Альфред Барков - Роман Булгакова Мастер и Маргарита: альтернативное прочтение

• Название: Роман Булгакова Мастер и Маргарита: альтернативное прочтение
• Автор: Альфред Барков
• Жанр: Критика

Эта книга – о знаменитом романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита». И еще – о литературном истэблишменте, который Михаил Афанасьевич назвал Массолитом. Хотя роман адресован вовсе не им, инженерам наших душ, они, ничтоже сумняшеся, вот уже больше четверти века объясняют с давно устаревших приказных позиций, к тому же еще и миллионными тиражами, содержание «Мастера и Маргариты».

Предыстория этой книги такова. Когда-то мне дали почитать на две ночи «Мастера и Маргариту». Не скрою, чтение романа оказалось не легким делом. Было понятно только, что речь идет о А.М. Горьком, знаменитом советском писателе, одном из столпов нашей культуры; но оставалось неясным, почему Булгаков показал его и его возлюбленную в таком неприглядном виде, и что он вообще хотел этим сказать. Тогда еще не издавалась «возвращенная литература», и все мы находились под влиянием вдалбливавшихся нам на протяжении десятилетий взглядов на нашу историю и ее видных деятелей.

---

Отношение Толстого к церкви в значительной мере вписывается в понятие о протестанстве, хотя к какой-либо конкретной конфессии западноевропейского толка он себя вряд ли относил2.

Лев Николаевич не дожил до позора нашей Церкви, полностью покорившейся после убийства патриарха Тихона сатанинскому режиму и доказавшей еще раз, что ей все равно, какому кесарю служить – был бы кесарь. Но Булгаков все это видел.

Те, кто смотрят на творчество Булгакова сквозь кремовые шторы «дома постройки изумительной» на Алексеевском (или Андреевском?) спуске Города, могут напомнить автору с укоризной, что вся родня Булгакова как по отцовской линии, так и по материнской была связана с Церковью, что его отец был профессором духовной академии, и что негоже-де «отказывать Булгакову в исторической памяти». Автору это известно. Более того, автор может с таким же успехом привести в качестве аргумента ту же «Белую гвардию», где содержится такое же отношение к Православной Церкви, как и в трудах Л.Н. Толстого. Хотя для того, чтобы такой взгляд сформировался, вовсе не обязательно сверяться именно с Толстым: нужно просто знать эту Церковь изнутри3. И Булгаков знал. К тому же, его отец не был положен в духовный сан и был секулярным профессором духовной академии. Кстати, преподавал он не что иное как… историю западноевропейских христианских конфессий, то есть, протестантство, религию свободных людей, у которых английские короли вот уже который век не имеют права въехать на территорию района Сити в своем родном городе Лондоне без получения пусть формального, но все же разрешения мэра. Своего подданного. Потому что как-то давно уже эти самые подданные, сознающие себя гражданами, взяли и отрубили голову одному своему строптивому королю. Потому что они конфессию такую себе выбрали – конфессию свободных людей, граждан. И если у них возникают проблемы, то они их решают, а не идут с хоругвями к королю-батюшке просить милости, и не ждут очередного партийного пленума, который может назначить лучшего правителя.

Об отношении Булгакова к этому вопросу четко и ясно сказано в ранних редакциях романа «Мастер и Маргарита». Давайте почитаем, куда попал незадачливый буфетчик после своего визита к Воланду:

»… В тенистой зелени выглянули белые чистенькие бока храма. Буфетчик ввалился в двери, перекрестился жадно, носом потянул воздух и убедился, что в храме пахнет не ладаном, а нафталином. Ринувшись к трем свечечкам, разглядел физиономию отца Ивана.

– Отец Иван, – задыхаясь, буркнул буфетчик, – в срочном порядке… об избавлении от нечистой силы…

Отец Иван, как будто ждал этого приглашения, тылом руки поправил волосы, всунул в рот папиросу, взобрался на амвон, глянул заискивающе на буфетчика, осатаневшего от папиросы, стукнул подсвечником по аналою…

«Благословен Бог наш…» – подсказал мысленно буфетчик начало молебных пений.

– Шуба императора Александра Третьего, – нараспев начал отец Иван, – не надеванная, основная цена сто рублей!

– С пятаком – раз, с пятаком – два, с пятаком – три!.. – отозвался сладкий хор кастратов с клироса из тьмы.

– Ты что ж это, оглашенный поп, во храме делаешь? – суконным языком спросил буфетчик.

– Как что? – удивился отец Иван.

– Я тебя прошу молебен, а ты…

– Молебен. Кхе… На тебе… – ответил отец Иван. – Хватился! Да ты откуда влетел? Аль ослеп? Храм закрыт, аукционная камера здесь!

И тут увидел буфетчик, что ни одного лика святого не было в храме. Вместо них, куда ни кинь взор, висели картины самого светского содержания.

– И ты, злодей…

– Злодей, злодей, – с неудовольствием передразнил отец Иван, – тебе очень хорошо при подкожных долларах, а мне с голоду прикажешь подыхать? Вообще, не мучь, член профсоюза, и иди с богом из камеры…

Буфетчик оказался снаружи, голову задрал. На куполе креста не было. Вместо креста сидел человек, курил»4.

Полагаю, что этот эпизод, не включенный писателем в окончательную редакцию, достаточно полно характеризует его отношение к Церкви. Дневниковые записи Булгакова подтверждают вывод как о его отношении к религии, так и к православной церкви. 26 октября 1923 года он внес такую запись о Боге: «… Может быть, сильным и смелым он не нужен, но таким, как я, жить с мыслью о нем легче. Нездоровье мое осложненное, затяжное. Весь я разбит. Оно может помешать мне работать, вот почему я боюсь его, вот почему я надеюсь на Бога»5.

Запись от 11 июля 1923 г. характеризует отношение писателя к РПЦ: «Недавно произошло еще более знаменательное событие: патриарх Тихон вдруг написал заявление, в котором отрекается от своего заблуждения по отношению к Соввласти, объявляет, что он больше не враг ей и т.д. […] В Москве бесчисленные толки, а в белых газетах за границей – бунт. […] Невероятная склока теперь в церкви. «Живая церковь» беснуется»6.

Следует отметить, что эти записи сделаны в дневнике как раз в то время, когда создавалась «Белая гвардия», где отношение Булгакова к этим вопросам и нашло свое отражение.

Таким образом, в отношении Булгакова к религии и к православной церкви никаких принципиальных расхождений во взглядах с Толстым не было. Следовательно, у него не было оснований изображать Толстого в образе Левия Матвея, проклинающего Всевышнего.

… Но давайте, читатель, рассуждать вместе. То, что «роман в романе» является пародией, сомнений, надеюсь, уже не вызывает, как и то, что объектом пародирования является одна из граней творчества Л.Н. Толстого. Не вызывает сомнения и тот факт, что у Булгакова не было серьезных оснований для пародирования Толстого в такой форме. В таком случае единственно возможным объяснением такого противоречия является следующее: это – не чисто булгаковская пародия.

Парадокс? Но он диктуется логикой, а это – неумолимо. И если вдуматься, то никакого парадокса в этом вообще нет. Вспомним, кто является автором «романа в романе»: разве Булгаков? Нет, он надежно дистанцировал себя от такого авторства, лишь изложив то, что написал Мастер в соавторстве с Сатаной-Воландом. Если рассматривать это как творческий прием Булгакова, то здесь тоже есть прецедент – «Театральный роман (Записки покойника)», где Булгаков лишь изложил то, что написал некий Максудов. Правда, там он как будто бы идентифицирует себя с Максудовым, здесь, наоборот, дистанцируется от авторов, но суть приема ведь остается! Тем более: когда был написан «Театральный роман»? – Как раз на переломе работы над «Мастером и Маргаритой», перед тем, как суждено было появиться именно этой, последней его версии.

Теперь, наверное, внимательный читатель не только знает, кто является автором пародии на Толстого, но и досадует на автора за то, что тот такой недогадливый, до сих пор сам не может понять, что и содержание «романа в романе», и его подлинный автор раскрываются несколькими строчками эпиграфа к этой главе (кстати, этот эпиграф появился задолго до того, как ответ был найден).

Да, уважаемый читатель, Вы абсолютно правы. Только догадку эту задолго до нас с Вами, еще в 1931 году, когда и сам роман-то «Мастер и Маргарита» был только один раз уничтожен автором, уже высказал один из идеологов Массолита А.В. Луначарский. Вот что он писал по этому поводу:

» – Я не хочу видеть Толстого святым, кричит Горький, да пребудет он грешником! – И он сумел передать нам черты Толстого-грешника, бесконечно более нам нужные и важные, чем черты его мнимой святости… Тот мир, из которого Горький пришел к Толстому, это был мир пролетарский, это был мир будущего. И Толстому, естественно, должен был казаться «уродом» бог, которому служит Горький, потому что это классово ненавистный «бог». Не бог, конечно, а особое моральное начало, принцип нового социального строительства. Все стрелы, которые Толстой направлял против буржуазной цивилизации, ни на минуту не поражали того, что должно было родиться в ней в муках и в борьбе, то есть социализма. Толстой был прав, Горький был соглядатаем, он высмотрел много настоящего у Толстого и донес своим в своем лагере. Но если бы Толстой со свойственной ему в лучшие минуты мудростью мог хорошенько оценить значение этого доноса, он понял бы, насколько велика заслуга этого «злого человека» перед ним самим именно за то, что он, как никто, спас для нас великого грешного Толстого от ужаса оказаться окончательно забытым за довольно-таки противным обликом «блаженного боярина Льва»7.

Правда, здорово сказано?! Несмотря на массолитовский налет, какая голова! Как «соглядатая» сумел развернуть – небось, сам Горький удивился!

Итак, установлено: Горький. То есть, Булгаков пародирует Толстого не от своего имени, а как бы сквозь призму видения его Горьким. А, собственно, как иначе? Ведь кто, по фабуле, является автором «романа в романе»? – Мастер-Горький!