Роман Гари - Псевдо

• Название: Псевдо
• Автор: Роман Гари
• Жанр: Проза

---

Не получалось у Ажара прикинуться чайником, овощем, имяреком, водянистым местоимением - и перестать стыдиться себя и собственной лжи.

Кретин несчастный. Чем больше он старался не быть человеком, тем человечней становился.

В эту ночь у меня были новые галлюцинации: я видел реальность, сильнейшее из галлюциногенных средств. Вынести это не было сил. У меня есть в больнице приятель, так ему, счастливчику, мерещатся то змеи, то крысы, то червяки или другие симпатичные штуки. А мне - только реальность. Я встал, зажег надежду, чтобы стало посветлее и не так правдиво. То есть спичку. Никогда не говорите правды. Я не стал зажигать свет, потому что он включается надолго, а спичка гаснет быстро, и сразу зажигаешь другую, и зажигается надежда, и каждый раз становится легче. В коробке спичек пятьдесят миров, пятьдесят цивилизаций, значит, в пятьдесят раз больше надежды, чем у электрической лампочки. С первой спички галлюцинации исчезли, и я увидел Христа. Рядом с ним стоял Момо, еврейский арапчонок, Мохамед из золотой капли Гут Д'ор, - помните, "Вся жизнь впереди", проповедь расизма и антисемитизма, как писали те, кто неспособен отличить расизм и антисемитизм, потому что это их естественная воздушная среда обитания, а чем дышишь, то не нюхаешь. Мохамед, которого для франкозвучия зовут Момо, стоял рядом с евреем по имени Христос, уполномоченным по любви и спасению человечества нарочно для преследования евреев, потому что христианскую цивилизацию изобрел еврей, и христиане не могут простить этого евреям, потому что это их ко многому обязывает. Доказано же клиническими испытаниями, что христиане ненавидят евреев за то, что те сделали их христианами - с вытекающими отсюда обязанностями, соблюдать которые лень.

Момо стоял рядом с первым избранным евреем, оба смотрели на угасающую надежду, которая, как полагается, должна была обжечь им пальцы, но только на этот раз горела почему-то дольше обычной спички, ведь за нее болели двое, и для морального духа нашей команды так было лучше.

- Как считаешь, обожжет он себе пальцы? - спросил Момо, глядя на спичку.

- Нет, - сказал Христос с сильным русско-еврейским акцентом, хотя в Россию он не заглядывал с тех пор, как там появились психиатрические клиники. - Думаю, нет. Эта спичка не обожжет ему пальцы.

- Думаешь, погаснет раньше? Еврей подергал себя за рыжую бороденку. Для пущего антисемитизма у него еще был горбатый нос.

- Ничего. Возьмет другую.

- Да та, которую он сейчас держит, - она-то его обожжет или нет? спросил Момо.

- Она обожжет ему пальцы, только если погаснет раньше, - сказал Христос - он знал толк в надежде и в цивилизации и, кроме того, всегда держал про запас философию Талмуда. - И потом, свечка горит, а пламя не растет.

Тут он засмеялся, потому что вспомнил, что евреев всегда обвиняли в ростовщичестве.

- А я думаю, что эта спичка сначала обожжет ему пальцы, а потом погаснет, - сказал Момо с логикой ребенка, который никогда не отстанет. На что спорим?

- Нет, - сказал Христос твердо, потому что он был слабый человек и, как мог, сопротивлялся. - Я никогда не спорю. Вера не позволяет.

- Проиграть боишься, - сказал Момо, который был мусульманином, а в этом смысле христианином, буддистом и евреем.

- Плевать мне, проиграю или нет, - сказал Христос, с бельвильским акцентом, поскольку посещал Бельвиль из любви к бедности. - Я всегда проигрывал. Я рожден для проигрыша. Люблю проигрывать, всегда проигрываю, и в этом моя сила. Я слабый человек, вот почему я еще держусь. Чем больше я теряю, тем больше они дергаются. Я точу их изнутри, подтачиваю своей слабостью, У них от этого непрохождение совести. Не суй руки куда не надо, Момо, глупая это привычка, а то потом не знаешь, в чем ты виноват. Конечно, я проиграю - и что? После моей первой крупной неудачи обо мне две тысячи лет все говорят и никак не наговорятся.

Я не сводил глаз со спички. Я дрожал и обливался холодным потом. Реальность - самая страшная из галлюцинаций.

- А на что ты там спорил? - спросил Христос.

- На ножик, - быстро предложил Момо. - Спорю, потухнет до того, как он обожжет себе пальцы. По рукам?

- По глазам и по почкам, - сказал Христос. Он тоже любил хорошую шутку.

Спичка вот-вот должна была обжечь мне пальцы, и тогда снова всякие преступления, загрязнение окружающей среды, Бейрут и прицельное бомбометание. Но Христос посмотрел на спичку, и вдруг она стала в два-три раза длиннее и могла продержаться еще с добрую надежду минут.

- Эй, так не пойдет, - завопил Момо. - Я так не играю, опять ты принялся творить чудеса!

- Хи-хи-хи, - засмеялся Христос, который мог себе иногда позволить, учитывая все гадости, которые серьезные люди делали ему две тысячи лет подряд. - Знай, как спорить со мной.

Он серьезно посмотрел на меня.

- А вы будете знать, как твердо во что-то верить! - сказал он мне и исчез, как каждый раз, когда была надежда.

Это меня немного успокоило, я перестал быть галлюциногенным и видеть реальность, я видел стол, стул, рутину, все было так похоже на что-то такое-этакое, ну, словом, все путем, чего там.

Однако ситуация была по-прежнему нелегкая, потому что если госпожа Ивонн Баби жила в гостинице и только на следующее утро собиралась начать убеждаться в моем существовании, то госпожа Симон Галлимар жила вместе с нами в домике, и Анни очень боялась, что она все равно о чем-нибудь догадается. И правда, мне никогда не удавалось как бы вроде что-то изображать по восемь часов в день, по сорок часов в неделю, плюс два часа туда, два часа обратно от работы до дома, - мне просто хотелось выть.

Но пока все как-то обходилось, и тут случилась совершенно неожиданная история с делегацией из Кагора.

У меня не было проблем с муниципалитетом этого города, в нем любят держать на улицах одного-двух психов, чтобы видели: город не чужд культуре.

На следующий день в два часа залаял сенбернар, зазвенел звонок, и Анни пошла открывать. Потом вернулась, вся бледная, потому что было с чего.

- Там делегация кагорского муниципалитета - спрашивают тебя, - сказала она.

- Не может быть, - сказал я.

- Послушай, Поль...

Она назвала меня настоящим именем. Это был условный знак. Опознание личности. Сигнал опасности.

- Здесь? В Копенгагене? Да что им от меня надо, черт побери?

- Может, просто оштрафуют? - слабым голосом спросила она. - Помнишь, ты написал прямо на улице Республики?

- Не могли они приехать в Копенгаген только потому, что я у них там писал. Конечно, для Кагора это событие, но все же... Ладно, пусть входят,

Они поднялись в дом. Их было трое, и все заместители мэра. У них был потрясенный вид. То ли их так взволновала встреча со мной, то ли что другое. Первый вице-мэр сказал:

- Господин Ажар - позвольте вас так называть...

И подмигнул мне. Я тоже на всякий случай подмигнул ему. А зря. Они утвердились в своих догадках.

- Мы хотели попросить вас, если возможно, сделать что-нибудь для города Кагора и для всего Лотского района. Нам нужен культурный комплекс с театром и несколькими кинозалами, концертный зал... И еще неплохо было бы, если б вы разместили у нас пару заводов...

Я стоял с открытым ртом и настолько ни хрена не понимал, что даже стал чувствовать себя безмятежным и нетревожным, потому что ничего страшнее понимания нет.

- На эту тему стоит подумать, - сказал я. Главное - не возражать, это первое правило психиатрии.

- Лотская область, как вам, вероятно, известно, небогата ресурсами, и размещение заводов с вытекающим созданием рабочих мест...

Я теребил себя за ус. Наша беседа начинала казаться мне совершенно нормальной.

- А как же загрязнение окружающей среды, - сказал я. - Я ведь только из этих соображений не размещал заводы в департаменте Лот. Хорошо бы что-нибудь такое электронное, оборонно-стратегическое...

Я шел по лезвию бритвы. Я был миллиардером, а миллиардер так от меня далек, что дальше не бывает.

Здорово. Я сбежал от себя.

Я угостил их сигарами, которые Тонтон-Макут потихоньку курил у меня во время своей дезинтоксикации. Жаль, сам он в тот момент был на Майорке. Он все не верил, что из меня выйдет что-нибудь путное. Вот позеленел бы, если бы узнал, что мне поручена индустриализация департамента Лот.

Возникла пауза. Я размышлял. Ну, стану я благодетелем департамента Лот... Дальше - больше. Премьер-министром. Маловато будет. Президентом республики. Королем Франции стать нельзя, Конституция не позволяет. Пиночета назначу главным по уровню жизни, а Солженицына - по армии и атомной бомбе, для защиты западной цивилизации. В единогласной поддержке меня как коммунистами, так и всеми остальными я не сомневался. Немножко опасался за арабов и Израиль, как у них там будет с их общей программой. Пот лил с меня градом, и я, как Президент республики и Великий Сын французского народа, обязан был проявить безответственность.

- Я не могу решить все проблемы одновременно, - сказал я строго.