Рой Якобсен - Стужа

• Название: Стужа
• Автор: Рой Якобсен
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-389-00097-1

Мастер норвежской прозы Рой Якобсен, перепробовав множество профессий, дебютировал в 1982 году сборником рассказов. С тех пор, жонглируя темами и меняя жанры от книги к книге, он получил больше десятка литературных премий, включая элитарную награду, присуждаемую национальным жюри критиков.

Сделав героем романа «Стужа» Торгеста Торхалласона из древних саг, Якобсен сам создал своего рода сагу. Торгест родился не таким, как все. Он почти не растет, зато одарен необыкновенным воображением, может предсказывать будущее и с изумительным искусством резать по дереву. В тринадцать лет коротышка Торгест сумел отомстить за убийство отца, но теперь смертельная опасность нависла над ним самим. Вот и приходится мальчику бежать из родной Исландии в Норвегию, а затем и в Англию. Разочарования и предательство, любовь и разлуки не помешают ему, сыну простого земледельца, стать ученым, скальдом и советником самого ярла Эйрика.

---

Очутившись здесь, в конечном пункте северного похода, Гест первым делом отправился в роскошную церковь Святой Троицы, пал на колени перед изображением Христа над алтарем и поблагодарил, что еще жив, а вовсе не мертв.

Погруженный в молитву, он вдруг обнаружил рядом Дага сына Вестейна и двух его ближних людей, молящихся о том же, а подле них — Хельги и Тейтра, которого встретил еще на пути из Тадкастера.

Тейтр произносил слова, каких никто от него прежде не слыхивал, громко, нараспев:

— Я знаю, Ты видишь меня, Господи, хотя я, глупый раб Твой, не вижу Тебя, я и ничего другого видеть не способен, потому что слеп, как все, и не вижу, пока Ты не велишь видеть…

Только Хаварда здесь не было.

Днем раньше он упал с лошади и повредил ногу, а лекарь, который пользовал его, обнаружил у него в животе старую рану от стрелы, получил он ее еще при переправе через Хумбер и с тех пор скрывал. Лекарь уложил ногу в лубки, выдавил из раны наконечник стрелы, прижег больное место и вместе с остальными ранеными отправил Хаварда в лазарет, устроенный в подвалах йорвикской крепости. Там он теперь и лежал в горячке под присмотром удрученных Двойчат и Митотина. Гест помолился и за него тоже, за здравие своего побратима, тот, конечно, человек не очень-то верующий, но, как и все, тварь Божия.

— Где ты научился этой молитве? — спросил он Тейтра, когда они вышли из церкви.

— Бог невидим, — нехотя сказал Тейтр.

— Верно, но откуда ты это знаешь?

Тейтр передернул плечами, вероятно имея в виду, что это само собой разумеется, Он ведь и правда невидим, видимы лишь дела Его, земля и деревья, море, снег и птичье пение, хотя пение только слышимо, ну да это все равно, так же обстоит и с Господом.

Гест кивнул.

— Но где ты этому научился?

Тейтр мотнул головой.

— У священника? — не отставал Гест.

Тейтр опять мотнул головой. Гест продолжал вопросительно смотреть на него, и в конце концов здоровяк ткнул себя пальцем в грудь.

— Сам додумался?

На это Тейтр сказал «да» и добавил, что недолюбливает священников, не отвечают они на те вопросы, какие он задает. Вдобавок вечно умудряются заморочить его, сбить с толку, так бывало каждый раз, когда он разговаривал со священниками, и теперь он беседовал с Богом сам, напрямую.

Гест кивнул и спросил, помнит ли он историю про двух рыбаков, язычника и христианина, и Тейтр тоже кивнул, с улыбкой, но сразу же замкнулся и объявил, что Гесту незачем затевать разговоры об Исландии, ему, Тейтру, в Англии хорошо и он не желает никаких других помыслов.

Тейтр и Хельги вместе с двадцатью другими воинами помещались у статной, средних лет вдовы по имени Гвендолин, большая ее усадьба лежала у самого слияния рек, а сама вдова отчасти была датского происхождения; туда-то Тейтр и позвал Геста — выпить и попировать. Но Гест, увы, собой не располагал, он теперь человек ярла, связанный по рукам и ногам, точно трэль на незримой цепи, а в этот день история Англии перейдет в новое русло.

Большой зал в крепости был разубран точно к свадьбе, в одном конце длинного, дымного помещения толпилось около сотни человек — йорвикский витан, Эйрикова дружина и Кнутов походный двор. За спиной у конунга и ярла — они негромко разговаривали о чем-то у высокого стрельчатого окна, куда вливался мягкий вечерний свет, — стоял архиепископ Йорвикский Вульфстан II, в длинном одеянии кремового шелка и в палии[102] с шестью крестами, которым он красиво обвил свои сплетенные руки; архиепископ задумчиво покусывал прядку густой седой бороды, был он уже стар, однако широкоплеч, осанист, высок ростом, только вот левый глаз как бы слегка нависал на щеку, будто, не в пример правому, с трудом удерживался в глазнице.

Вскоре после того, как Гест с Дагом вошли в зал и Гест, по едва заметному знаку ярла, стал перед дружиною, отворилась дверь в другом конце помещения, и стражники ввели еще одного человека, безоружного, темноволосого, на вид одного возраста с ярлом, одетого просто, в грязный плащ темно-красного цвета. Это был прежний владыка северных земель, олдермен Нортумбрии Ухтред, женатый на дочери короля Адальрада, муж могущественный и достославный, теперь, правда, измученный и хмурый, хотя смотрел он твердо и голову держал высоко.

В тишине, которая настала с его появлением, Ухтред быстро огляделся по сторонам, увидел обернувшихся к нему конунга и ярла, сообразил, наверно по возрасту, кто из них конунг, и почтительно поклонился сперва ему, а затем — чуть небрежнее — ярлу, после чего на чистейшем норвежском произнес, что почитает за честь сложить оружие перед столь великими мужами и делает это, полностью принимая условия, кои благоугодно выставить победителям, они могут изувечить и убить и его самого, и его людей, он лишь просит за народ Нортумбрии, тот достаточно настрадался за последние двадцать лет, пожалуй самые скверные в истории страны.

— Вдобавок половина этих людей датского происхождения, — сказал он. — Да и вторая половина ждет мира, как дождя в жесточайшую засуху. Нет в Англии другого короля, кроме Кнута Могучего. — И снова поклонился.

Кнут бесстрастно кивнул в ответ на льстивую речь, с холодным интересом всмотрелся в Ухтреда и спросил, не было ли его родичей среди заложников, которых датское войско годом раньше покалечило в Сандвике.

— Там был мой сын Элдред, — ответил Ухтред. — Ему отрубили кисть руки, государь. Но он жив и может пользоваться другою рукой. Он один из лучших моих людей.

Кнут холодно усмехнулся.

— Говорят, — произнес он, — у тебя плохие отношения с королем Малькольмом в Шотландии?

— В Шотландии?

— Да, в Шотландии. Говорят, несколько лет назад, после сражения при Дареме, ты приказал обезглавить всех павших Малькольмовых воинов, насадить их головы на колья и выставить на городской стене, но сперва велел горожанам вымыть эти головы, чтобы народ мог узнать лица, и каждой из женщин дал за работу по корове. Так ли это?

— Да, государь. Ведь среди них было много изменников, а с тех пор Шотландия и Нортумбрия жили в мире.

Кнут явно не слишком доверял такому миру.

— Что ж, теперь все знают и как выглядишь ты, — язвительно бросил он и перевел взгляд на зятя, который все это время молчал, едва ли не безучастно, и даже успел сесть.

— Мы ждали здесь всех троих, — сказал ярл, не вставая, — тебя, Ульвкеля и Эдмунда, Железнобокого, о котором все только и говорят.

— Ульвкель вернулся в Восточную Англию, — отвечал Ухтред. — Мне возвращаться некуда. А над Эдмундом никто власти не имеет. Мне думается, он поскакал на Лондон, чтобы присоединиться к отцу.

— Тогда ответь мне, не кривя душою, — Эйрик встал, шагнул ближе к пленнику, — по-прежнему ли силы Ульвкеля столь велики, что он рассчитывает противостоять нам?

Ухтред опять нерешительно помедлил.

— Как тебя понимать, государь?

— Любопытно нам, готов ли он так же, как ты, сложить оружие.

— Нет. Однако он это сделает, пусть и без охоты, когда война придет к концу.

— Отрадно слышать. Что ж, тогда будем ныне вместе пировать и веселиться, только прежде ты в присутствии собравшихся здесь свидетелей, архиепископа Йорвикского и первых лиц города, принесешь клятву вечной верности конунгу Кнуту. Станешь покорно исполнять его приказания и никогда не попытаешься обмануть ни его, ни меня, ни кого другого из его людей, и поклянешься в этом от своего имени и от имени братьев твоих, сынов твоих и всех твоих людей в присутствии сих свидетелей. Готов ли ты принести оную клятву?

— Да, государь. Только бы в стране настал мир.

Ухтред произнес надлежащую формулу, как положено, во всей ее бесконечной затянутости, и снова поклонился конунгу и ярлу. Эйрик смотрел на него без всякого выражения.

— Ну вот и ладно, — произнес он, а затем добавил, что теперь Ухтред может пойти и выбрать заложников, коих предоставит в их распоряжение, а также подыскать место встречи, чтобы подробно договориться о распределении власти в стране. — Нам необходимы здесь, на севере, надежные люди, особенно ввиду твоих плохих отношений с Шотландией, ведь даже мы не можем вести одновременно две войны.

И снова Ухтред словно бы хотел возразить. Но и конунг, и ярл уже повернулись к нему спиной.

Как только Ухтред вышел за дверь, архиепископ и витан тоже собрались было покинуть зал, но Эйрик остановил их и сделал знак Дагу. По затоптанному деревянному полу воевода прошагал к дальней двери, открыл ее и воротился в сопровождении духовенства — монахов, священников, двух аббатов и даже пяти монахинь, смиренных и более или менее оцепенелых от страха, одна из женщин откровенно плакала; все они поочередно опускались перед конунгом на колени и разражались нескладными, путаными молитвами, латинскими, норвежскими, англосаксонскими, и Гест заметил, как белая тень скользнула по недвижному апостольскому лицу архиепископа.