Макс Мах - Твари Господни

• Название: Твари Господни
• Автор: Макс Мах
• Жанр: Фэнтези

Взято с СИ (zhurnal.lib.ru/m/mah_m/maxtvarigospodni.shtml)

---

Не успевал к сроку и Марий. Этого отчаянного и неукротимого, как тайфун, сукина сына, к несчастью, занесло на русский север. Триста километров к востоку от Архангельска, как сообщил Георгу присланный с сообщением Восьмой первой десятки. Глушь невероятная, учитывая, что это даже не Аляска или Лапландия, а Советский Союз. Однако за тридцать часов – даже вообразить было сложно, чего им это стоило – отряд Мария прорвался в Норвегию, где, видимо, случились форс-мажорные обстоятельства, потому что вылететь из Осло у них не получилось, и сейчас Марий летел из Стокгольма в Лондон, имея на руках билеты на чартер в Тель-Авив. Однако, даже если на этот раз все пройдет гладко, прибытия группы следовало ожидать только под утро.

"Слишком поздно", – Мария и его людей (а отряд Мария, судя по номеру гонца, наверняка, был одним из самых сильных) из конечного уравнения следовал исключить.

Ну и последний удар, если всего остального было мало. Вот уж во истину, как последний гвоздь в крышку гроба Августа! Персиваль на связь до сих пор не вышел. Правда, ближе к шести, Ольге почудилось, что на границе сознания возник далекий и неразборчивый, как угасающее эхо, зов, пришедший откуда-то с юго-востока. Возможно, это был Персиваль или кто-то из его людей, но Ольга не обольщалась. Персиваля она могла почувствовать километров за триста-четыреста. Может быть, учитывая вечернее время и качество приема, даже за полтысячи. Но это означало, что Персиваль, если, конечно, это был он, находился сейчас где-то достаточно далеко и при том не в урбанизированной Европе, насквозь пронизанной идущими во всех направлениях дорогами и утыканной аэропортами, как подушечка портного иголками, а в глуши арабского востока, где ни нормальных дорог, ни подходящего транспорта, тем более, в вечернее время, найти было невозможно. Так что и он из расчетов Ольги, как значимый фактор, по всей видимости, выпадал, и полагаться она могла только на себя.

Ольга достала сигарету, закурила, размышляя над тем, что и как, ей теперь предстояло сделать, и почти машинально включила радио. Слабенький приемник угнанного Форда ловил передачи исключительно на арабском и иврите. Попалась, правда, еще одна станция, вещавшая, судя по всему, с Кипра или Родоса на греческом языке, но ни одной англоязычной волны выудить среди помех не удалось. В конце концов, Ольга остановилась на какой-то, вероятно, все же еврейской станции, крутившей в эфире классическую музыку, и окончательные детали своего нового плана обдумывала уже под увертюру к "Лебединому озеру" Чайковского. И в этот как раз момент какой-то обремененный не малым брюшком тип в черном лапсердаке и широкополой шляпе закрыл наконец ворота кладбища и стал прилаживать к ним толстую цепь с амбарным замком.

Сумерки, между тем, сгустились настолько, что, если бы не жидкий, как китайский чай, свет зажегшихся с четверть часа назад фонарей, здесь стало бы совсем темно.

"Пора", – Ольга помигала левым поворотником, подавая сигнал Антону и Паулю и, дожидаясь их появления, выпила еще немного воды.

– Антон, – сказала она, когда мужчины подошли к машине. – Сходи на кладбище и найди могилу, но перед этим предупреди Оскара. Он пока остается в охранении. Пауль, сядет ко мне в машину и "подержит меня за руку". Я ненадолго. Полчаса, максимум – час.

4

Мысли о Лисе не покидали его весь день. Возможно, виной тому был пережитый накануне стресс, но, не менее вероятно, что драматические изменения, столь неожиданно случившиеся в душе Кайданова, распространялись теперь не только на Рэйчел, но и на всех прочих достойных подобного отношения людей. На Алису, например. Однако, так или иначе, беспокойство, зародившееся в душе Германа по дороге из Мюнхена в Берлин, не проходило, а, напротив, усиливалось. И ближе к ночи ему стало окончательно ясно, что терпеть неизвестность и дальше – "Господи, да что же со мною происходит?!" – он не в силах, и, плюнув на гордость, Герман признался в этом молодой жене.

Однако Рэйчел, как ни странно, его поняла и, не задав ни одного вопроса, сама предложила, сходить в Город.

– Я подержу тебя за руку, – улыбнулась она. – Иди.

Было девять часов вечера. Не лучшее время, если честно, искать кого-нибудь в Чистилище, но Кайданов просто не мог больше ждать.

– Возможно, я задержусь до утра, – сказал Герман, испытывая совершенно незнакомое, вернее, хорошо и давно забытое чувство, когда-то называвшееся смущением.

– Ни в чем себе не отказывай, милый, – улыбнулась в ответ Рэйчел. – Но учти, в половине шестого я тебя выдерну. В восемь ты должен быть в офисе.

– Договорились, – Кайданов обнял Рэйчел и поцеловал в губы.

– Ну уж нет, – сказала она через мгновение, прерывая поцелуй. – Ты уж выбирай, дорогой, или целоваться, или… Иди!

И он пошел.

Начал он, разумеется, с Цитадели. Во-первых, потому что это было самое малоперспективное с точки зрения поисков Лисы место. А во-вторых, по привычке. Куда и пойти в Городе Челу, как не в Цитадель?

Народу там, как и ожидалось, почти не было, и ничего нового про события в Мюнхене, кроме слухов самого бредового содержания, Кайданов от немногих находившихся на базе людей не услышал. Его насторожили только упорно повторяемые "свидетельства" о трех – ну, может быть, все-таки двух – стригах,[52] которые весь этот балаган и устроили. Три или две, или все-таки одна, но указание на пол мага являлось в их практике делом довольно редким и могло означать, что, по крайней мере, одна женщина – "Неужели, Лиса?" – там все же была. Не на сто процентов, конечно, но вероятность такая, если исходить из собственного многолетнего опыта, имелась.

Женщина…

"Лиса?"

Однако была там женщина или нет, о судьбе "безумной колдуньи" никто ничего определенного сказать не мог. Погибла, захвачена, спаслась… Сколько людей – столько версий.

В конце концов, Кайданов плюнул на Цитадель и ушел бродить по Городу. Но ни в Фергане, ни в Сохо, ни на Каскаде, никто ничего нового рассказать не мог. Всюду одно и то же: слухи (не из первых уст), версии различной сложности (в зависимости от интеллектуальных способностей комментаторов), безбожное вранье и детские фантазии. Все, как всегда. Впрочем, среди всей этой пестрой суеты, заметно активизировавшейся с наступлением ночи, Кайданов встретил и несколько вполне серьезных людей, которые, не сговариваясь, повторили ему одну хорошо знакомую истину: "слишком рано для достоверной информации". Вот через несколько дней, когда все немного успокоится, тогда… Но ждать так долго было невмоготу, хотя, судя по всему, ничего другого просто не оставалось.

Побродив еще немного по Итальянской площади, Кайданов спустился к Торжищу и хотел было уже уйти домой, когда неожиданно вспомнил подслушанный – вполуха – в харчевне Клары обрывок разговора.

"Кофейня Гурга! Как же я мог забыть?" – он посмотрел на узкую улицу-лестницу, взбиравшуюся в теснине плотно сжавших плечи старых домов в Верхний город к месту Иакова, и мысленно пожал плечами. Новость была, что и говорить, весьма неординарная, и то, что он ее едва не пропустил, объяснялось только тем, что голова Кайданова была занята другим.

Он постоял еще с минуту, размышляя над тем, что все это может означать, и пришел к выводу, что прежде чем строить догадки, следовало хотя бы посмотреть на это чудо своими глазами. Кто бы что ни говорил, новость могла обернуться всего лишь глупым розыгрышем или случайным совпадением, точно так же, как и простой ошибкой его, Кайданова, личного восприятия.

Он сотворил сигарету, но сделал это скорее по привычке, чем из желания закурить, и, так ни разу и не затянувшись, пошел к лестнице.

"На середине подъема… " – он достиг "того места" как раз тогда, когда совершенно забытая им сигарета прогорела до пальцев, однако, если он забыл о ней прежде, то уж верно не обратил никакого внимания на машинально отброшенный в сторону окурок теперь, стоя перед открытыми дверями кофейни.

Из состояния оцепенения его вывел голос, раздавшийся из глубины помещения, тонувшего в навевающем мысли о прохладе полумраке.

– Добрый вечер, сударь! – сказал кто-то узнаваемым скорее сердцем, чем слухом, голосом. – Не желаете ли чашечку кофе?

"Это не Гург", – настолько обмануться Кайданов, разумеется, не мог, но, тем не менее, он даже вздрогнул, настолько это был именно тот голос, который и должен был прозвучать из этого наполненного ароматами кофе и запахами табака и специй полумрака.

– Разумеется, хочу, – ответил он через мгновение, потребовавшееся, чтобы взять себя в руки. – Благодарю вас.

Кайданов сделал несколько шагов, переходя со света вечного полдня в знакомый сумрак кофейни, и увидел перед собой все тот же навсегда оставшийся в памяти небольшой зал, облик которого заставлял вспоминать одновременно уютное литературное средневековье и не менее комфортное в своей полукрестьянской простоте средиземноморье, итальянское, греческое и, пожалуй, даже турецкое. За прошедшие годы здесь ровным счетом ничего не изменилось, ни внешне, ни в атмосфере. Не знал бы заранее – или забыл вдруг – что кофейня Гурга была закрыта добрых полтора десятка лет, подумал бы, что ничего с ней не случилось, и хозяин жив и по-прежнему угощает гостей своим неповторимым кофе по-турецки. Однако это было не так. Гург умер. Сомнений в этом у Кайданова не было, так как случайно – так уж вышло – он был посвящен в одну из тайн этого человека, и более того, именно он, Кайданов, по просьбе Некто Никто (это была их последняя встреча, о чем он, к сожалению, тогда не знал) похоронил Чеслава Немчика на старом католическом кладбище в Брно. Однако и новый хозяин кофейни, как бы ни был он не похож на Гурга, был здесь на месте. Во всяком случае, первое – самое важное – впечатление, возникшее у Кайданова, когда он вошел под низкий каменный свод, было именно таким. Узнавание, удивление, возможно даже, потрясение, но никак не отторжение и уж точно не разочарование.