Роберт Джирарди - Неправильный Дойл

• Название: Неправильный Дойл
• Автор: Роберт Джирарди
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008

Вниманию читателя предлагается роман американского писателя итальянского происхождения Роберта Джирарди, автора книг «Призрак Мадлен» (1995) и «Дочь пирата» (1997). Центральный герой повествования – далекий потомок ирландского пирата Финстера Дойла рядовой американец Тим Дойл, в необычных перипетиях судьбы которого то и дело напоминает о себе его авантюрно-романтическое происхождение. Тим, бродяга, бабник и выпивоха, застуканный женой в момент супружеской измены, оставляет ее и сына в Испании и уезжает с любовницей в Париж, откуда спустя четыре месяца, застукав любовницу с ее любовником-арабом, уезжает домой в Америку. По возвращении в Новый Свет он обретает неожиданное наследство в виде Пиратского острова с якобы зарытыми там несметными сокровищами и полуразрушенной площадкой для мини-гольфа. Попытка обустроиться на новом месте встречает отчаянное сопротивление неведомых Тиму недоброжелателей: вслед за угрозами, поджогом и перестрелкой ему подкидывают труп опоссума, в убийстве которого он затем оказывается обвинен чиновниками из Службы рыбного и охотничьего хозяйства. Стремление раскрыть тайну наследства вовлекает героя в череду трагикомических ситуаций и знакомит с вереницей экстравагантных персонажей, среди которых – классически образованный деревенский механик Тоби, ирландский гангстер-гомосексуалист О'Мара и гламурная трэш-дива Мегги Пич… Гротескные характеры и экстравагантные обстоятельства книги представляют читателю своеобразный иронический каталог стереотипов американской культуры, раскрывая их глубинные исторические истоки.

---

– Дойл. Это ирландское имя, si? – спросила она, склонившись над ним. Ее густые испанские черные волосы легко коснулись его лица. Он был пьян и одновременно страдал от похмелья, обессиленный, запутавшийся в ее простынях.

– На самом деле я из Виргинии.

– Да, но ты ирландец, – настаивала она.

– Хорошо, ирландец, – сказал Дойл. – Был когда-то.

– Тогда ты, должно быть, католик.

– Я мог бы быть и оранжистом, – сказал Дойл. – Это ирландские протестанты.

Она нахмурилась.

– Я не понимаю.

– Я родился католиком, – сказал Дойл, – если ты это имеешь в виду. Я действительно когда-то даже служил мальчиком у алтаря.

Она улыбнулась.

– Bueno. Мы идем на службу.

– Мы сходим в следующее воскресенье, – сказал Дойл, потянувшись к ее груди.

– Мы пойдем immediatamente, – сказала она, резко отталкивая его руки.

– Прости, – сказал Дойл. – Никакой службы в этот греховный день.

Она задумчиво кивнула.

– Если я позволю тебе снова трахнуться со мной, мы пойдем на службу?

Они успели на дневную мессу в собор Святого Патрика. Дойл запомнил сладкий запах ладана и солнечный свет, льющийся через витражи окон. Потом они шли пешком через весь центр в знакомый ей тихий ресторан. Целых шестьдесят кварталов он обнимал ее за талию, а голуби счастливо плескались в лужах на неровных мостовых Сохо. Прозрачные синие тени зданий, блеск реки, мосты, образующие своды прямо в облаках. И казалось, во всех церквях без конца звонят колокола.

11

Когда Дойл вошел и сел в кресло посетителя, констебль Смут сделал вид, что внимательно изучает толстую бежевую папку с файлами. Просторная контора, роскошная, совсем новая. Одна стена была целиком из стеклоблоков. Государственный звездно-полосатый флаг и голубое знамя штата Виргиния безвольно висели на шестах в противоположных углах. На другой стене – несколько фотографий в рамках. На них – Смут, значительно моложе теперешнего, в военной форме во вьетнамском Дананге. Под фотографиями – почетное удостоверение об увольнении из морской пехоты и выписка из приказа о вручении медали «Пурпурное сердце».[27]

– Куда вас ранило? – спросил Дойл.

Смут закрыл папку и поднял глаза. Это был крупный, но не полный мужчина, лет пятидесяти пяти, с коротко подстриженными седыми волосами и жесткими серыми глазами. Его маленькие уши были плотно прижаты к голове, как у зверька. На нем была новенькая форма цвета хаки, совсем без нашивок, и пара ярких «найковских» кроссовок. На вопрос он не ответил.

– Дойл. – Имя прозвучало резко, как обвинение. – Ты последний сукин сын, которого я хотел бы здесь видеть.

Дойла удивил внезапный враждебный тон, возникший спустя столько лет как призрак из могилы, но потом он понял, в чем дело. В памяти всплыли ночи с пятницы на субботу, проведенные в камере за какие-то незначительные нарушения. Как и в любом маленьком городке, местные правоохранительные органы не блистали юмором и умственными способностями. Дойл среагировал на этот тон по-своему, как делал раньше: начал разговаривать с ядовитой иронией:

– Добро пожаловать домой, мистер Дойл. Вы это пытаетесь сказать, констебль?

– Слушай, – сказал Смут, закрывая папку, – похоже, что ты тогда неплохо проводил время. Пьянство в несовершеннолетнем возрасте, нарушение порядка, пара обвинений в воровстве, несколько больших драк, вандализм.

– Здесь нет даже половины того, что я натворил, – произнес Дойл с едва заметной усмешкой, – но правонарушения несовершеннолетних не считаются, не так ли? Они же тают в воздухе, когда вам исполняется восемнадцать. Я не буду спрашивать, откуда к вам в руки попало мое дело, но уверен, что это заинтересует окружного прокурора.

Смут откинулся на спинку стула и сцепил руки на своем бычьем затылке.

– Я слышал, что тебя занесло в город пару недель назад, – сказал он, – поэтому принял меры предосторожности и послал запрос на тебя в архив Виккомака. Извини, что разочарую, но новый закон штата позволяет нам изучать архивные характеристики любого человека, если его действия, как мы подозреваем, могут причинить вред обществу.

– Причинить вред?

– Ты правильно понял, приятель, – неприятно улыбнулся Смут.

– Это забавно, – сказал Дойл и засмеялся. – Ну что ж, полагаю, что у вас также есть большая толстая папка на моего старинного партнера по так называемым преступлениям. Я говорю о Таракане Помптоне. Когда-то он вроде был крупнейшим наркодилером на Восточном побережье.

Смут положил руки на стол и наклонился вперед. На его лице застыло угрожающее выражение.

– Вы слишком долго отсутствовали, мистер Дойл, – сказал он. – Теперь мистер Помптон – уважаемый член Совета уполномоченных представителей.

– Да ладно вам, – зевнул Дойл.

Вассатиг являлся последним округом в Виргинии, управляемым комитетом из назначаемых именитых жителей, которых называли уполномоченными представителями, как и в те дни, когда все чиновники были обязаны своим положением королевским губернаторам. Членами Совета становились только владельцы необходимого минимума земельных акров. Совет до сих пор определял размеры местного налога и цены на недвижимость, следил за предоставлением коммунальных услуг и назначал констебля, которому, как и его английскому двойнику, нельзя было носить оружие опаснее дубинки.

– И это уже не Таракан, – добавил констебль Смут ровным голосом. – Теперь его зовут Джеймс.

– Точно, – сказал Дойл. – Джесси Джеймс.[28]

– Я предупреждаю вас, – сказал констебль Смут, – мистер Помптон не желает, чтобы его упоминали в подобных разговорах.

– Ну что ж, вот мы немного и поболтали по-дружески, – сказал Дойл. – Почему бы нам не поговорить теперь о том, ради чего я пришел?

И он рассказал констеблю о тушке опоссума в пиратской голове. Этот нелепый отчет был идеей Мегги, ярой сторонницы буквы закона.

– Я бы не стал приходить сюда с этим. Мне все равно, – заключил Дойл. – Одним опоссумом больше, одним меньше – какая разница? Эти чертовы крысы-переростки в такой же опасности, как мухи в дерьме.

Смут взял шариковую ручку и принялся раздражающе щелкать ею.

– Вы совершенно уверены, что мы говорим о тушке виргинского опоссума-альбиноса с Делмарвы?

– К сожалению, – ответил Дойл. – Если хотите проверить – пожалуйста. Мегги завернула его и положила в ресторане в старый морозильник для мяса. Хотя иглобрюха она, кажется, выкинула.

– Этот изуродованный опоссум – единственная неприятность, о которой вы хотите сообщить?

– Я вернулся только пару недель назад. Дайте мне время.

– И у вас есть доказательство, что эта предполагаемая тушка опоссума представляла угрозу для вас лично?

Дойл залез в карман и достал оттуда запаянный молнией пакетик с заляпанным кровью куском пергамента, снятым с опоссума. Он открыл пакет, развернул бумагу, и по комнате тут же распространилась вонь гниющей рыбы.

– Святой Исусе, – сказал Смут.

Дойл засунул бумагу обратно, закрыл пакет и швырнул его на стол.

– Понятно, что я имею в виду?

– Хорошо, – сказал Смут. – Я отвезу это в Виккомак, в окружную криминалистическую лабораторию, мы поищем отпечатки пальцев и проверим еще кое-что. Но должен предупредить – вы сделали официальное заявление, поэтому мне придется позвать ребят из Службы рыбного и охотничьего хозяйства. Это их дело, и они очень сердятся, когда кто-то покушается на их опоссумов. Скорее всего они захотят проверить останки, поэтому передайте Мегги, пусть она сохранит задницу опоссума свежей и замороженной. Не знаю, что я могу еще сделать, разве что вы не все мне сообщили.

Дойл подумал пару секунд. Потом рассказал констеблю Смуту о Слау и анонимном предложении.

– Полагаю, я мог бы этим заняться, – без энтузиазма сообщил Смут, откинувшись в кресле. Дойл услышал, как хрустнули его суставы. – Хотите совет?

– Нет, – сказал Дойл.

– Будьте осторожны, сообщайте мне обо всех необычных происшествиях или… – он сделал паузу, – …принимайте предложение, продавайте участок и выматывайтесь из города к чертям собачьим.

Дойл встал, одарил констебля своей самой обаятельной улыбкой, которую он припасал для особенно трудных посетителей «Короля Альфонсо» – богатых, капризных матрон; местных политиков, требующих бесплатную бутылку вина; высоких чинов Гражданской гвардии с их вкрадчивыми, но властными манерами. Потом он вежливо и учтиво отступил назад, с протянутой рукой. Удивленный констебль взял руку Дойла и пожал ее.

– Не выйдет, Смут, – произнес Дойл, все еще улыбаясь. – Я вернулся, чтобы остаться. – В ту же секунду его улыбка исчезла, он бросил руку констебля, словно кусок гнилого мяса, и молча вышел из конторы.

12

После неприятного общения с законом Дойл немного проехался, чтобы проветрить голову, и поразился изменениям, происшедшим в Вассатиге за время его отсутствия. Ему стало ясно, что изменился не только Виккомак. Вся эта чертова страна становилась похожей на Диснейленд.