Поппи Брайт - Рисунки На Крови

• Название: Рисунки На Крови
• Автор: Поппи Брайт
• Издательство: АСТ
• Жанр: Ужасы и Мистика
• ISBN: SBN 5-17-009624-0

Действие разворачивается спустя несколько лет после событий, описанных в "Потерянных душах". Здесь уже нет вампиров, готического кутежа, внебрачных детей. Здесь семейная трагедия, сломавшая кому-то жизнь, два человека, которых свела сама судьба. Он хакер, который не спит с теми, кто ему нравится. Другой - потерянный мальчик, чей отец убил всю семью и застрелился сам. Неужели это любовь?

---

Зах до боли прикусил губу и тут сообразил, что Тревор о чем-то его спрашивает.

— А?

— Я спросил, чем ты занимаешься.

— М-м-м… — После обнаженной искренности Тревора Зах не смог заставить себя солгать: — Ну, я вожусь с компьютерами. К своему огромному облегчению он увидел, как взгляд Тревора стекленеет. Это было выражение компьютерно неграмотных по собственной воле, обычно появлявшееся в сочетании с поспешным кивком, который говорил: “хватит, это все, что мне нужно знать, пожалуйста, не надо. Только не начинай о битах и байтах, и драйверах, и метрах памяти, и прочей невразумительной дребедени”. Зах сотни раз видел этот взгляд, даже радовался ему. Это означало, что не придется отвечать на неловкие вопросы.

Порывшись в кармане, он нашел последний заранее свернутый косяк, расплющенный и потрепанный, но более или менее целый.

— Ты не против? — спросил он.

Тревор покачал головой. Вытащив одну из подаренных Листом зажигалок, Зах поджег косяк.

Ноздри Тревора раздулись, когда мимо его лица поплыл ароматный дым.

— Лучше не буду, — сказал он, когда Зах предложил ему косяк, хотя Зах заметил, как пальцы у него дернулись, словно он хотел потянуться за ним. — Я вчера покурил травы и едва не потерял сознание. Я к ней не привык.

Зах собрал все свое немалое нахальство.

— Хочешь “паровоз”?

— А что это?

О Господи! Ну как объяснить, что таков паровоз, чтобы это не прозвучало очевидной уловкой, каковой это и является? Дальше этого дело не пойдет, честное слово, не пойдет, мне же он нравится, черт побери, но ведь нет ничего такого в небольшом сбое…

— Это… а… когда один человек вдыхает дым, а потом выдувает его в рот другому. Понимаешь, мои легкие фильтруют дым. И к тебе он попадает уже не такой крепкий. (Ну да, задави его наукой.)

Тревор помедлил. Зах пытался не соскользнуть в прикладную социологию, но сейчас ему казалось, что он чувствует, как из его мозга во все стороны огромными и радостными волнами исходит сила. Ему казалось, он способен уговорить абсолютно кого угодно абсолютно на что угодно.

— Давай же, — подстегнул он. — Трава пойдет тебе на пользу. Трава расслабляет, прочищает мозги.

Тревор поглядел на тлеющий косяк, потом покачал головой.

— Нет. Лучше не буду.

— Что? — не смог скрыть удивления Зах. Он знал, что Тревор скажет “да”, так же точно, как знал, что Лист подарит ему эти чертовы зажигалки. — Но почему?

Тревор изучал лицо Заха так напряженно, как не делали этого большинство его любовников на одну ночь. Зах почувствовал себя почти неуютно под изучающим взглядом этих удивительных серьезных глаз.

— Ты действительно хочешь, чтобы я это сделал? Правда?

Зах пожал плечами, но Тревор, казалось, заглянул ему в череп, в самые водовороты его изворотливого коварного мозга.

— Гораздо веселее курить с кем-то — вот и все.

Снова долгий испытующий взгляд.

— Тогда ладно. Я затянусь.

Заху подумалось, что Тревор вполне мог бы добавить: Но не слишком много себе позволяй, слышишь? Он осознал, что сердце у него бьется быстрее, чем обычно, ток крови ускоряется, а голова — будто наполненный гелием воздушный шар, что уносится в до боли синее, без единого облака небо. Никто его так не пронимал; так он предпочитал заставлять чувствовать себя других.

Глубоко затянувшись, он задержал дым, а потом наклонился и выдохнул долгую ровную струю дыма в открытый рот Тревора. Их губы слегка соприкоснулись. Губы Тревора были мягкими, как бархат, как дождь. Ленточки дыма свились в углах их ртов, кутали их головы бесформенной сине-серой вуалью. Зах не закрывал глаз и увидел, что Тревор глаза закрыл. Как будто его целуют. На фоне бледного пергамента век ресницы у него были темно-рыжие. Заху захотелось коснуться этих век губами, почувствовать на губах шелк ресниц, тайные движения пойманных в клетку глазных яблок на языке…

…прекрасно же ему удается сублимировать влечение, а?

Он потрясенно отстранился. Стоило ему решить, что кто-то его не заводит, и его просто больше не заводило. Во всяком случае, так это всегда было раньше. Он позволял себе иметь кого захочет, если у него не было веской причины их не хотеть, и либидо всегда отплачивало ему тем, что давало полный контроль

над собой.

До этого момента.

Откинувшись на влажную траву, Тревор закинул на лоб локоть. Зах увидел сосновые иголки, запутавшиеся в его длинных волосах, свежую грязь под ногтями, мельчайшие капельки воды, пойманные в тоненьких волосках вокруг сосков.

— Итак, — сказал Тревор, выдувая свой “паровоз”, — твои родители пытались тебя убить?

— Мой папа четырнадцать лет тузил меня почем зря. Мама в основном обходилась языком.

— Почему ты оставался? Зах пожал плечами.

— А куда мне было податься? — Углом глаза он увидел, как Тревор кивнул. — Конечно, я все равно мог сбежать, когда мне было лет девять-десять. Но тогда меня бы всю жизнь ждали сплошь члены на кладбищах автомашин. Я дождался, когда сам смогу о себе позаботиться — помимо того, чтобы отсасывать кому ни попадя. Потом сбежал. Просто исчез в другой части города. Они никогда не пытались меня разыскать.

— Что это был за город?

Зах помедлил. Ему все еще не хотелось лгать Тревору, но он не мог начать рассказывать разные истории разным людям.

— Можешь не говорить, если не хочешь.

— Новый Орлеан, — сам не зная почему ответил Зах. — Но ты никому не говори.

— Ты в бегах или что?

Молчание Заха говорило само за себя.

— Я понимаю. Ты не думай, — продолжал Тревор, — я бежал от этого места семь лет. Но знаешь, со временем начинает тошнить от этого.

— Ага, поэтому ты возвращаешься, и это место пытается заставить тебя вышибить чужие мозги.

Тревор пожал плечами.

— Да я вроде никого не ждал.

Зах расхохотался. Он просто не мог ничего с собой поделать. У этого парня такой бардак в голове… но он умен и, несмотря на странную свою асексуальность, слишком уж красив. С мгновение Тревор смотрел на него, потом осторожно присоединился к смеху.

Они уже дружески ухмылялись друг другу, покачиваясь на облаках ганджи. Зах вдруг подумал о том, что, быть может, все-таки можно любить кого-то и заниматься любовью с ним же. Что-то в этой спонтанной улыбке на лице, которое не привыкло улыбаться, заставило его спросить себя, почему он всегда отказывал себе в удовольствии физически наслаждаться человеком, который ему небезразличен. Разве не чудесно было бы увидеть, как кто-то — ну ладно, кто-то вроде Тревора, — вот так улыбается только потому, что Зах знает, как сделать так, чтобы ему было хорошо? Возможно, это даже лучше, чем когда тебе отсасывает хорошенький, почти что анонимный незнакомец в задней комнате универмага в штате, который ты никогда больше и не увидишь.

Вероятно, нет. Вероятно, это закончится жестокими словами и слезами, болью, обвинениями и сожалениями, быть может, даже кровью. Таков почти гарантированный риск подобных отношений.

Но где и когда он решил, что именно на этот риск он не пойдет, если он с такой радостью шел — более того, искал, — другие?

Тревор пристально смотрел на него. Смотрел так, как будто собирался спросить “О чем ты думаешь?”, но не спросил, что обрадовало Заха. Он всегда ненавидел этот вопрос. Похоже, люди задают его только тогда, когда ты думаешь о чем-то, чем не намерен делиться.

Вместо этого Тревор как будто через силу спросил:

— Мы раньше встречались? Я тебя знаю? Он нахмурился, словно хотел задать совсем не этот вопрос, но не мог найти слов для нужного. Зах покачал головой:

— Не думаю. Но…

— Такое впечатление, что встречались, — закончил за него Тревор.

Загасив полусгоревший косяк, Зах убрал его в карман. Несколько минут они сидели в полном молчании. Ни один из них не хотел первым сказать слишком многое, слишком далеко завести словами эту странную идею. Зах размышлял о необратимости слов в реальном мире. Во многом он предпочитал простоту компьютерной вселенной, где по желанию все можно исправить и стереть, где на все твои действия система реагирует определенным, заранее известным образом.

Но там ты со временем натыкаешься на стену предсказуемости. Здесь же малейшее смещение семантики может превратить ситуацию в непредсказуемую, и это тоже манило его.