Валентин Пикуль - Океанский патруль. Том 2. Ветер с океана

• Название: Океанский патруль. Том 2. Ветер с океана
• Автор: Валентин Пикуль
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9533-3189-0

Вторая книга романа «Океанский патруль» – «Ветер с океана» – посвящена наступлению советских войск в Заполярье в 1944 году, действиям торпедных катеров по обеспечению десантных операций.

---

– Врешь! – сказал Олави, свободной рукой выдергивая из ножен пуукко, но сильные пальцы стиснули ему запястье, и нож выпал. Солдат дернулся всем телом, нога его задела котелок, и грибная похлебка вылилась на раскаленные угли. Костер задымил, стало темнее, и в ноздри ударило одуряющим запахом пищи. Дезертир чуть не заплакал от обиды; в этот момент ему казалось, что умереть, пожалуй, не так уж плохо, но только… зачем голодным?

Олави рванулся снова и понял, что попался в крепкие руки. Заскрежетав от досады зубами, он шагнул вперед, невольно подчиняясь толчку приклада, потом упал на землю и решил: «Не пойду». Тяжелый, словно налитый свинцом, кулак опустился ему на лицо. «Жена моя, дети!» – пронеслось в голове, и, поднявшись и отплевываясь кровью, он вяло побрел в гущу кустарников…

В низком полуосвещенном помещении, куда его привел матрос, Олави снова стал сопротивляться. Он ударил кого-то сбоку и, падая на пол, успел вцепиться зубами в шершавую руку человека. Вцепился и, как волк, не разжимал зубов до тех пор, пока ударом приклада из него не выбили сознание. И тогда в меркнущей памяти снова встали милые лица жены и детей.

– О-о-ох! – протяжно застонал он, а Саша Кротких, зажимая пальцами прокушенную руку, крикнул: – Свяжите его, гада, и на замок, пока не вернется Никонов…

Никонов и Осквик вернулись поздней ночью, голодные и довольные. Они сразу прошли в подвал, где топился очаг, – актер поставил на огонь кофейник. Никонов, стягивая с ног узкие сапоги и морщась от боли в мозолях, внимательно выслушал доклад Саши Кротких, потом сказал:

– Зачем ты его избил?

– Та он мне руку прокусил, собака худая!

– Мало тебе. Ты бы еще нос подставил… ну ладно, веди его сюда, посмотрим… – И, повернувшись к Осквику, добавил по-норвежски: – Черт знает, кто он такой, может, и лазутчик, а может…

Матрос ввел пленного. Никонов испытующим взглядом оглядел жалкую, оборванную фигуру солдата, заметил, что тот небрит уже, наверное, с полмесяца, а когда глянул ему в глаза, то похолодел даже – такая страшная ненависть и злоба светились в глазах этого человека.

– Развяжите ему руки, – сказал он, расставляя на столе плоские егерские кружки из цветной пластмассы.

– Нельзя, командир, – возразил Саша Кротких, – это такая сволочь, что от него всего ожидать можно…

– Я тебе сказал – выполняй.

– Мне-то что, – недовольно отозвался матрос, стягивая с рук пленного прочную удавку «пьяного» узла.

Финский солдат пошевелил пальцами освобожденных рук и, сверкнув глазами, посмотрел в провал черного окна – там виднелись крупные звезды, раскачивались стебли можжевельника…

– Наливать? – спросил Осквик, снимая кофейник с огня.

– Наливай, – ответил Никонов, – и этому налей тоже. А ты, Саша, позови сюда Хатанзея – он по-фински знает… Ну ты, как тебя, Суоми, садись, гостем будешь.

– Суоми, – тихо повторил Олави и, взяв протянутый стакан, выплеснул кофе в лицо Осквику, потом смахнул со стола лампу. Никонов успел перехватить его рукой, когда он уже бросился в окно. На крик актера прибежали люди, и Никонов спокойно наблюдал, как несколько человек не могут справиться с этим жилистым финским солдатом.

– Я же говорил, – сказал Саша Кротких, – что от него что хочешь ждать можно…

– Посадите его сюда! – велел Никонов.

Олави сел на прежнее место к столу и вдруг сказал по-русски:

– Попадись вы мне раньше… я бы вас… – и он взмахнул рукой, словно выдергивая из ножен пуукко.

Сдерживая ярость, Никонов спросил:

– Ты чего такой злой?.. И рваный, грязный… Мы тебе жрать предлагаем, а ты… Так поступают только звери…

– И финны, – закончил Олави, переводя дыхание и вытирая со лба струйку крови, быстро бежавшую к подбородку. – Мне от вас ничего не надо. Одну пулю – и все!

– Уж чего-чего, а пулю-то получишь, – посулил Кротких.

– А ты молчи, не твое дело! – прикрикнул Никонов. – Иди отсюда, все уходите. Оставьте нас одних.

Все ушли. Никонов взял кофейник, снова наполнил кружку Олави.

– Пей, – резко предложил он, – и рассказывай… Что ты здесь делал?

Олави вскинулся снова и, плюнув в лицо Никонова, выкрикнул:

– Пулю!.. Одну лишь пулю!

Никонов смахнул рукавом плевок, сказал с ледяным бешенством:

– Так, значит, говоришь, пулю тебе? Так и быть, по блату устрою…

Рванул парабеллум и – прямо в лоб, этот грязный исцарапанный лоб.

– На! – сказал он, только выстрела не было, слабо щелкнул курок. Выбил патрон – думал, заело, – выстрелил снова, и… пистолет, верно служивший ему все время, опять дал осечку.

Олави не выдержал: рухнул грудью на стол, дергаясь плечами, давился злыми солдатскими рыданиями. Никонов, сунув парабеллум в карман и овладев собой, сел напротив пленного, стал не спеша разбирать его затрепанные документы…

В руки ему попалась солдатская книжка, и он с трудом разобрал в ней слово «Кестеньга».

– Так ты из-под Кестеньги? – спросил он.

Олави молча кивнул.

– А как попал сюда?

Олави не ответил. Но когда Никонов взял в руки мутную измятую фотографию, с которой на него глянуло улыбающееся лицо женщины, чем-то напомнившей ему Аглаю, глаза Олави погасли.

– Жена, – понял Никонов и, перевернув фотографию, прочел на обратной стороне: – Pеtsamо, 1940 vuosi.

Олави посмотрел на Никонова в упор, и взгляд у него был уже по-человечески светлый.

– Сатана перкеле, – шепотом сказал он, – у меня жена есть, дети… двое детей… Я к ним иду… Чтоб и тебя вот так же!..

Никонов понял. Он собрал документы, аккуратно вложил в солдатскую книжку фотографию и передал все это Олави. А когда через полчаса Кротких приоткрыл дверь, то увидел, что оба сидят за столом и мирно разговаривают о чем-то.

– Послушай, Саша, – сказал Никонов, – поищи там чего-нибудь из финского обмундирования. Да получше…

На рассвете Олави вывели во двор и завязали ему глаза. Саша Кротких отвел его далеко от лагеря и сказал:

– Ну теперь иди. Жене от меня привет передать можешь. А вот это наш командир велел тебе отдать, – и он протянул ему пуукко в кожаных ножнах.

Олави сорвал с глаз повязку, поблагодарил:

– Киитос, – и, беря нож, спросил: – А не боишься… а?

Кротких похлопал забинтованной рукой по своему автомату, угрожающе произнес:

– А это что? Я бы тебя сейчас… Вот ты мне, собака, руку прокусил как…

– Мне тоже есть что вспомнить, – начал было Олави, но матрос предупредил его:

– Ты давай иди, иди, а то опять подеремся…

И через несколько дней, таясь от немецких патрульных, Олави добрался до своего дома, стоявшего на окраине города. Волнуясь, постучал в дверь.

Семья ложилась спать, и ему долго не открывали…

Петсамо-воуно

Вахтанг Беридзе вернулся из отпуска только вчера, удивив матросов необыкновенным загаром темно-коричневого цвета. Он привез с собой много южных фруктов, сильно подгнивших в длительной дороге, и банку маслин, которую он показывал всем, аппетитно прищелкивая языком. Соскучившись по команде, он пытался угостить каждого матроса и в первую очередь предлагал эти маслины. Из уважения к командиру матросы брали маслины в рот и спешили поскорей выскочить на палубу, чтобы тут же выплюнуть за борт. Вахтанг привез и молодого вина, но это вино довелось пить только мичману и боцману.

Сегодня старший лейтенант собирался идти в гости к Рябининым, но его неожиданно вызвал к себе контр-адмирал Сайманов, коротко расспросил о том, как он провел отпуск, и сказал:

– Вы помните тот немецкий «охотник» типа «Альбатрос», который вы когда-то взяли на абордаж?

– Он слишком дорого достался мне, товарищ контр-адмирал, чтобы я мог так скоро забыть его.

Сайманов слегка улыбнулся, отчего тонкие морщинки возле его усталых глаз весело выгнулись кверху.

– А каково настроение команды, после того как вы накормили ее солеными маслинами?

Вахтанг не понял шутки и ответил по-военному:

– Как всегда, моя команда рвется в море.

– Что ж, отлично…

Сайманов встал и, заложив пальцы за отворот кителя, на котором горели выпуклые адмиральские пуговицы, не спеша прошелся по кабинету грузным моряцким шагом. Остановившись у стены, где висела карта морского театра военных действий, он велел Вахтангу подойти ближе и начал с того, что сказал, как бы между прочим:

– Наше наступление в Заполярье, товарищ старший лейтенант, становится делом ближайшего будущего…

Только строгие законы воинской дисциплины, запрещавшие перебивать начальника, удержали Вахтанга от вопросов, и контр-адмирал сурово продолжил:

– На этот раз вам доверяется особо… учтите это, товарищ старший лейтенант, особо ответственная и рискованная операция разведывательного порядка. С целью выбора места для высадки наших десантов вы на немецком «охотнике» должны будете проникнуть вот сюда…

Вахтанг поднял глаза на карту, проследив за рукой Сайманова, и на мгновение даже растерялся. Рука контр-адмирала показывала прямо на гавань Лиинахамари, подходы к которой охранялись мощными батареями мысов Нуурмиенисетти и Нуурониеми.