Рой Якобсен - Стужа

• Название: Стужа
• Автор: Рой Якобсен
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-389-00097-1

Мастер норвежской прозы Рой Якобсен, перепробовав множество профессий, дебютировал в 1982 году сборником рассказов. С тех пор, жонглируя темами и меняя жанры от книги к книге, он получил больше десятка литературных премий, включая элитарную награду, присуждаемую национальным жюри критиков.

Сделав героем романа «Стужа» Торгеста Торхалласона из древних саг, Якобсен сам создал своего рода сагу. Торгест родился не таким, как все. Он почти не растет, зато одарен необыкновенным воображением, может предсказывать будущее и с изумительным искусством резать по дереву. В тринадцать лет коротышка Торгест сумел отомстить за убийство отца, но теперь смертельная опасность нависла над ним самим. Вот и приходится мальчику бежать из родной Исландии в Норвегию, а затем и в Англию. Разочарования и предательство, любовь и разлуки не помешают ему, сыну простого земледельца, стать ученым, скальдом и советником самого ярла Эйрика.

---

Но на пути через Берницию от Малькольма доставили новое послание, с вопросом, нельзя ли перенести встречу на север от Твида, например в Карем, где годом раньше состоялось большое сражение, сиречь на территорию, подвластную самому Малькольму.

— Нет, — сказал ярл. — Мы встретимся в Бамборо.

Он устремил взгляд на посланцев, спросил их имена и нет ли средь них кого из знатного рода.

Вперед выехал молодой мужчина с иссиня-черными знаками на левой щеке, сказал, как его зовут, какого он рода, и отвесил глубокий поклон. Эйрик тоже поклонился, а засим предложил обозреть его войско, пересчитать и запомнить число. После этого он подозвал к себе Дага сына Вестейна, который подал ему меч, тот самый, каковой ярл в свое время даровал Эдрику Стреоне и каковым позднее убил его. Этот меч Эйрик вручил молодому хёвдингу, а тот вынул клинок из ножен и с недоверием воззрился на сверкающую сталь.

— Скажи королю Малькольму, что это мой ему дар, — произнес ярл, — и он останется у него как знак дружества независимо от того, сумеем ли мы прийти к согласию или нет. Возвращайся немедля к твоему суверену и передай, что через два дня мы встретимся в Бамборо, а мой сын… — Эйрик обернулся к Хакону, — поедет с вами и будет заложником у короля Малькольма, от переправы через Твид на юг до возвращения через Твид на север.

Гест, сидя обок Тейтра прямо за ярловой спиной, увидел по лицу Хакона, что отцово решение было для него как гром среди ясного неба, и тотчас подумал: уж не этого ли опасалась Гюда? не этому ли он должен был помешать? Но и оглянуться не успел, а Хакон уже подскакал к шотландцу, поклонился, и они тронулись на север.

К назначенному сроку король Малькольм в Бамборо не явился. Прибыл тот же посланец (без Хакона) с известием, что шотландский король задержится на два-три дня, обстоятельства крайне неблагоприятны, реки вышли из берегов.

— Пусть собирает столько воинов, сколько хочет, так ему и скажи, — отвечал ярл. — Столько, сколько надобно, чтобы чувствовать себя в безопасности. Тогда и Хакон тоже будет в безопасности.

Пять дней спустя шотландские силы окружили деревушку. Ведь Эйрик расположился не в замке, который стоял на скалах в море и который было удобно оборонять, но посреди скопления жалких домишек, в панике оставленных населением. Сам Малькольм въехал в деревню под охраной двух десятков воинов, кроме того, его сопровождали трое советников, женщина ослепительной красоты, монах и маленький мальчик, сидевший на лошади вместе с ним. Рядом скакал Хакон, живой-здоровый.

Король — мужчина в Эйриковых годах, с короткой, ершистой бородой, с волосами до плеч, одетый в темную кожу, — спешился, приветствовал ярла, приложив руку к сердцу, потом указал на монаха и женщину: это, мол, его дочь Беток и муж ее Кринан, аббат в Данкельде. А мальчуган — их сын, Дункан.

— У меня-то нет сыновей, — пояснил он. — Дункан — мой наследник, и разговор у нас пойдет о границах его Шотландии.

Эйрик поклонился. Малькольм обернулся к своей свите, произнес несколько слов, которых Гест не разобрал, после чего женщина с мальчиком и охрана удалились, остались только аббат, советники и Хакон.

Ярл пригласил их в дом, на стол подали напитки. На первых порах разговор шел о сражении при Кареме, где много Эйриковых воинов сложили голову. Так они более-менее нашли общий язык, и Малькольм сказал, что граница должна бы теперь проходить по Твиду. Эйрик оставил это без внимания, он в довольно туманных выражениях рассуждал о двух гордых народах, которым необходимо прийти к согласию, о Шотландии, которую донимали беспорядки на побережье, особенно на севере, где постоянно бесчинствовали оркнейские ярлы, а потому она заинтересована в прочном мире на юге, и в заключение сказал, что они непременно договорятся.

— Только ты сперва отведи свои войска.

Лишь немного погодя Малькольм уразумел, что это означает, хотя ярл повторил свою фразу несколько раз, с терпением, способным сокрушить камень. Минула полночь. Ярл наклонился над столом и указал на Дага, который все это время дремал возле двери:

— Это Даг сын Вестейна, моя правая рука, воевода и мой брат. Через два дня он вместе с войском отправится на север, к Твиду, ибо отныне станет властвовать Берницией. Он будет наблюдать за этой границей.

Малькольм кивнул и заявил, что нынешней же ночью отведет свои полки, что на южном берегу Твида есть деревушка под названием Норем, с мостом, там он через три дня встретится с Дагом.

Он бросил взгляд на зятя, аббата Кринана, тот легонько кивнул.

Эйрик встал. Они обменялись рукопожатием. Малькольм пошел было к выходу, но ярл остановил его и спросил, заберет ли он Хакона снова на север, до речной переправы.

Малькольм опять взглянул на аббата, который на сей раз покачал головой:

— Munera capiunt hominesque deosque.

Эту фразу Гест перевел, только когда шотландцы покинули деревушку:

— Дары смущают и людей и богов.

Ярл задумчиво посмотрел на него и спросил, что бы это значило:

— Имеет ли он в виду землю, которую я ему даровал, или меч? Или то, что сам дал мне, — мир и моего сына?

— Не знаю, — отвечал Гест.

Оставив Дагу большую часть войска, Эйрик в сопровождении восьми десятков человек — Хакон, Гест и Тейтр были среди них — поскакал обратно, на юг. Гесту казалось, он был свидетелем чуда. Но погода вконец испортилась, и в снежной круговерти он вдруг услышал крик и увидел, как Хакон машет рукой, — отец упал с коня. Ярл лежал в бурой болотной жиже, мелкие снежинки быстро засыпали волосы и бороду.

— Поднимите меня, — прошептал он. — Поднимите.

Его подняли, закутали в шерстяные одеяла, посадили на коня. Однако своими силами держаться в седле Эйрик не мог, пришлось его привязать, и он, точно тряпичная кукла, раскачивался из стороны в сторону, пока на рассвете они не прибыли в Дарем, где Хакон занял епископскую усадьбу и уложил отца в постель. Говорить ярл не мог, пищу не принимал, дрожал в ознобе и хрипел, точно умирающий.

Хакон попросил епископа найти лекаря, но в остальном держать язык за зубами, пока Даг не обеспечит на севере замирение, — молчать, если даже ярл умрет. Все следующие дни он сидел на табурете подле отца, Тейтр командовал караулом, а Гест с епископом сновали туда-сюда с горячей водой, питьем, дровами, исполняли поручения… И впервые разговор отца и сына шел о том, что прежде было под запретом, — о Норвегии. Хакон так и не отказался от мысли, что пресловутое обещание, которое он дал конунгу Олаву, ничего не стоит, ибо дано под принуждением.

Ярл же твердил, что никогда бы не стал давать Олаву обещаний, даже под нажимом.

— Я бы такого не сделал.

В этом было различие меж ним, Хаконом и шурином, королем Кнутом, меж тремя мужами, которые держали в своих руках судьбу Норвегии: ярл намеревался держать свое слово, несмотря ни на что, Хакон был готов нарушить обещание, данное в смятении, по опрометчивости или от слабости, а Кнут делал лишь то, что необходимо, и потому именно он, а не хладирские мужи освободит Норвегию, вот так устроен мир.

Гесту не удавалось прочесть по лицу Хакона его мысли, ведь Хакон уже не был юнцом, он походил на отца в расцвете славы, в те времена, когда Гест в лучах вешнего солнца стоял перед ними в Хладире и слышал, как срубили голову Рунольву, — и внезапно его осенило, почему он так и не распростился с этим княжеским домом: наверное, все дело в мести, она исподволь зрела в нем, хотя сам он этого не сознавал, месть была хитра и коренилась так глубоко, что ускользала от мысли, недаром ярл много раз на это намекал.

Потом он снова отметил, что у Эйрика недостает одного зуба, впрочем, с тем же успехом он мог бы лишиться и двух, и, успокоившись, опять сделался угодливым исполнителем разумных наказов Гюды. Но гонцов за нею не послали. Лишь в связи с этим ярл выказал неуверенность, как в тишине после Рингмарского сражения, он будто хотел защитить себя, и сын это понимал.

— Ты боишься умереть, — сказал он.

— Нет! — выпалил отец, пытаясь сесть. Но не смог. Взглядом он приказал епископу выйти вон, потом посмотрел на сына. — Да, боюсь. Теперь боюсь.

Он перевел взгляд на Геста и вскричал:

— А вот он боится всегда, хоть опасаться ему нечего!

Повисло долгое молчание. Потом Эйрик тихо проговорил, словно давая последнее напутствие:

— Если Кнут выразит недовольство замирением с Малькольмом, не защищай этот шаг, скажи, что так решил я, именно я, а не ты и не Даг. Обещаешь?

Хакон обещал. Гест с привычной для малорослого человека обидой отметил, что его опять как бы и не видят, и подумал: вот лежит мужчина, если он умрет, то оставит вдовой не кого-нибудь, а Гюду, мужчина, так и не узревший истинного Бога, но помышлявший о границе меж двумя странами, которая уменьшила его владения, мало того — изо всех сил старавшийся унести месть с собою в смерть, как давным-давно следовало бы поступить и ему.