Анатолий КОСТИШИН - Зона вечной мерзлоты

• Название: Зона вечной мерзлоты
• Автор: Анатолий КОСТИШИН
• Жанр: Современная проза

---

– Тимофеевич, на неделю этого гаденыы-шшша, – он указал пальцем на Комара, – в изолятор и дружка его заодно прихвати, пусть подумают над своим вызывающим поведением.

В коридоре собралось уже большое количество зрителей, среди них я увидел ехидную довольную ухмылку Щуки. Парни шепотом расспрашивали друг друга о случившемся. Все с интересом лицезрели картину: «Папа в бешенстве». Маркиза, что-то пискнула, но ее никто не слушал.

– Я обязательно пожалуюсь в Организацию Объединенных Наций, – не унимался Комар. – Я напишу Горбачеву. Ты вылетишь из Клюшки в три счета! – грозился он Колобку.

Я посмотрел на Папу и увидел в его глазах испуг, я вспомнил слова Комара: «Я бомба замедленного действия!»

– Однако, новенькие, дают, – воскликнул кто-то восторженно.

– Затухни Зажигалка, – мрачно выдавил сквозь зубы Щука. – Не три губы, если хочешь, чтобы были целы зубы. – Бедный пацан по имени Зажигалка мгновенно заткнулся.

– Тимофеевич, уведите их быстрее, – взмолилась Марго, боясь, чтобы Комар чего-то еще такого не отчебучил.

Гиббон клешнями вцепился в наши руки и повел по коридору, нас молчаливо провожала толпа сочувствующих лиц.

Изолятором оказался бывший туалет в подвале. Я сразу оценил одноместный «люкс». В особый восторг меня привел горько-прокислый фекальный воздух. «Глюк неповторимый», – горько пошутил я про себя. От перспективы провести в этом одноместном номере бесплатно неделю, я вначале очумел, но потом смирился, со мной же будет Комар. Жить негде, вот и живешь, где попало, а в народе почему-то называют бомжем.

– Ну, как санаторий? – лицо Гиббона растянулось в треугольной улыбке, получилась как у постмодернистов: кубики, ромбики на фоне громадного квадрата. – Стучать в дверь бесполезно, все равно никто не услышит, – просветил Гиббон. – Вам здесь понравится, – закрывая нас на амбарный замок, съехидничал Гиббон.

– Нам уже нравится, мы просто в диком восторге, – в унисон крикнул Комар и стукнул дверь ногой.

В углу «люкса» валялся скомканный, свалявшийся матрац и такая же страшная ватная подушка без наволочки. Через пятнадцать минут нас уже слегка поташнивало, а у меня еще в придачу заломило в висках.

– Через тройку дней мы станем с тобой кончеными наркоманами, – горько заключил я.

На двери, оббитой проржавленным листом железа, кто-то коряво нацарапал гвоздем: «Когда я умер, не было никого, кто бы это опроверг».

– Однако, юмористы здесь были и до нас, – Валерка подошел к двери и со всей силы пнул ее ногой, однако не только облегчил этим злость, но почувствовал себя еще хуже: заболел, добавок ко всему, и большой палец ноги. – Сволочи, – крикнул Валерка, прекрасно понимая, что его никто не слышит.

Комар вернулся к матрацу, прилег и сразу приподнялся, матрац вонял мочой. Мы молчали. Тело стал пробивать холод, с каждой минутой все сильнее и сильнее донимал голод. Живот бурчал, издавая глухие музыкальные звуки, казалось, будто все кишки перепутались. «Уснуть бы как-нибудь», – безнадежно подумал я. Комар все-таки прилег на матрац, устало, закрыв глаза. Мне показалось, что в дверь, кто-то скребется. Мы напряглись и прислушались…

– Пацаны, как вы там, – поинтересовался незнакомый голос.

– Живы, только жутко холодно и жрать хочется.

– Большой Лелик с Марго постараются вас завтра отсюда вытащить, – заверил голос. – Курнуть хотите?

– Еще бы! – радостно воскликнул Комар.

– Погодьте минуту, – крикнул голос. – Я в щель засунул между полом и дверью.

Валерка вытянул из щели сплющенную сигарету, спичку и кусочек коробка.

– Спасибо, – благодарно крикнул он. – Тебя как звать?

– Зажигалка, я в группе у Большого Лелика.

Тут послышался какой-то шум за дверью, возня, потом звук падающего тела, и до боли знакомый голос Гиббона:

– Поймаю еще раз, ноги повыдергиваю!

Нам искренне стало жалко парня, который проявил к нам участие и сочувствие и пострадал из-за нас от Гиббона. Нас снова поглотила тишина.

– Кажется, мы стали популярными, – стараясь придать голосу веселость, произнес я.

– Определенно, – согласился Комар.

Мы закурили, переданную нам сигаретку, вдыхая полной грудью дым.

– Комар ты неисправимый, – негодующе воскликнул я. – Нравиться тебе устраивать себе и другим трудную жизнь, – продолжал я, на чем свет стоит чихвостить Валерку.

– Разве – это трудная жизнь?! – сыронизировал Комар.

– По-твоему нет?

– Для разнообразия надо все попробовать, – саркастически произнес Валерка. – Спать охота, – Комар смачно зевнул. – Давай спать, утро вечера мудренее.

Валерка вырубился буквально сразу. Он лежал возле меня и дрых, иногда похрапывая. Я же долго не мог уснуть, снова полезли тягостные мысли, проплыли перед глазами лица, и выползи предательские слезы. Я их не вытирал, они текли и текли.

Из мира тепличного, «домашнего рая», как его всегда называли усыновители, судьба забросила меня в мир, где «хер», «дрочила», «мудак», и «говно» звучали так естественно и просто, что было бы крайне удивительно не слышать этих чарующих уши слов. Утверждать, что меня это слишком шокировало, было бы смешно и нелепо, однако определенный душевный и моральный дискомфорт я все же испытал.

Среди ночи я почувствовал, что тело мое горит и его трясет, как в лихорадке. Я растолкал Комара.

– Валерка, – прохрипел я. – Мне, что-то совсем худо.

Комар живо вскочил, пощупал ладонью мой лоб и порывисто воскликнул:

– Тебя как будто засунули в духовку.

– Возможно, только мне от этого не легче, – заскулил я. – Комар мне совсем плохо.

– Прижимайся теснее ко мне, так будет теплее, – Валерка рукой прижал меня к себе, я не протестовал.

Через какое-то время Комар заботливо спросил:

– Ну, как ты?

– На букву Х, – честно признался я.

– Одевай, – Комар снял с себя свитер.

– Нет, – слабо запротестовал я.

– Одевай, – приказал Валерка, натягивая на меня свой свитер, но это уже не помогало.

У меня начался бред, я склонял усыновителей, ругался с Буйком, что-то доказывал Кузнечику, грозился Гуффи.

Утром Комар принялся стучать в дверь. Мне казалось, что он поотбивает себе ступни ног, и все же он добился своего, его стук услышали, и через какое-то еще время дверь изолятора открыл Гиббон и ворчливо набросился на Валерку. Комар стал доказывать этому питекантропу, что меня надо срочно отвезти в больницу.

– Не умрет, – и Гиббонище ушел, закрыв за собой дверь.

Комар набросился на дверь, колотил ее беспощадно, но все напрасно: никто не приходил, никто не открывал. Валерка от бессилия расплакался.

Дверь открылась на следующий день под вечер – вбежала Марго, Большой Лелик и Спирохета. У меня все уже было как в тумане, никакой реакции на свет.

– Вызовите врача, – отчаянно кричал Комар, его самого уже тряс колотун.

Спирохета бросилась ко мне, ощупав меня, я услышал ее отчаянный вопль.

– В скорую срочно! И второго также в больницу, у него температура зашкаливает за 39.

Все вокруг загоношились, забегали. Комар склонился надо мной, когда мы уже были в скорой.

– Ты только живи, слышишь!

Я разлепил губы и тихо выдавил из себя:

– Я в порядке!

Так мы на полтора месяца с Комаром загремели в больницу. Пришел октябрь, холод и сырость затопили окрестности. Валерку хотели раньше выписать, но он уломал врача продержать его до моей выписки. Папа лично за нами приехал, всю дорогу он хмуро молчал, не проронив к нам ни слова.

Клюшка встретила нас, как героев и радостным криком: «Комара с Сильвером привезли». Через минуту нас обступила толпа обитателей, из которых я хорошо знал только одного Зажигалку. Он был длинный, тощий и нескладный, с большими руками и ступнями, лицо его было усыпано веснушками. Зажигалка несколько раз втихую приезжал к нам с больницу и сообщал все клюшкинские новости. От него мы узнали, что Железная Марго добилась закрытия изолятора. Клюшка по этому поводу гудела неделю, и еще я узнал, что мне дали кличку- Сильвер. Это лучше чем Хромоножка.

Папа раскидал нас в разные группы. Я попал к Большому Лелику, Валерка к Гиббону, но жили мы в одной комнате. Это уже сделала Железная Марго.

Суета и суматоха клюшкинского дня завертела, закружила нас, словно водоворот: одно, другое, третье. Целый день нас с Валеркой не трогали, меня же не покидало ощущение смутной угрозы. Комар успокаивал: «Расслабься, все нормально!», но я держал ушки на макушке. Мне было неспокойно. Глубоко после отбоя в спальню зашли три жлоба, один из которых скомандовал:

– Пошли знакомиться!

Я все понял без лишних слов, Комар спокойно встал, напялив на себя треники. Нас под конвоем повели в туалет, баба Такса дрыхла у себя в каптерке, оттуда раздавался ее могучий храп, дежурного воспитателя в помине не было видно, наверное, дрых у себя дома на кровати в обнимку с женой.

Щука вальяжно восседал на подоконнике, в новых синих шелковых с красными лампасами спортивных брюках и футболке «Рибок», рядом сидел Никита и курил в раскрытое окно. Шестерки расположились у кафельной стены. Как только нас завели, в туалете повисла тишина, на нас смотрели, как на смертников.