Владимир Контровский - Томагавки кардинала

• Название: Томагавки кардинала
• Автор: Владимир Контровский
• Жанр: Альтернативная история

Это мир, в котором Североамериканские колонии остались за французами, более того им даже удалось вытеснить от туда англичан. Причём одним из факторов этой победы стала иная политика в отношении ирокезов, тесный союз с ними и принёс французам победу (отсюда и название книги).

Хочется отметить историческую часть произведения - альтернатива очень реальна и продумана, что достаточно редко встречается среди современной АИ. Кстати, в произведении нет ни каких попаданцев, да они и не нужны, мир и так смотрится очень реально.

---

…Законодатели так и не смогли придти к единому мнению по вопросу об Индиане — заседание Конгресса было отложено.

— Не ожидал я, что наш Огюст окажется таким упрямцем, — с досадой сказал отец Бюжо вице-президенту. — Нам нужна вся эта страна, от океана до океана, и все препятствия на нашем пути должны быть устранены. Неужели в Шамплене настолько силён голос крови его ирокезских предков?

— Я бы на его месте не колебался, — буркнул Адамо. — Уничтожить дикарей, повинных в кровавых злодеяниях против белых, — благо. У английского поэта Шекспира есть хорошие строки «Мавр сделал своё дело» — ирокезы нам больше не нужны. Однако Шамплен очень популярен: он национальный герой Америки, и даже наша новая столица названа в его честь. К мнению Огюста прислушиваются не только простолюдины, и с этим нельзя не считаться, не говоря уже о том, что Шамплен — законно избранный президент Объединённых Штатов Америки.

— Герои, в отличие от богов, смертны, — задумчиво произнёс «чёрный кардинал». — И вы правы, Жан: все препятствия на нашем пути должны быть устранены.

* * *

1795 год

Семён Лыков сидел на берегу лесного ручья, положив на колени ружьё, и жмурился на весеннее солнышко. Мог ли он подумать, что его тридесятое царство окажется таким?

Как быстро летит время… Стёрлись из памяти лица Лукерьи и детей — они далеко, и он, Семён, их уже никогда не увидит, — ушла в глубь души и почти затихла ноющая тоска по России. Его здешнему сынишке уже четырнадцать — индейцы зовут мальчишку Маленьким Медведем за небольшой (в отца) рост, косолапость и недюжинную силу, а сам Семён кличет его медвежонком. Отряд Каменского давно ушёл на запад, но дошли былые товарищи унтер-офицера Лыкова до Тихого океана, нет ли — Бог весть. Война вроде кончилась, на востоке образовалась новая держава, однако Семёна это мало интересовало: он нашёл свою судьбу здесь, в этих лесах — причудливы судьбы людские.

Вздохнув, он встал, подобрал с травы трёх добытых уток, закинул на плечо ружьё и зашагал к дому. Охотник порядком оголодал, а Настя наверняка уже приготовила что-нибудь вкусное — заботливая у него жёнка, грех жаловаться.

ИНТЕРМЕДИЯ ВТОРАЯ. Свинцовая запятая

1795 год

…Над ночной Филадельфией бесновалась и выла снежная метель, пришедшая с Атлантики, — редкое ненастье для этих благодатных мест. Жители попрятались по домам, к теплу очагов, и сидели там, заперев двери и прикрыв оконные ставни, в щели которых лишь кое-где пробивался слабый свет. Во всём городе ярко светилось всего одно окно — на втором этаже Дворца Независимости, где пока (до завершения строительства Мезон-Бланш в новой столице Объединённых Штатов) находился рабочий кабинет президента. Но это окно горело почти каждый вечер — горожане привыкли, что президент Шамплен допоздна засиживается в своём кабинете.

— Я очень тобой недоволен, Огюст, — скорбно произнёс отец Бюжо, положив на стол свои высохшие старческие ладони, — и не только я один: мы все тобой недовольны.

«Сколько же ему лет? — думал Шамплен, глядя на эти «птичьи лапки». — Бюжо был стариком ещё при Монткальме, с тех пор прошло тридцать пять лет…».

— Ты забываешь, кто мы, Люди Круга, и что мы сделали. Мы сделали эту страну по образу и подобию, мы заложили основы. Мы нашли деньги, мы подтолкнули революцию во Франции, а ты возомнил, что всё это твоя заслуга или заслуга так называемого народа?

«…но он ничуть не изменился — словно застыл. Бюжо не только человек-без-имени: он ещё и человек-без-возраста…».

— Народ — это стадо, которому нужны поводыри, знающие, куда это стадо вести — к Земле Обетованной или в Ад, неважно.

«А может, он вообще не человек, а посланец Преисподней?».

— И ты забываешь, Огюст, что ты тоже Человек Круга, и что все твои прочие титулы и звания — ничто, пыль под ногами. Ты выходишь из повиновения, а этого делать нельзя!

Президент Объединённых Штатов молчал.

— Ты меня слушаешь, мой мальчик? — почти ласково спросил «чёрный кардинал».

— Я вас слушаю, мессир.

— И что ты мне скажешь? Конгресс объявит войну Индиане?

— Нет, Бюжо («Как, оказывается, трудно вытолкнуть из себя такое короткое слово…»). Индиана будет принята в нашу федерацию на правах штата — я буду на этом настаивать («Я его не боюсь!»).

— Мне очень жаль, Огюст.

С этими словами «духовный отец» встал, накинул капюшон и вышел — словно чёрная летучая мышь промелькнула.

Оставшись один, президент Шамплен долго сидел неподвижно, глядя на трепещущее пламя свечей в серебряном шандале, стоявшем перед ним на столе. «Прав ли я? — думал он. — Ведь я тоже хочу построить Новый Карфаген и нашу Великую Пирамиду, и… Нет, только не такой ценой!».

Ему вдруг показалось, что в комнате есть кто-то ещё. Шамплен повернул голову и увидел у окна смутную тень, принявшую очертания женской фигуры в длинном платье. «Да ведь это же… Это она, Метэйнэй — Птица, поющая при дневном свете, индейская принцесса и жена Самуэля Шамплена, моего предка и основателя Новой Франции! Это она — я видел её портрет!». Огюст различал лицо индеанки, красивое и грустное, и ему хотелось услышать её голос. Но Метэйнэй молчала — она была всего лишь тенью…

«Как жаль, что у меня нет детей, — думал Огюст, — мой брак с Люси был бесплодным, а теперь я старик, и мне уже поздно думать о детях. На мне прервётся род Шампленов…».

Рядом с призраком Метэйнэй появилась ещё одна женская тень. И Огюст узнал и эту женщину, хотя их давняя встреча была такой недолгой, и вспомнил её имя, хоть и слышал его всего один раз.

— Нэстэйсакэй, — прошептал президент Объединённых Штатов, — Белоглазая Птица…

Он вскочил, едва не повалив кресло, бросился к окну, словно пламя свечей толкало его в спину, протянул руки, и…

Его пальцы встретили пустоту — обе тени исчезли. Растаяли…

Шамплен уткнулся разгорячённым лбом в холодное оконное стекло. Он вглядывался в ненастную темноту за окном, как будто надеялся увидеть там что-то важное. «Пока я жив, — думал президент, — народ ходеносауни будет жить, и никто не посмеет причинить зло людям Длинного Дома!».

Выстрела он не услышал — он только почувствовал тяжёлый удар в лицо.

* * *

— Это дело рук индейцев-ирокезов! — лицо Жана Адамо перекашивала злоба. — Эти дикари убили Огюста Шамплена за то, что он отказался принять их карикатурную пародию на республику в состав Объединённых Штатов и одарить их всеми благами цивилизации, которую мы строили тысячелетиями! Это сделали они — у резиденции нашего президента под окном, на том месте, откуда был сделан роковой выстрел, были найдены следы мокасин. Двое солдат охраны тоже были убиты: их убили томагавками и сняли с них скальпы — кто ещё, кроме ирокезов, мог это сделать?

Огромная толпа, собравшаяся на похороны первого президента и национального героя Америки, молчала. Воздух был пропитан человеческой скорбью, и скорбь эта мало-помалу переплавлялась в ярость и жажду мщения.

— Народ Объединённых Штатов понёс тяжёлую, невосполнимую потерю. Мы никогда не забудем Огюста Шамплена — его именем названа наша столица, и будут названы корабли и улицы, острова и горные вершины. Имя Огюста Шамплена навеки вписано в историю Америки, и прах его будет перемещён в склеп под Капитолием, строящимся в Шамплене!

Мужчины угрюмо молчали, опустив головы. Женщины плакали.

— И мы отомстим за его смерть! — В голосе Жана Адамо прорезались истеричные ноты. — Ирокезы, кровожадные убийцы, веками резавшие мирных колонистов, женщин и детей, — вспомните Бастонь! — будут стёрты с лица земли, уничтожены все, до единого человека! Это я говорю вам как американец и как президент Объединённых Штатов! Пора положить конец бесчинствам ирокезов — хватит! Хорош только мёртвый индеец!

…Через два месяца после похорон Огюста Шамплена американские войска двинулись к Великим озёрам — на территорию Лиги Шести племён: на ирокезов.

Люди Круга были довольны — сделан ещё один шаг.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. БЛЕДНОЛИЦЫЕ БРАТЬЯ

1799 год

Костёр прогорел до угольев. Семён закатил на угли обрубок древесного ствола — пусть тлеет, тепло будет, а яркий огонь в ночи им сейчас не нужен. Сел, накинув на плечи одеяло и держа под рукой штуцер, — мало ли что. Прислушался к прерывистому дыханию спящего сына — дойдёт ли парень? Рана вроде не тяжёлая, но путь-то ох какой неблизкий. Ничего, если будет надо, он понесёт своего Медвежонка на руках хоть до самого края земли, потому что нет для них больше места в этих краях.

Бывший унтер-офицер егерского батальона Семён Лыков сидел у огня и вспоминал…

* * *

1780 год

…Когда Лыков пришёл в себя, он обнаружил, что лежит на земле, а перед ним сидят три размалёванных полуголых индейца и разглядывают его как какую-то диковину. Болела голова — крепко приложили, аспиды, — руки у Семёна были связаны за спиной. Заметив, что пленник очнулся, индейцы бесцеремонно поставили его на ноги и погнали через лес. Лыков не противился — если его не убили сразу, значит, он зачем-то нужен дикарям, а там поглядим. Правда, на душе было муторно: Семён помнил рассказы о том, как ирокезы мучают пленных, жгут их огнём, срезают с головы кожу вместе с волосами и даже поедают. Но так уж устроен человек, что сам он редко когда торопится на тот свет — надежда умирает последней.