Борис Малиновский - Путь солдата

• Название: Путь солдата
• Автор: Борис Малиновский
• Издательство: Радянський письменник
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1984

Это повесть бывшего фронтовика-артиллериста, ныне члена-корреспондента Национальной академии наук Украины, работающего в Институте кибернетики имени В.М.Глушкова НАНУ, прошедшего тяжелые фронтовые дороги, познавшего горечь тяжких отступлений в начале великой битвы с фашизмом и радость победы. Война днем и ночью, зимой и летом, жизнь в землянке, в лесу и в болоте, тяжкие бои и походы, страдания и короткие минуты радости фронтовика - все есть в этой простой, но искренней солдатской исповеди.

---

Для меня и разведчиков случай с Боковым стал большой наукой: надо жить своим умом, отвечать не только за себя, но и за окружающих, понимать, что за черными мыслями и словами могут последовать черные дела. Истины простые, а по-настоящему поняли их, когда набили шишки…

Бьем гитлеровцев!

День или два спустя наш дивизион сняли с железной дороги Москва-Ленинград и паромной переправой, в сумрачный дождливый день, перебросили на левый берег Волги[4]. Это не такое уж легкое дело: паром был очень хлипким…

После ночного марша дивизион занял позиции вдоль левого берега Волги. Пехоты здесь не оказалось. Оборона водного рубежа была поручена артиллеристам.

Новый наблюдательный пункт нашей батареи находился метрах в двухстах от реки, там, где берег поднимался террасой. Кругом рос густой кустарник, чуть сзади начинался лес. Тут мы и построили блиндаж, а на песчаной террасе вырыли большой окоп, установили в нем стереотрубу. Впереди, между террасой и водой, ночью оборудовали еще один окоп, куда на ночь забирался разведчик с ручным пулеметом.

За рекой, в полукилометре от берега, отлично просматривалась большая деревня. Сразу за ней шел лес. Я и разведчики часами просиживали за стереотрубой, наблюдая поведение немецких солдат и офицеров. В наших ушах еще звучал упрек: "Эх, вы! А еще комсомольцы!" И нам очень хотелось обнаружить что-нибудь и нанести урон гитлеровцам.

Враги разгуливали свободно, не маскируясь, иногда по деревне проезжали машины. В одном из домов явно расположился штаб: к нему то и дело подходили офицеры. В остальных жили солдаты; жителей не было. Мы сообщили об этом в штаб дивизиона. Несколько дней, то утром, то вечером, командир дивизиона приходил на НП и, не торопясь, выпуская по два-три снаряда, проводил пристрелку батарей. На третий или четвертый день, когда в деревню въехала колонна автомашин и навстречу ей из домов высыпали гитлеровцы, он открыл беглый огонь всем дивизионом. Подошедшие было к машинам солдаты бросились врассыпную. Машины заметались, одна съехала в канаву и опрокинулась. Над двумя другими поднялись высокие столбы огня и дыма. Несколько офицеров и солдат, выбежавших из штаба, попали в эпицентр огня: возникший близко взрыв разметал их в разные стороны. По всей деревне комьями летела земля, мощно грохотали разрывы. Так продолжалось несколько минут. Над деревней встало сизое облако порохового дыма. Мы с восхищением смотрели на нашего командира: вот что такое умело подготовленный артиллерийский налет! Наконец-то и мы как следует поколотили фашистов!

Наш налет стал сигналом к стрельбе батареи "катюш". Она только вчера присоединилась к нам, ее наблюдательный пункт был немного в стороне. Мы услышали прерывистое урчание реактивных установок. Вскоре в деревне и в лесу за ее околицей заплясало пламя.

На следующий день деревня казалась вымершей. Проехала лишь одна машина, нам показалось – санитарная.

Не только от нашего дивизиона попало гитлеровцам! В эти дни куда больше отличилась батарея лейтенанта Сукомела, где служил Парахонский. До конца октября она оставалась на старом месте, в районе железной дороги Москва-Ленинград. С наблюдательного пункта батареи едва-едва просматривалась окраина Калинина. Наблюдая за этим направлением, Парахонский заметил снижающиеся "мессеры", а затем увидел, как что-то мелькнуло между двумя соседними строениями у окраины. Он стал всматриваться через стереотрубу в это место и заметил какие-то холмики, а потом ясно увидел в том же промежутке садящийся "мессершмитт". Аэродром! Сориентировав карту, убедился, что на ней в этом месте стоит значок ипподрома. Значит, гитлеровцы использовали его как летное поле, и можно определить точные координаты места посадки вражеских самолетов! Он сообщил об этом командиру батареи. Однако, когда тот появился на НП, погода испортилась, рассмотреть самолеты стало невозможно. На следующее утро видимость была отличной. На НП к Парахонскому пришел лейтенант Сукомел и еще несколько командиров. Они открыли огонь по аэродрому. С первого залпа загорелся один из самолетов, над ним поднялись клубы черного дыма. Под беглым огнем батареи летный состав не мог подойти к машинам. Один за другим появлялись новые клубы дыма – взрывались и горели самолеты. Обстрел продолжался вечером и ночью и тоже не безрезультатно. По подсчетам Парахонского, батарея уничтожила больше 10 фашистских стервятников.

Все отличившиеся получили награды, в том числе и Парахонский. С его слов (я его увидел спустя несколько дней в штабе полка, куда меня посылали с донесением), командир полка майор Яровой, выслушав рапорт группы командиров, доложивших об обстреле аэродрома, неожиданно спросил:

– А кто обнаружил аэродром и определил его координаты?

Ему сказали.

– Тогда и Парахонского представить к ордену,- приказал командир полка.

Короткий рассказ о разгроме вражеского аэродрома появился в "Красной звезде". Лейтенант Сукомел был награжден орденом Красного Знамени, Парахонский – Красной Звездой.

И все-таки недостаточный боевой опыт нет-нет, да и давал себя знать. Через трое суток после удачного огневого налета на занятую немцами деревню к нам ночью пришел вновь назначенный командир взвода – молодой бравый лейтенант. Зашел в блиндаж, расспросил, что видели за день. Мы сказали, что в крайнем, сохранившемся от пожара доме поселились офицеры. Лейтенант вынул карту, целлулоидный круг, с помощью которого готовят данные для стрельбы, и стал с ним работать на карте. Потом позвал меня, и мы вышли на НП. В окопе сидел связист. Командир взвода скомандовал:

– …Два снаряда, беглый огонь!

Над рекой пронеслись снаряды, долетели звуки выстрелов, но разрывов мы не услышали. Лейтенант подал новую команду. Заканчивая, громко крикнул: "Огонь!" Связист быстро повторил. Не успел я подумать, что командир взвода командует слишком громко – немцы на том берегу Волги могут его услышать, как над нами раздался оглушительный свист, и впереди, совсем рядом, разорвались наши снаряды. Я и лейтенант свалились на землю одновременно.

Готовить данные для стрельбы мы умели. Решили: пока командир взвода не напрактикуется стрелять, придется проверять его. Хоть он у нас вроде и молодец, а вот что натворил – и себя и нас чуть не укокошил!

Вообще-то, эти три дня на нашем участке было очень тихо. Мы даже сумели помыться в "бане", наспех построенной прямо на огневой. Предприимчивый начальник штаба дивизиона соорудил ее из землянки. Пар получался от нагретых камней, вместо таза для воды приспособили кухонное ведро. В "баню" надо было залезать на четвереньках, а мыться на корточках. Зато я навсегда запомнил чувство небывалого, острейшего наслаждения, когда впервые за четыре месяца войны моей кожи коснулась горячая вода с мылом, очищая ее от накопившихся пота и грязи!

Вероятно, все, кто побывал на фронте, помнят, как при каждом удобном случае – а они были не так-то часты – солдаты радовались любой возможности смыть походную грязь, умыться, ну, а уж попасть в баню, пусть походную, наскоро построенную, было истинным блаженством!

"Счастливы, молодой человек!"

В начале ноября дивизион перебросили на другой участок Волги, ниже по ее течению. Река служила нейтральной полосой. Везде лежал глубокий снег. Морозило. Прибрежная часть реки покрылась тонким льдом. Мы выбрали НП между деревьев могучего соснового леса, выходившего на высокий обрывистый берег, немного в стороне от небольшой деревни, вырыли окоп, траншеей соединили его с блиндажом. С другой стороны Волги находилось село, посредине которого возвышалась церковь.

Новый командир батареи лейтенант Варягин в первый же день сделал пристрелку по церкви, считая, что там может находиться наблюдательный пункт немцев. Выполнил он это мастерски: четвертым снарядом попал в колокольню.

С немецкой стороны ответа не последовало. Село словно вымерло.

Варягин понравился мне н разведчикам с первого дня. Был он немногословен, сдержан, смел. По дороге сюда он и я должны были пройти через деревню, тесно прижатую к Волге, отлично просматриваемую с другого, занятого гитлеровцами берега. Шел минометный обстрел, посвистывали редкие пули. Разрывы мин возникали беспорядочно, то приближаясь, то уходя далеко от нас. Шагая посередине улицы, Варягин не кланялся осколкам, даже тем, что шипели совсем рядом. Я шел за ним, думая, что мог бы он идти и побыстрее и не очень выставлять себя напоказ фашистским воякам. Была ли это беззаботность молодости, неопытность и необстрелянность или лихость, желание показать, что двадцатилетний комсомолец Игорь Варягин, только что назначенный командиром батареи, не трус,- судить не берусь. Наверное – все вместе взятое.

Нашему дивизиону была поставлена задача – оборонять участок левого берега Волги – километров двадцать. А, кроме нас, других войск не было! Каждая из трех батарей отвечала за 6-7 километров лесного берега.