Олег Селянкин - «Казенный человек»

• Название: «Казенный человек»
• Автор: Олег Селянкин
• Издательство: Пермское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1990
• ISBN: 5-7625-0182-5

Новая книга пермского писателя-фронтовика продолжает тему Великой Отечественной войны, представленную в его творчестве романами «Школа победителей», «Вперед, гвардия!», «Костры партизанские» и др. Рядовые участники войны, их подвиги, беды и радости в центре внимания автора.

---

Олег Селянкин «КАЗЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК»

Он не понравился командиру дивизиона катеров-тральщиков капитан-лейтенанту Мухину Василию Васильевичу, С первого взгляда. С того самого момента, когда подошел, козырнул и равнодушно доложил:

— Старший лейтенант Тименко прибыл для дальнейшего прохождения службы.

Доложил, козырнул еще раз и протянул направление, подписанное кадровиком флотилии. Самое обыкновенное направление, каких командиру дивизиона, хотя он и был недавно в этой должности, довелось повидать предостаточно: война не разбирается, рядовой ты, старшина или офицер, расположено к тебе начальство или нет, она с теми и другими порой обходится одинаково безжалостно. В этом направлении говорилось, что старший лейтенант Тименко Петр Лукич назначается в дивизион командиром четвертого отряда катеров-тральщиков. Того самого, который был еще в стадии формирования, того самого, куда Мухин просил направить Бориса Елисеева — однокашника по училищу, волевого командира, умелого организатора, в совместных боях не счесть сколько раз проверенного. А прислали этого Тименко…

Мухин — среднего роста, самого обыкновенного телосложения, а Тименко был ему только по плечо, зато ботинки — размер сорок третий, не меньше; широкоплечий, даже без самого малого намека на талию и поэтому похожий на цилиндр, к которому шутки ради приделали все прочее — голову, руки и ноги; лицо — почти правильный круг, в центре которого нелепо торчала краснущая картошка носа; равнодушные голубые глаза и над ними — козырек строго уставной фуражки.

Вот таким Мухин увидел Тименко. А главное, что больше всего настроило его против старшего лейтенанта, — его абсолютное равнодушие ко всему окружающему! Во всяком случае, именно так считал тогда капитан-лейтенант Мухин.

Мухину было двадцать четыре года, он только в марте прошлого, сорок первого, года окончил Высшее военно-морское училище имени Фрунзе, а сегодня — уже капитан-лейтенант, уже командир дивизиона! Поэтому был несколько скор на выводы, искренне считал себя командиром, который любого человека враз и безошибочно распознает. А Тименко, получив от него официальное «добро», словно нарочно еще подлил масла в огонь, спросив:

— Товарищ капитан-лейтенант, смогу я в ближайшее время получить брюки и китель? Срок носки моих истек на той неделе.

«Еще и крохобор!» — подумал Мухин, но, сдержав себя, ответил, что Тименко все получит обязательно, если… оно есть на базе: нельзя забывать, что Волжская флотилия только создается, что брюки и китель, разумеется, нужны, но не они сейчас главное, решающее.

— Что ж, я — человек казенный, я просто обязан ждать, — отпарировал Тименко, еще раз козырнул и ушел на свои катера.

Было это в конце июля 1942 года, в тот самый момент, когда фашисты активно минировали Волгу. Поэтому и подбегали катера-тральщики к штабу дивизиона лишь по вызову начальства, за продуктами, боезапасом или еще чем, без чего нельзя было продолжать работу на плесе. Так что Тименко не имел возможности еще раз напомнить о брюках и кителе, а у Мухина и других, во много раз более важных, вопросов было предостаточно.

Нет, Сталинградская битва тогда еще не началась (во всяком случае, моряки об этом ничего не знали), но приближение чего-то небывало грозного чувствовалось ощутимо: и сводки Совинформбюрб явно не всю правду сообщали (ведь по Волге шли и пароходы, ставшие госпиталями, значит, сведения о делах на фронте от раненых получали исправно), и фашистские самолеты теперь почти каждую ночь утюжили небо над Волгой. Едва верхний край солнца прятался за прибрежным курганом — появлялись они и безжалостно бомбили все суда, какие им удавалось увидеть, обстреливали из пушек и пулеметов домики бакенщиков и просто берега; самое же поганое — тайком ставили морские неконтактные мины, преимущественно магнитные.

До самого рассвета бесчинствовали фашистские самолеты!

Так что, как говорили матросы, работы было — успевай вертеться.

Самым главным врагом катеров-тральщиков, разумеется, были те проклятущие мины. Именно с помощью их гитлеровцы хотели уничтожить судоходство на Волге. Чтобы сорвать этот замысел, и елозили катера-тральщики по минным полям, елозили, в душе ни на секунду не забывая, что мина может взорваться и под катером. Тогда… Да что говорить про катера-тральщики: большие пассажирские пароходы, если мина взрывалась под ними, переламывались с такой легкостью, как карандаш в руке взрослого человека.

В эту чрезвычайно напряженную пору Тименко опять вызвал неудовольствие Мухина! Он, когда его катера работали порознь, почти всегда обосновывался на каком-нибудь матросском посту наблюдения и связи и оттуда, используя телефоны и радиостанцию поста, переговаривался со своими катерами и штабом дивизиона. А на дивизионе уже сложилась традиция: здесь стало правилом, что во время траления все командиры обязательно находились на катерах-тральщиках, так сказать, вместе с матросами и жизнью рисковали, и радовались, когда удавалось взорвать мину. Даже на командира дивизиона распространялось это неписаное правило.

И, уловив Тименко на одном из постов наблюдения и связи, Мухин в спокойных тонах, но прямо сказал старшему лейтенанту, что до его появления трусов в дивизионе не было и доброе имя дивизиона требует того, чтобы их не стало.

Тименко вроде бы равнодушно выслушал более чем прозрачный намек и ответил без малейшего признака обиды или возмущения:

— Вас понял. Я, так сказать, человек казенный, от приказов других зависящий… Только, как мне кажется, при такой постановке вопроса не командиром отряда, а дублером командира катера-тральщика я становлюсь. Много ли я увижу, если буду сидеть невылазно на одном катере? Однако повторяю: я — человек казенный, а вы — комдив, и если прикажете…

Мухин не приказал: в душе он одобрил командирские рассуждения Тименко. Действительно, разумно ли, например, ему, комдиву, уходить на траление, допустим, с двумя катерами, все прочие заботы взвалив на начальника штаба? Не является ли это пустой бравадой, своеобразным мальчишеством?

Иными словами, для себя Мухин сделал правильные выводы, да и мнение о Тименко у него чуть-чуть изменилось: оценил его командирскую хватку.

Но Тименко будто не хотел, чтобы мнение комдива о нем изменилось к лучшему! Когда началась битва в самом Сталинграде и катерам-тральщикам капитан-лейтенанта Мухина выпало работать на переправах, до командира дивизиона дошел слушок, что Тименко своим матросам перед выходом на задание запрещает переодеваться в парадное: дескать, мы с вами люди казенные и казенное имущество обязаны беречь, дескать, оно казной на вполне определенный срок нам выдано, а вы за считанные недели готовы его в такое состояние привести, что глянуть на вас стыдно будет.

Вроде бы правильно рассуждал Тименко, но душа Мухина взбунтовалась: надо же командиру считаться и с настроением личного состава, и с вековыми традициями русского военно-морского флота! Кроме того, как утверждают медики, чистое белье уменьшает вероятность загрязнения раны.

И опять состоялся разговор. Со стороны Мухина — гневный, приказным тоном. А Тименко только несколько раз сказал равнодушным голосом:

— Вас понял, будет исполнено.

В силу своего характера комдив простил бы Тименко даже пререкания, возможно — резкие слова, оброненные в споре, но этот бесцветный голос, эти невозмутимые голубые глаза, смотревшие на него как на стену, случайно оказавшуюся на пути, были невыносимы, и Мухин твердо решил, что ему с Тименко никогда не сработаться, значит, надо искать причину, которая дала бы возможность избавиться от этого «казенного человека». И стал искать ее.

Однако все задания, которые давались отряду, неизменно выполнялись добросовестно и в указанный срок. Да и матросы относились к Тименко более чем уважительно, прозвали его: «Наш Фурманов». Понимай — за неизменные спокойствие и справедливость.

Мухин просмотрел, можно сказать — изучил, его личное дело. В нем и обнаружил, что в свое время Тименко проходил службу матросом на Черноморском флоте, а война застала его уже в командирском звании и в Днепровской флотилии, где он был командиром отряда бывших польских бронекатеров.

То, что Тименко вышел в командиры из матросов и участвовал в боях с первых дней войны, на какое-то время чуть поколебало решение Мухина. Однако скоро он все поставил на прежние места, выдвинув довод: если верить историкам, прославленный адмирал Ушаков однажды сказал, что его морской сундучок вместе с ним участвовал во всех баталиях, но так сундучком и остался.

Мыслями своими Мухин, конечно, поделился с комиссаром, ждал одобрения, но тот, терпеливо выслушав, ответил:

— Может, спешишь с выводами? Матросы шепчутся, что он представлен к ордену.