Альфред Барков - Роман Булгакова Мастер и Маргарита: альтернативное прочтение

• Название: Роман Булгакова Мастер и Маргарита: альтернативное прочтение
• Автор: Альфред Барков
• Жанр: Критика

Эта книга – о знаменитом романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита». И еще – о литературном истэблишменте, который Михаил Афанасьевич назвал Массолитом. Хотя роман адресован вовсе не им, инженерам наших душ, они, ничтоже сумняшеся, вот уже больше четверти века объясняют с давно устаревших приказных позиций, к тому же еще и миллионными тиражами, содержание «Мастера и Маргариты».

Предыстория этой книги такова. Когда-то мне дали почитать на две ночи «Мастера и Маргариту». Не скрою, чтение романа оказалось не легким делом. Было понятно только, что речь идет о А.М. Горьком, знаменитом советском писателе, одном из столпов нашей культуры; но оставалось неясным, почему Булгаков показал его и его возлюбленную в таком неприглядном виде, и что он вообще хотел этим сказать. Тогда еще не издавалась «возвращенная литература», и все мы находились под влиянием вдалбливавшихся нам на протяжении десятилетий взглядов на нашу историю и ее видных деятелей.

---

Примечания к 31 главе:

1. В.И. Немирович-Данченко. Рождение театра, с. 89.

2. М.В. Добужинский. Указ. соч., с. 239, 250.

3. Текст письма приводится по: «Михаил Булгаков. Чаша жизни». М., «Советская Россия», 1989, с. 589.

4. Дневник Елены Булгаковой, c. 88, 89 – запись от 20 марта 1935 года.

5. Там же, с. 91 – запись от 7 апреля 1935 г.

6. Там же, с. 217 – запись от 5 ноября 1938 г.

7. Там же, с. 65 – запись от 15 августа 1934 г.

8. В.В. Шверубович. Указ. соч., с. 418.

9. Там же, с. 419-420.

10. Там же, с. 422.

11. Там же, с. 446.

12. М.В. Добужинский. Указ. соч., с. 254-255.

13. В.И. Немирович-Данченко. Рождение театра, с. 90, 114. Эти воспоминания изданы впервые в 1936 г. в Бостоне и в том же году в издательстве «Academia».

14. В.В. Шверубович. Указ. соч., с. 582-586.

Глава XXXII. Центурион вампиров

Никогда я не видел его таким злым, таким мстительным. Чего только не было сказано в пароксизме раздражения о театре, о Станиславском, о Немировиче-Данченко (его Булгаков вообще не любил, не принимал ни как человека, ни как художника и не скрывал этого…).

В.Я. Виленкин 1

Нет, пожалуй, не в пароксизме раздражения; факты свидетельствуют о том, что, как и в случае со Станиславским, причина была вовсе не в минутном порыве. Булгаков действительно не уважал Немировича-Данченко как личность. И уж поскольку в письме, отрывок из которого приведен в предыдущей главе, этот человек тоже упоминается как пивший кровь Булгакова, то стоит разобраться, не он ли послужил прототипом для образа вампира-наводчика Варенухи.

Прежде всего хотелось бы отметить, что отношение Булгакова к обоим основателям Театра на первый взгляд является одинаково негативным. Такой вывод напрашивается из содержания его письма Вересаеву, где идет речь о затруднениях с оформлением выезда за границу: «Один человек сказал: обратитесь к Немировичу. Нет, не обращусь! Ни к Немировичу, ни к Станиславскому. Они не шевельнутся. Пусть обращается к ним Антон Чехов» 2.

Однако в отношении Булгакова к Немировичу-Данченко негативизм все же более ощутим, чем к Станиславскому. Из многих свидетельств тому можно привести отрывок из дневниковой записи Елены Сергеевны от 27 марта 1934 года: «В МХАТе было производственное совещание […] Сахновскому грозит падение. Немирович не сделал ничего, чтобы защитить его» 3.

А вот другая запись, от 18 сентября 1935 года, из содержания которой явно следует, что из двух корифеев в своих неудачах Булгаков все же считает более виноватым Немировича-Данченко:

«Оля говорит, что Немирович в письмах к ней и Маркову возмущался К.С.'ом и вообще Театром, которые из-за своих темпов потеряли лучшего драматурга, Булгакова.

Когда я рассказала это М.А., он сказал, что первым губителем, еще до К.С., был именно сам Немиров» 4.

С годами такое отношение к В.И. Немировичу-Данченко со стороны семьи Булгакова не изменилось:

«Оля перепечатала «Пушкина» для меня. Говорит, что пьеса – совершенна во всех отношениях, что она буквально рыдала, дописывая ее, что у нее такое чувство, что она потеряла самое близкое и дорогое. Словом, тысяча приятностей.

Потом – «знаешь, Виталий романтик!..говорит, поговорите вы с Владимиром Ивановичем о «Пушкине»!.. Ты же ведь знаешь… Да притом, у Жени ведь портфель ломится от пьес… Мы уверены, что пройдет время, и все театры будут играть эту пьесу!»

Я стояла у телефона и молчала. Но если бы чувства могли убивать, наверно, Владимира Ивановича нашли бы мертвым в постели!» 5.

Следует отметить такой немаловажный факт. В ранних редакциях романа Варенуха выглядит несколько иначе, чем в окончательной версии – отношение к нему писателя поначалу было более жесткое.

Начать хотя бы с того момента, когда администратор по заданию Римского несет в ГПУ пакет телеграмм, касающихся таинственного исчезновения директора кабаре:

«Администратор был возбужден и чувствовал, что энергия хлещет из него. Кроме того, его обуревали приятные мысли. Он предвкушал много хорошего; как он сейчас явится куда следует, как возбудит большое внимание, и в голове его даже зазвучали целые отрывки из будущего разговора и какие-то комплименты по его адресу.

«Садитесь, товарищ Варенуха… гм… так вы полагаете, товарищ Варенуха… ага…так…», «Варенуха – свой парень… мы знаем Варенуху… правильно…», и слово «Варенуха» так и прыгало в голове у Варенухи» 6.

То есть, в этой редакции администратор вприпрыжку бежал в ГПУ, надеясь заработать и укрепить авторитет в глазах этой организации. В окончательной редакции эти моменты в значительной мере смягчены. Возможно, Булгаков не хотел лишний раз без надобности «поминать к ночи» ГПУ-НКВД, и в этом действительно был свой резон – ведь «37-й год» на 1937 годе не закончился. С другой стороны, этот помещенный публикаторами в раздел «Главы, дописанные и переписанные в 1934-1936 годах» вариант создавался как раз тогда, когда отношения Булгакова с МХАТ начали портиться окончательно.

Примечательно, что содержание одной из записей в дневнике Е.С. Булгаковой напоминает приведенное место из этой редакции:

«15-го предполагается просмотр нескольких картин «Мольера». Должен был быть Немирович, но потом отказался.

– Почему?

– Не то фокус в сторону Станиславского, не то месть, что я переделок тогда не сделал. А верней всего – из кожи вон лезет, чтобы составить себе хорошую политическую репутацию. Не будет он связываться ни с чем сомнительным!» 7.

И в написанной 12 ноября 1933 года сцене на шабаше Воланда судьба администратора (в то время он фигурировал в романе под именем Внучата) тоже была не такой, как в окончательной версии:

«Да-с, а курьершу все-таки грызть не следовало, – назидательно ответил хозяин.

– Виноват, – сказал Внучата.

– В уважение к вашему административному опыту я назначаю вас центурионом вампиров.

Внучата стал на одно колено и руку Воланда сочно поцеловал, после чего, отступая задом, вмешался в толпу придворных» 8.

То есть, в соответствии с более ранним замыслом, Варенуха успел таки загрызть работницу театра, а назначение центурионом вампиров воспринял даже с благодарностью к сатане.

В окончательной же редакции, продиктованной на машинку в 1938 году, Варенуха, став вампиром, только пытается навести Геллу на Римского, но осуществить это намерение ему все же не удается. Более того, на балу Воланда, где Варенуха присутствовал в своей новой ипостаси, он просит мессира:

» – Отпустите обратно. Не могу быть вампиром. Ведь я тогда Римского едва насмерть с Геллой не уходил! А я не кровожадный. Отпустите». И, почуяв намек на возможность «отпускной», «…он, не помня, что говорит, забормотал:

– Истинным… то есть я хочу сказать, ваше ве… сейчас же после обеда…

– Варенуха прижимал руки к груди, с мольбой глядел на Азазелло».

Из содержания этого отрывка следует, что Варенуха действительно не успел совершить ничего дурного; его тяготит пребывание в новой роли. Да, он не лишен человеческих слабостей – вон как подобострастно он молит Воланда: «Истинным…» – явно же хотел сказать «Истинным Богом заклинаю», но, поняв неуместность такого заклинания перед сатаной, осекся. Попытался было исправить – «то есть я хочу сказать ваше ве…» – снова осечка, назвать сатану величеством совесть не позволила. И, конечно, чисто человеческая слабость – «сейчас же после обеда» – то есть, не сразу отпустите, а все-таки позвольте похлебать из вашей кормушки. Конечно, далеко не «светлый образ», но в общем ему присущ набор самых обычных человеческих слабостей, и, если бы не насильственный поцелуй Геллы, то по своей воле он, конечно, в вампиры не пошел бы.

Что же касается чисто человеческой слабости («сейчас же после обеда»), то вот пример из реальной жизни:

«Немирович потребовал от директора гостиницы «Интурист» в Ялте, чтобы тот ему выслал в Байдары четверку лошадей, так как «сына Мишу» может укачать машина…» 9.

Да, размах… Интуристовская квадрига в самый разгар «Великого перелома» – все-таки не двуколка…

А вот интересная выдержка из письма Булгакова, направленного Елене Сергеевне как раз в тот период, когда готовилась последняя машинописная редакция романа (ее печатала под диктовку О.С. Бокшанская):