Ибн Баттута - Подарок наблюдающим диковинки городов и чудеса путешествий

• Название: Подарок наблюдающим диковинки городов и чудеса путешествий
• Автор: Ибн Баттута
• Жанр: Путешествия и география

Абу Абдаллах Мухаммед ибн Абдаллах ибн Баттута ал-Лавати ат-Танджи по праву считается величайшим путешественником мусульманского средневековья. За почти 30 лет странствий, с 1325 по 1354 г., он посетил практически все страны ислама, побывал в Золотой Орде, Индии и Китае. Описание его путешествий служит одновременно и первоклассным историческим источником, и на редкость живым и непосредственным культурным памятником: эпохи.

---

Справедливость Кебека

Рассказывают о судебных решениях Кебека, как некая женщина пожаловалась ему на одного из эмиров и сказала, что она бедная, имеет много детей и содержит своих детей продажей молока, а этот эмир отнял у нее молоко и выпил его. Кебек сказал ей: «Я разрублю его пополам, если из живота его вытечет молоко, этого будет достаточно. В противном случае я разрублю тебя после него». Женщина сказала: «Я простила его и ничего не требую от него». Кебек же приказал сделать так, как он сказал. Этого эмира рассекли пополам, и из него вытекло молоко.[92]

Вернемся к рассказу о султане Тармаширине. Я остановился на несколько дней в лагере, который там называют Урду. Однажды, по своей привычке, я пошел в мечеть на утреннюю молитву, и, когда закончил молитву, кто-то сказал мне, что султан находится в мечети. Когда он поднялся со своего места, я подошел к нему, чтобы его приветствовать. Шейх Хасан и факих Хусам ад-Дин ал-Йаги доложили султану обо мне и о моем прибытии несколько дней назад. Султан обратился ко мне по-тюркски: «Хушмисан,[93] яхишими-сан кутлу айусан». Хушмисан значит «здоров ли ты?» Яхишимисан — «хорошо ли себя чувствуешь?» Кутлу айусан — «да будет благословенно твое прибытие!»

В это время на нем была надета зеленая иерусалимская кааба,[94] а на голове шашийа из того же материала. Султан вышел затем из мечети, направляясь пешком к месту своих приемов. Люди обступили его, представляя ему свои жалобы. Он останавливался и выслушивал каждого жалобщика, беден он или богат, мужчина или женщина. Потом он послал за мной, и я предстал перед ним. Султан был в шатре, а снаружи, справа и слева, разместились люди. Эмиры среди них восседали на сиденьях, а их свита стояла вокруг. Остальные воины сидели рядами, держа перед собой оружие. Это была дежурная охрана, которая сидит там до вечерней молитвы. Потом приходит другая смена и остается до конца ночи. Там сделаны навесы из хлопчатобумажных тканей, под которыми они укрываются.[95] Войдя к царю в шатер, я увидел его сидящим на троне, подобно минбару устланном златотканым шелком. Внутренность шатра была скрыта раззолоченным шелком, а над головой султана, на высоте одного локтя, висел венец, украшенный драгоценными камнями. Великие эмиры сидели на сиденьях справа и слева от него, а перед ним стояли царские дети с опахалами в руках. У входа в шатер находились наиб (заместитель), хаджиб (камергер) и сахиб ал-алама (хранитель печати). Они называют ее алтамга; ал означает «красный», тамга — знак. Когда я входил, они все четверо встали навстречу мне и вошли вместе со мной. Я приветствовал султана, и он задавал мне вопросы, а сахиб ал-алама переводил. Разговор наш был о Мекке, ал-Медине, Иерусалиме — да возвысит их Аллах! О городе ал-Халила[96] — мир ему! О Дамаске, Египте, ал-Малике ан-Насире,[97] об обоих Ираках и их царе, а также о персидских странах.

В это время муаззин возвестил полуденную молитву. и мы вышли. Обычно мы совершали молитвы вместе с ним. Это были дни сильного, убийственного холода. Но султан не пропускал ни утренних, ни вечерних молитв с общиной.[98] После утренней молитвы до восхода солнца он садился для свершения зикра на тюркском языке. Каждый, кто находился в мечети, подходил к нему и здоровался с ним за руку. То же происходило во время послеполуденной молитвы. Если ему преподносили изюм или финики — а финики у них высоко ценятся и считаются благословенными, — он раздавал их своей рукой каждому, кто был в мечети.

Рассказ о достоинствах султана Тармаширина

А вот еще один пример достоинств этого царя. Однажды я присутствовал на послеполуденной молитве, а султана пока еще не было. Один из его слуг принес молитвенный коврик и разостлал его у михраба, где обычно молился султан, и сказал имаму Хусам ад-Дину ал-йаги: «Наш повелитель просит, чтобы ты его подождал немного с молитвой, пока он не закончит омовения». Имам поднялся и сказал: «Намаз барайи худа ау барайи Тармаширин?», то есть «Молитва для бога или для Тармаширина?». И приказал муаззину приступить к молитве. Когда султан пришел, два раката уже было исполнено; тогда он совершил два оставшихся раката там, где остановился, а это было в том месте, где люди оставляют свою обувь, на пороге мечети. Исполнив то, что пропустил, он встал и подошел к имаму, улыбаясь, чтобы обменяться с ним рукопожатием, а я — рядом с имамом. Затем султан сказал мне: «Когда ты прибудешь в свою страну, расскажи, как беднейший из бедных персов обращается с султаном тюрков».

Этот шейх читал проповеди людям каждую пятницу, призывал султана к добру и внушал ему отвращение к грешным и жестоким деяниям, будучи беспощаден к ним в беседах, а султан внимал его словам и плакал. Шейх не принимал никаких подарков султана, никогда не ел его пищи; не одевался в одежды, подаренные им, и был праведным рабом Аллаха. Часто я видел на нем ватный кааба,[99] потертый и порванный, на голове же у него была войлочная калансува,[100] не стоящая более одного кирата,[101] без чалмы. Однажды я сказал ему:

«Господин мой, что за халат ты носишь, он ведь не хорош!» Он отвечал; «Сын мой, это не мой халат, а моей дочери». Я попросил его взять что-нибудь из моей одежды. Тогда он сказал: «Я поклялся Аллаху пятьдесят лет тому назад, что не приму ни от кого подарка, а если бы я принял подарок от кого-либо, то принял бы от тебя!»

Побыв 54 дня у этого султана, я решил отправиться Дальше. Он подарил мне семьсот динаров деньгами и соболью шубу в сто динаров, которую я раньше попросил у него из-за холода. Когда я напомнил о ней, он взял ее и лично начал помогать мне одеваться, выказывая свою скромность и доброту. Он подарил мне еще двух копей и двух верблюдов. Когда я захотел проститься с ним, то застал его в пути в свой охотничий заповедник. День был очень холодный, и, клянусь Аллахом, я не мог произнести ни слова из-за холода. Он понял это, улыбнулся, подал мне руку, и я уехал.

Через два года после моего прибытия в индийскую землю до нас дошла весть, что его родня и эмиры собрались в дальней провинции, граничащей с Китаем, где находилось большинство его войск, и присягнули сыну его дяди (по отцу) по имени Бузун-угли.[102] Всех царских детей они называют угли.

Бузун-угли был мусульманином, однако маловерующим и дурного поведения. Причиной присяги ему и свержения Тармаширина явилось то, что последний не выполнил заветов их деда — проклятого Чингиза, который разрушил мусульманские страны, о чем было упомянуто ранее. Чингиз составил книгу своих постановлений, называемую у них йасак,[103] а у них положено, что тот, кто не выполняет постановлений этой книги, должен быть свергнут. По его постановлению они должны собираться раз в год на пиршество, которое называется туй, или «день празднества». К тому дню съезжаются со всех концов страны потомки Чингиза — эмиры, хатун и крупные военачальники. Если их султан изменит что-либо в этих постановлениях, то их предводители встают и говорят: «Ты изменил то-то и то-то, сделал так-то и так-то, а поэтому тебя нужно свергнуть». Его берут за руки и заставляют сойти с царского трона и на его место сажают другого потомка Чингиза. А если кто из знатных эмиров в своей стране провинится, то его приговаривают к наказанию, которое он заслуживает. Султан Тармаширин отменил устройство празднества и уничтожил этот обычай. Они разгневались на него за это, а также за то, что в течение четырех лет он жил в округе, примыкающем к Хорасану, и не приезжал в ту часть страны, которая ближе к Китаю. А по существующему обычаю царь каждый год должен был приезжать в те земли, узнавать об их состоянии и состоянии войск, расположенных в них, потому что начало их царства оттуда, а местопребывание их царей в городе Алмалыке. Когда они присягнули Бузуну, тот явился с большим войском. Тармаширин испугался за свою жизнь, не полагаясь больше на своих эмиров. Вместе с пятнадцатью всадниками он направился в Газну, которая принадлежала ему; наместником в ней был его старший эмир, поверенный его тайных дел Бурунтай. Этот эмир хорошо относился к исламу и мусульманам, он построил в своих владениях около сорока завий, в которых кормили приезжих. Под его началом состояло огромное войско. Я никогда не встречал ни в одной стране мира человека более могучего телосложения, чем он.

Когда Тармаширин перешел Джайхун и направился по дороге в Балх, его увидел один из тюркских слуг Йанки — сына его брата Кебека. Султан Тармаширин раньше убил своего брата Кебека, а сын того остался в Балхе. Когда этот тюрк сообщил о виденном Йанки, тот сказал: «Он бежал потому, что с ним что-то случилось». Йанки выехал верхом со своими людьми, схватил Тармаширина и посадил в тюрьму. Бузун приехал в Самарканд, потом в Бухару, где люди присягнули ему. Йанки привел к нему Тармаширина, и, говорят, когда он прибыл в Насаф, около Самарканда, то был убит и похоронен там. За его гробницей смотрел Шамс ад-Дин Гарданбурида. И говорят, что он не был убит, как мы об этом еще упомянем. Гардан значит «шея», бурида — «отсеченная». Его называли так за шрам на шее. Я встретил его в Индии, о чем будет рассказано далее.