельна. Но так бывает только в том случае, если люди помнят о богах и почитают их. Если же боги забыты смертными, то им приходится спускаться с небес на землю и вести совсем не божественную жизнь. И что уж совсем плохо – древний враг Забытых богов готовится покорить мир людей, и демонские полчища вот-вот уничтожат все то, что когда-то создали эти боги. Что могут лишенные своего могущества небожители противопоставить своему сверхъестественному врагу? Только двух молодых людей, судьбы которых соединило древнее пророчество. Отважную и жестокую Касту, женщину-гладиатора, и выросшего в неволе изнеженного раба Леодана, никогда не державшего в руках оружия. Все, что могут сделать Забытые боги – так это соединить их вместе, отдать им древние магические Реликвии, а после этого ожидать исхода начавшейся великой битвы, которая решит не только судьбу мира, но и судьбу самих богов

Однако главные испытания еще впереди, и битва только началась. На этот раз она продолжится в древнем королевстве Хеалад, долгие годы раздираемом междоусобицами и страдающем от произвола наемничьих шаек. Королевстве, где тлевшая годами вражда между двумя народами вот-вот перерастет в кровавую войну. В стране, которую могущественное древнее Зло собирается вернуть к временам господства темных демонов-фамаров. На многострадальной земле, последней надеждой которой может стать лишь один человек – Воитель Забытых богов. Тот, кому суждено получить из рук Богини-Матери Найнавы волшебный щит, восьмую реликвию Забытых.

---

– Здесь нет никакого принца, – Оври невольно попятился назад. – Здесь только я…

– Бесполезный кусок дерьма, – Клоч молниеносным движением выхватил меч и рубанул Оври наискосок. Доктор, хватая ртом воздух, ничком повалился в пыль. – За мной!

Наемники соскочили с коней. Дантист ударом ноги распахнул дверь в лазарет и сразу почувствовал резкий запах лечебных трав и мазей.

– Ненавижу этот запах! – пробормотал он, поморщился, покрутил головой, но пошел дальше.

В большой общей палате были больные – в основном, старики. Они лежали, натянув на себя одеяла, боясь пошевелиться, и смотрели на незваных гостей испуганными глазами. И еще здесь была молодая женщина с огненно-рыжей шевелюрой и злыми зелеными глазами. Она настороженно и пристально смотрела на наемников.

– Надо же, какие тут монахини! – присвистнул Клоч. – Знал бы, давно ушел бы в Гойлон монашить. Где принц?

– Здесь больные, – сказала рыжая. – Нет тут никакого принца. Или сам не видишь?

– Больные? – Клоч поднял руку. – Сейчас мы их полечим. Парни, арбалеты!

Рыжеволосая женщина с ненавистью наблюдала, как наемники взводят и заряжают арбалеты. Клоч взмахнул рукой, защелкали тетивы, стрелы полетели в больных. Много стрел. Когда стихли крики и стоны, Клоч снова перевел взгляд на монахиню.

– Говоришь, тут больные? – спросил он. – Все, нет больше никаких больных. Где принц?

– Ты убийца! – прорычала Кеннег, сжимая кулаки. – Мерзкий ублюдок. Гелес проклянет тебя за твою жестокость.

– Да, я убийца. А ты у нас хорошая и красивая. – Клоч засмеялся. – Небось, смотришь на нас и думаешь: "Сейчас эти мерзавцы станут меня насиловать! То-то я разговеюсь!" Ведь так, рыжая? Ты ведь поди уже не год и не два без мужика. А невозделанная дырка свербит по ночам. Свербит?

Кеннег плюнула в Клоча. Дантист спокойно вытер плевок со своей кирасы.

– Парни, что будем делать? – спросил он. – Поможем святой душе прочувствовать радость жизни перед смертью?

– Да я не против! – хохотнул один из наемников, поедая Кеннег глазами.

– С радостью, – дюжий чернобородый детина вышел вперед, начал расстегивать пояс. – Люблю рыжих!

– Погоди, Алмон, – Клоч подошел к Кеннег вплотную. – Боишься? В последний раз спрашиваю, где принц?

– В последний раз отвечаю, нет здесь никакого принца. Проваливай отсюда, ублюдок!

– Нет, так нет. Я передумал. Не будем мы тебя трахать. Зачем портить такой праздник? Хочу доставить тебе особое удовольствие, рыжая, – Клоч всадил кинжал в живот Кеннег, повернул его в ране, не сводя взгляда с ее исказившегося лица, заглядывая в полные ужаса и боли глаза женщины. – Так приятно? Я думаю, да.

Кеннег медленно осела на пол. Клоч спокойно вытер кинжал об ее одежду, ногой перевернул монахиню на спину. Губы Кеннег шевелились, но говорить она уже не могла.

– Ла Бьер, факелы, – скомандовал Дантист. – Все здесь сжечь. Немедленно.

***

Оври поднял голову, застонал. Попытался ладонью зажать рану в животе, но не смог – живот был распорот, ладонью такую рану не закрыть. И запах – он не обманывает никогда. Кишечник рассечен, и теперь он не жилец. Ног своих Оври уже не чувствовал. Еще совсем немного, и эта чудовищная пульсирующая во всем теле боль пройдет навсегда. Гелес, как больно! Странно, что с такой болью он еще может думать и осознавать происходящее.

Облако дыма от горящего лазарета накрыло его: Оври закашлялся, застонал, скорчился от нового удара боли. Глаза застилала обморочная пелена, но Оври еще мог видеть.

Он наблюдал, как наемники выволокли из дома кричащих и плачущих Линне и Веру, сорвали с них одежду и повалили на землю. Увидел, что делают с девушками эти подонки – во всех подробностях, – и потому отвел взгляд. Он ничем не мог им помочь. Накатилась смертная слабость. Оври со стоном оперся на локоть, попытался продвинуться вперед. Движение отозвалось страшной болью в животе. На миг Оври показалось, что он умирает, но потом он почувствовал, что боль уходит. Он поднял голову и увидел, как мечутся по двору испуганные пожаром лошади, как волнами стелется серый дым.

Лазарет горит. Языки пламени уже вырываются из окон. Там больные. Надо им помочь. Хотя бы быть рядом с ними в эти мгновения…

Оври пополз на локтях, вскрикивая от боли, волоча за собой выпавшие внутренности. Ему удалось проползти несколько саженей. Потом на него упала тень.

– Надо же, лекаришка еще дышит, – сказал наемник, и в его голосе было удивление.

Тяжелый топор обрушился на голову Оври, и свет померк.

***

Береника даже не обернулась, когда в храм вошли вооруженные люди. Она продолжала молиться у алтаря. Рука в латной перчатке тяжело легла ей на плечо.

– Говори, старуха, где принц Оваро, – раздался голос.

– Здесь нет принца, – ответила, не оборачиваясь, настоятельница. – Уходите. Это святое место.

– Лжешь, старая ведьма. Мы видели коней айджи. Он где-то здесь. Если хочешь спасти свою морщинистую шкуру, отвечай – где принц?

– Ищи, может быть, найдешь…

Рука схватила настоятельницу за мантию, оттащила от алтаря. Береника увидела вокруг себя жуткие морды – ее окружали не люди, демоны. Или это она сейчас видит души этих людей?

– Ты не понимаешь, что происходит, ведьма, – чудовище смотрело на нее раскосыми желтыми глазами, в которых полыхала жажда крови и смерти. – Куда ты дела Оваро?

– Здесь нет принца, демон. Оставь меня.

– Не хочешь говорить? Ладно. Я все равно найду щенка. А ты сдохнешь.

Удар в лицо опрокинул Беренику наземь. Встать она не могла, лишь вытерла рукавом разбитые губы. Встретилась взглядом с ударившим ее раскосым демоном. Через мгновение последовал новый удар, ногой прямо в лицо. Рот нэни наполнился кровью, она застонала – и вытянулась на холодной земле, раскинув руки. Тяжелый сапог наступил ей на грудь, ломая хрупкие ребра, тускло сверкнул длинный клинок, а потом пришла боль. Невыносимая, непосильная для слабой человеческой плоти.

Если бы Щит остался с ней, она бы посмеялась демонам в лицо. Но Щит следовало отдать. Жаль только, что она не смогла уговорить доброго Оври, Кихоу, девочек уйти из Гойлона. Не спасла их от боли, ужаса, страданий. Однажды, в следующей жизни, она попросит у них прощения.

Ее совесть чиста. Она успела совершить все, что было назначено ей Судьбой. Она была со своими детьми до конца. А теперь она, воплощенная Найнава, Богиня-мать всего сущего, наконец-то сама познает, каково это – быть смертным. Пережить свое последнее мгновение.

Мгновение Страдания и Зубовного Скрежета, Пламени и Боли, Кровавых Клинков и Мученичества.

Однажды огонь Гойлона вспыхнет вновь. Возродится на пепелище, вырастет, как огненный цветок, из крови безвинно замученных детей Гелеса. Тепло вернется на эту землю, скованную стужей жестокости и безумия. Гелес не забудет своих детей – ни живых, ни мертвых.

Смерть всегда заставляет думать о жизни. А жизнь никогда не бывает напрасной.

Тусклый клинок вошел в сердце Береники. Боль кончилась.

***

Когда Клоч, растолкав наемников, прошел в центр круга, Вера уже была мертва. А на стонущей Линне пыхтел какой-то здоровяк со спущенными штанами. Клоч схватил здоровяка за шиворот и стащил с девушки под хохот наемников.

– Клоч, ты что? – Парень торопливо натягивал штаны, пытаясь запихать в них свое неудовлетворенное достоинство. – Я ведь только начал. Но если ты хочешь…

– Нет времени, – Клоч посмотрел на сжавшуюся в ком Линне, шагнул к ней, сгреб за волосы и одним взмахом кинжала перерезал послушнице горло. Отбросив хрипящую девушку, жестом мясника стряхнул кровь с лезвия, посмотрел на своих людей. – Все, развлечений больше не будет. Принц – вот кто мне нужен. В кельях смотрели?

– Все облазали, Клоч, – ответил воин по имени Даркс. – Мальчишки нигде нет. Нашли только какую-то старую монахиню, так она пыталась от нас в окно сигануть. Мы ее и подтолкнули, шпонтоном в спину. А в саду нашли старика-садовника, ну мы его тоже…

– Ничего у них тут нет, – глухо сказал Ла Бьер, стараясь не смотреть в сторону еще вздрагивающей Линне. – Одни глиняные чашки да корзины. Еды и то нет.

– Клоч! – Воин протолкался в круг. – Ребята нашли в храме подземный ход.

– Ну вот, теперь мы на коне! – Клоч шумно вздохнул. – На этот раз он от нас не уйдет.

– Клоч, мы тут с ребятами подумали, что надо бы поступить по нашему обычаю, – сказал татуированный наемник из Диких городов. – Оставить пару каэстанских свечек.

– Времени нет, Саркаш. Принц уйдет.

– Надо соблюдать традиции, командир.

– Ладно. Охота вам возиться с этой падалью, возитесь, только быстро. Закончите забавляться и догоняйте нас. Мы идем в подземный ход. Ла Бьер, собрать все, что можно использовать для освещения. Факелы, паклю, мазницы, свечи. А монастырь сжечь.

– Будет исполнено, командир, – ответил Ла Бьер.